Глаза Петеньки в этот момент смеялись и он, быстро проживав и проглотив, укусил ещё больший кусок.
— Ладно, привораживай, я и так уже, похоже, того! — проворчал он, запив бутерброд чаем.
— Ч-чего тог-о? — спросила заикаясь.
— Приворожён, покорён, влюблён, что-то вроде этого. — берясь за работу, перечислил без особой радости.
— Ну-у-у… — протянула я, будучи в смятении, — Это не я! Оно само у тебя… — оправдалась как могла, но задумалась, вдруг и правда яйца виноваты.
— Женщина! Ну ты! Ха! Ха! — рассмеявшись, Петенька взялся за работу, — Ты что, действительно думаешь, что я верю во всю эту чушь с приворотами? Я шучу просто. — смеясь, успокоил меня, — Но только про привороты. — серьёзно добавил, взглянув на меня очень однозначно.
— М-м-м. Давай помогу тебе! Быстрей спать пойдём, я, вообще, кино хотела посмотреть, но ты, наверное, спать будешь да? — затараторила о чём угодно, лихорадочно понимая, что мне тут в любви признаются!
Чёрт!
К этому я была вовсе не готова. Вот если бы Петенька сказал, что мои бутеры гадость редкая и их жрать невозможно я бы была более готова к такому.
— Да можно и кино, но учти, задрыхнешь на диване, я тебя на кровать не потащу. Спина у меня. — согласился с печалью в голосе, адресованной исключительно состоянию спины.
Меня его такая реакция даже развеселила, и я как-то расслабилась, что ли.
— Чё, правда, прям влюбился? — спросила веселясь, и с тупеньким выражением лица, беря в руку шпатель, которым работала с утра.
— Да-а. Представляешь беда какая с головой. — сказал серьёзно и с сожалением, так что я не сомневалась в правдивости такого заявления.
Уже хотела возмутиться на то, что в меня, по его мнению, только больной на голову влюбиться может, но тут этот скунс не подавил смешок.
Хотя пытался.
— Очень смешно. Ну так мне в любви ещё не признавались. — ворчала я, не решаясь начать работу.
Могла накосячить с таким-то настроением.
— Как умею. — пожав плечами признался Петенька, — Помогать будешь? Или шпатель верни. — кисло спросил Петенька, стоя без дела с правилом в руке.
— Буду! — подсуетилась и с улыбкой принялась за дело.
Ну надо же! Сначала облаял меня, потом намекал на алкоголизм, редьку припёр, ой! Признался в любви, и подумать только, на восьмой день знакомства! В голове был сплошной единорожий помёт, от радости голова совсем не варила, но работать я могла.
Вроде не забыла, как правильно и делала как нужно. Пётр, как и прежде был хмур во время работы и молчалив, но недолго.
— А ты? — спросил меня, берясь править то, что я накидала на стену.
А я сразу поняла о чём, и для чего он спросил именно в этот момент. Делая работу, он мог не смотреть на меня и в глаза.
— Ты ничего такой, покорена, можно сказать, но ещё не влюблена. У меня с этим сложности. — честно призналась, что да, я тот ещё фрукт неправильный.
— Так, ясно понятно, Язва такая! Дураков нет! — заявил этот гад я готова была запустить в него чем-то тяжёлым, но побоялась убить ненароком.
— Тоесть, выходит, ты дурак? — нашлась, слава богу, что ответить ему и даже засмеялась на радостях от того, как он сам себя подставил под ярлычок дурочка.
— Нет. Я просто иммунитет к Язвам имею. — заявил Петенька, уступая мне место у стены.
— Ну судя по тому, что ты не женат, прививка Язвой прошла неудачно. — подвела итог и в комнате воцарилась сопящая тишина.
Петенька теперь не только хмурился, он ещё и громко сопел, недовольный моим замечанием. Я же решила ускориться, хотелось скорей доделать работу, а то голодный Петенька равно злой Петенька…
Закончив шпаклевать комнату Петенька, решил доесть бутерброд и допить остывший чай, я стояла чуть в сторонке и как-то было не по себе от его молчания. Мне, казалось, что я его очень обидела своей последней фразой, и выдохнула, когда он всё же заговорил.
— Я у тебя помоюсь? А то ждать меня ещё придётся. — вполне мирно спросил, без тени какой-то обиды или недовольства.
— Да! Потрём друг другу спинки? — радостно предложила, держа себя в руках.
И всё же язык враг мой и обидеть Петеньку я не хотела. Теперь тщательно подбирала каждое слово.
— Но только спинки, сил на тебя у меня уже нет. Извини. — честно признался он, враз захомячив остатки бутерброда.
— Договорились. — переминаясь с пяток на носочки, как отличница покорно ждала его на месте, не смея говорить что-то язвительное.
Чуть позже мы прошли в комнату, где стояла раскладушка и сумка с вещами.
— Чего ты такая? — спросил пухнорыленький, собирая с собой чистые носочки и трусишки, пока я ждала его, стоя за спиной.
— Какая? — мой голос от длительного молчания стал хриплым, и я поспешила откашляться.
— Тихая, словно что-то задумала. — Пётр честно поделился со мной своими мыслями и это меня так подкупало, что ли.
У нас всегда всё честно и между нами нет недосказанности. Есть чувства он их открыл, есть мысли, а он не ходит вокруг да около и сразу говорит как есть. Невероятно и чудно.
Я, кажется, именно на это и повелась.
— Да нет. Ничего не задумывала, просто устала. А что? Не нравлюсь тихоней? — просто так спросила, чисто для информации.
— Нравишься, но вызываешь подозрение. Знаю я тебя. Язву. — отрезал Петенька.
— Ты меня всего лишь неделю и знаешь. — тихонько ответила, это было забавно, вот такой ерундой вызывать у Петра подозрение.
Наверное, в его голове в этот момент взрывались тухлые яйца, подложенные мной, и пауки сыпались за воротник. Тоже с моей подачи. Эх!
— С тобой день за год! И не неделю, а восемь суток, девятые пошли. — ответил он, резко застегнув молнию сумки.
Его сборы были окончены, и мы спустились ко мне. Петенька сразу без сантиментов схватил меня за руку и потащил в ванную. Тело отреагировало сразу же! Всё нутро так сладко завибрировало на мгновение, и я уже не была согласна на просто спинки потереть. В мозгу как минимум зародился коварный план на минет. Раз уж Петенька устал, а я вдруг полна сил и желания, то получить и доставить удовольствие мне не составит труда!
Мы забрались в ванну, одновременно срываясь в поцелуй. Страстный и жадный, терзающий всё ещё не зажившие губы и много позже, плавно перерождающийся в нежный и ласкающий. Наши языки сплетались, вновь и вновь, мы кусали друг друга за губы на равных, желая изучить каждую клеточку друг друга, без возможности отрываться. А между тем мы даже воду не включили. Тупо стояли в ванне посередине и целовались, голыми телами в одно целое.
А в голове одно лишь слово. Сладко. И призрачная сладость действительно ощущалась на языке, хотя я понятия не имела, как такое возможно.
— Ну что ты творишь? Я же уроню тебя! — словно взмолился Петенька, с трудом отрывая меня от себя.
— Куда уронишь? Не надо уронишь. Садись! — велела ему и о боже!
Он выполнил мою просьбу. Уселся на дно ванной, с блаженным стоном откинулся на прохладный борт. Я же отвлеклась на воду, настроила и потянулась за мочалкой с гелем для душа.
Сначала хотела этого потного пухнорыленького отмыть, а потом уж приласкать. После таких поцелуев он от меня точно не обласканным не уйдёт.
— Что и мыть меня сама будешь? — спросил с удивлением в голосе и взгляде.
— Да нет же. Это, я себе. — так стоя и стала намыливать тело, чуть полив на себя из душевой лейки.
Прошлась полной пены мочалкой от подбородка по шее и вниз, наклоняясь низко, чтобы достать до самых кончиков пальцев на ногах. И всё это под плотоядный мужской взгляд.
— Заяц! Ну-ка! Не дразнись! Я устал! — очень милым и ворчливым голосом потребовал Петенька, пытаясь подтянуть меня к себе, цепляясь ступнёй за щиколотку.
Со смехом поддалась ему, опустилась на колени, что надо сказать после такой внезапной физической нагрузки было сделать сложновато. Даже изо рта в этот момент вырвалось какое-то жуткое кряхтение, но из-за шума воды его слышала лишь я.
Ужас!
