Мужики, периодически появлявшиеся на горизонте, исчезали скорее, чем Вася успевал пробить по ним информацию.
И это меня радовало. Эгоистично и по-мудацки. Потому что складывалось ощущение, что она меня ждет.
Хотя, она ясно дала понять, что не ждет.
Но вот так.
Тупо и бестолково.
Мне в те годы было некогда даже голову поднять, настолько был занят. Это только кажется, что стоит наладить бизнес — и можно ехать отдыхать под пальмами. А вот нихера.
Нет, конечно, ты можешь ехать отдыхать. Но тогда не факт, что вернешься, и это будет все еще твой бизнес. И не факт, что он вообще будет. В нашей стране ни в чем нельзя быть на сто процентов уверенным. Ну, кроме того, что при любом удобном случае тебя макнут по макушку в дерьмо, разумеется. Это всегда, с удовольствием и, главное, бесплатно.
Так что у меня времени хватало на один раз в день пожрать и четыре часа ночью поспать.
И, наверно, это было хорошо. Я настолько был поглощен работой, что никого и ничего вокруг не замечал. Даже бабы были не актуальны. Я и до встречи с Шипучкой был охеренно переборчивым, братва ржала всегда, что мне шалав со справками надо, а тут и совсем перестал обращать на них внимание.
Просто потому, что они — не те. Не то. Не Шипучка.
Да и в голове все время была она. И в снах — тоже она. По-прежнему. И никого и ничего не надо было. Только она.
Примерно раз в неделю мне рвало крышу. И тогда я искал варианты уехать в Питер. Просто накатывала тоска, дикая, плохо контролируемая, и невозможно было ее ни залить ничем, ни заглушить. Но вариантов не было. Чертов бизнес держал меня похлеще решеток. Без возможности срулить.
Да и голова включалась.
Вряд ли Шипучка будет мне рада. Потому что у меня по-прежнему нечего ей предложить. Конечно, теперь у меня все более-менее легально было, но я-то оставался все тем же зеком Сухим. И круг общения у меня тоже не поменялся.
И вот что я приеду?
«Собирайся, Олька, со мной на Дальний»?
«Я покажу тебе границу с Китаем, сопки, лесопилки и щербатых расписных подчиненных, и такого же партнера»?
Охрененное предложение.
Нет, это явно был не вариант.
Но я искал. Отчаянно искал.
И нашел в итоге.
Вот только нихрена все равно не поменялось.
Потому что с Шипучкой такие игры не проходят.
34. Сейчас
— Олег, мне на работу скоро выходить, я, наверно, поеду…
Я аккуратно складываю тарелки в посудомоечную машину, медленно так. Очень медленно. И чувствую тяжелый, как каменная плита, взгляд на спине.
Сухому сильно не понравились мои слова. И теперь он, похоже, ищет аргументы.
И здесь вопрос сразу: какого рода будут аргументы? Эмоциональные? Или физические уже, наконец?
И, судя по интенсивности возгорания моей задницы, второй вариант более реален. Сухой никогда не отличался терпением. Кроме его осады моей крепости, само собой.
Хотя, какая там осада?
Я сразу на милость противника сдавалась всегда. Как Кутузов французам.
Сдать временные позиции. Чтоб выиграть войну.
Вот только в нашей ситуации нет выигравших.
Все в проигрыше.
Поэтому и нет смысла дальше затягивать.
Я пробыла здесь, у Олега, в его чертовом бункере, неделю.
Уже давно оправилась, пришла в себя.
На следующей неделе мне выходить в смену.
А, значит, пора и честь знать.
Задумываюсь над тем, что это было самое долгое наше совместное времяпрепровождение за девятнадцать лет, и, что самое смешное, совершенно без секса.
Сначала мне было нельзя.
Теперь уже вроде как можно, но Олег носится вокруг, словно я хрустальная. Шагу не дает ступить. Как еще позволил посудой заняться? Обычно это делает прислуга, но сегодня всех отпустили.
И мы одни.
В его здоровенном пентхаусе, откуда прекрасно виден исторический центр города.
Хорошо, что сюда привез, а не в загородный дом-гробину. Здоровенный и бессмысленный. Я оттуда как-то раз ночью уходила пешком. Дура ненормальная.
Прошла целых двести метров по темной дороге.
А потом меня догнали и утащили в машину.
Я невольно вспоминаю это безумие.
Когда это было? Черт…
Не соврать бы…
Наверно, когда он впервые появился передо мной в новом образе правильного немецкого герра.
Я тогда глазам не поверила.
Как раз со смены шла, усталая, во дворе машину огромную увидела.
Но даже не мелькнуло ничего.
Олег исчез восемь лет назад.
И не появлялся. Не звонил и не писал. Но я знала, что приглядывает. Васю видела периодически. И на работе у меня все прямо так хорошо складывалось. Начали предлагать должность заведующей. Честно, сначала не связала одно с другим.
Обрадовалась. Приятно, когда тебя ценят. Хотя я работала не за должность, а просто потому, что ничего больше не хотела. Как-то все слилось в один сплошной день сурка: работа, выезды, пациенты, дом, сон, работа. Повышение квалификации. Опять работа, мельтешение города за окном машины, шутки водителя, молчаливая спина Вадима-фельдшера, пациенты, все однотипно.
Кофе растворимый на станции в перерывах, после смены — коньяк в кофе и спать.
Я даже не вспоминала про Олега.
Нет.
Странно было бы вспоминать того, кто у тебя в голове постоянно. Кто тебе снится, кто с тобой разговаривает.
Про любовь говорит.
«Я люблю тебя, Шипучка»… Да.
В шкафу на верхней полке — его письма. Бумажные свидетели того, что у меня когда-то было счастье.
Было одно на двоих питерское серое небо, прогулки под моросью дождя, мокрые поцелуи, горячие руки, которые всегда подхватят, всегда спасут.
Не подхватили. Не спасли.
После того, как я прогнала его, обезопасив себя, свою душу от очередного вторжения, от разрушения, прошло много времени.
А мне все казалось — я вчера только на него смотрела. В ярком свете туалетной комнаты навороченного клуба.
Я не ждала, что вернется, нет.
Я просто знала, что он где-то есть.
И чувствовала спокойствие. Той частью сердца, что еще функционировала.
Когда хлопнула дверь машины, выпуская высокого худощавого пассажира, я даже не поняла ничего.
Просто как-то замерла, застыла.
Мы стояли в нескольких метрах друг от друга и смотрели.
Я, машинально отмечая, насколько он изменился, кажется, дышать перестала.
А он изменился.
Стал суше. Выше, кажется. А еще… Как-то представительней.
В нем уже было не узнать того приблатненного парня Олега, что встретился на пути двадцатилетней студентки медколледжа, не было ничего и от усталого зека Сухого, вернувшегося из зоны к женщине, которая его не ждала.
Нет, это был кто-то другой. Незнакомый. И пугающий. И взгляд такой ледяной. Острый. Хищный. Сразу понятно становилось — хозяин жизни.
А потом он шагнул навстречу.
— Привет, Шипучка.
И сразу все обрушилось на плечи.
И его взгляд при первой нашей встрече, и его жадность после долгой разлуки, его горячие губы, его руки требовательные, его запах.
Еще шаг — и я в его руках. И все по-прежнему.
И я словно не новая, стервозная Шепелева, которую не особо любят коллеги, несмотря на мои вечные им подмены и безотказность в помощи, которую опасаются пациенты, потому что не миндальничаю, говорю все, как есть. Да и в приемниках города меня тоже знают. И пациентов моих не перекидывают из одной больницы в другую.
Я — не она. Я — та, прежняя, истосковавшаяся по своему любимому человеку женщина. Та, что выла по ночам, глотая слезы и не отводя воспаленных глаз от шкафа с письмами.
Он — тоже прежний. И пахнет от него будоражаще. Долгой дорогой, теплотой и жаром полуденного солнца. Им самим пахнет.
Короче говоря, битва была выиграна без единого выстрела, и я оказалась в его странном загородном доме очень быстро.
Правда, нам все равно хватило времени на жесткий, обжигающий секс с машине, просто потому, что никто не способен был терпеть.
