Никакого ответа не приходит.
Сейчас в Китае должно быть около восьми утра, но он может быть слишком занят для ответа.
Я уже собираюсь попытаться заснуть, когда мой телефон вибрирует в руке, заставляя вздрогнуть.
Эйден: Я всегда здесь для тебя, милая.
Мое сердце делает переворот, будто снова влюбляется в Эйдена.
Разве мы уже не прошли эту фазу, сердце?
Прежде чем я успеваю ответить, на моем экране загорается еще одно сообщение.
Эйден: Тебе приснился еще один кошмар?
Боже. Он так хорошо меня знает. При нормальных обстоятельствах я бы в это время крепко спала.
Эльза: Наполовину кошмар. Наполовину сон.
Эйден: Расскажи.
Эльза: Сон был о тебе.
Эйден: Я говорил тебе, что однажды я буду сниться тебе так же, ты мне. Был ли сон извращенным?
Эльза: Нет.
Эйден: Наполовину извращенным?
Эльза: Что вообще значит «наполовину извращенным»?
Эйден: Это значит, что я привязал тебя к столбику кровати и трахал тебя на протяжении всего дня.
Я кусаю внутреннюю сторону щеки, температура тела поднимается.
Эльза: Нет. Все было не так.
Эйден: Все было не так, да? Забавно, потому что мне приснился такой сон. Нам нужно синхронизировать наши сны.
Я подавляю улыбку. Какой магией обладает Эйден, чтобы я чувствовала себя лучше даже через смс?
Эльза: Если я попрошу тебя рассказать мне о прошлом, ты расскажешь?
Я ожидаю, что он подумает об этом, скажет мне, что я не готова, но ответ приходит незамедлительно.
Эйден: Когда захочешь.
Из меня вырывается прерывистое дыхание. Тот тип дыхания, который снимает некоторый вес с груди. Не весь, но облегчение имеется, каким бы крошечным оно ни было.
Эльза: Спасибо.
Эйден: Не благодари меня, пока не узнаешь все факты.
Моя рука, сжимающая телефон, становится липкой. В глубине сознания существует гигантская коробка под названием «Нелёгкая Правда», но его слова увеличивают эту коробку, она становится шире и больше, чем может вместить моя голова.
Мы с папой говорили о моих пропавших воспоминаниях, наедине и с доктором Ханом. Мой психиатр рекомендовал мне запомнить самостоятельно, не слушая пересказов, и папа подчинился.
Правда коварная штука. Как и ведьма, она требует высокой цены, прежде чем освободить тебя.
Жизнь, какой я ее знаю, может превратиться в дым, включая мои отношения с папой и Эйденом.
Я подавляю эту страшную мысль и печатаю вопрос, который задавала с тех пор, как он ушел.
Эльза: Когда ты вернешься?
Эйден: Меньше, чем через неделю.
Эйден: А что? Скучаешь по мне?
Я даже не думаю, когда печатаю. Я больше не слушаю свою паранойю. Отрицание моих чувств к Эйдену только разрушило меня изнутри.
Эльза: Да.
Телефон светлеет от его имени и фотографии нашего первого поцелуя.
Дерьмо.
Я не думала, что он позвонит.
Прочистив горло, я отвечаю:
— Привет.
— Скажи это. Мне нужно это услышать.
Резкость в его тоне вызывает мурашки, пробегающие по спине. Этот голос создан для грязных, властных слов.
— Что сказать?
— Что скучаешь по мне.
— Я скучаю по тебе.
Мой голос низкий, страстный. Я даже не знала, что владею таким диапазоном.
— Черт, милая. Я твердый.
Волна желания хватает меня за горло. Оно покалывает внизу моего живота, скапливаясь.
— Да?
— Блядь, да.
Его рычание грубое, даже животное.
Боже. Мне нравится его голос, когда он позволяет своему настоящему «я» просвечивать сквозь него.
— Ты сводишь меня с ума, Эльза.
— Насколько сильно? — я спрашиваю, потому что ничего не могу с собой поделать.
— Достаточно сильно, чтобы дрочить в ванной, когда я должен быть внизу.
Мои щеки горят, будто их подожгли. Все тело пылает.
Жажда в голосе Эйдена заразительна. Это тот тип желания, который хватает тебя за шею и не отпускает.
— Поговори со мной, милая. Дай мне услышать твой голос. — он делает паузу. — Забудь. Прикоснись к себе, словно я рядом, с тобой.
Моя свободная рука уже путешествует под майкой, лаская нежную кожу груди. Они тяжелые, ноющие.
— Как ты хочешь, чтобы я прикасалась к себе? — я спрашиваю.
— Сними свою одежду. — его хриплый приказ проходит через мое ухо и попадает прямо в сердце. — Делай это медленно, будто я наблюдаю.
Зажав телефон между плечом и ухом, я стягиваю шорты. Несмотря на их мягкий материал, они создают сводящее с ума трение о разгоряченную кожу.
Я кладу телефон на подушку и стягиваю майку через голову, позволяя ей упасть рядом.
Прохладный воздух в комнате вызывает мурашки, которые покрывают мою горящую плоть. Соски напрягаются, напрягаются, требуя прикосновений.
— Сделано, — бормочу я, снова берясь за телефон.
Стон прорезает другую линию.
— У тебя твердые соски?
— Да. О-они...
— Они что?
Я почти могу представить, как напряглась его челюсть.
— Они ноют.
— Они ноют, да?
— Да.
— Почему они ноют, милая?
— Потому что они хотят, чтобы твои руки оказались на них, — выпаливаю я, резко втягивая воздух.
— Прикоснись к ним, как делаю это я.
Так много власти. Это самая эротичная вещь, которую я когда-либо слышала.
Я обхватываю большим и указательным пальцами один сосок и сжимаю. Стон срывается с моих губ.
— Не так я прикасаюсь к тебе, — рычит он.
— Н-не так?
— Нет. Ущипни их так же жестоко, как я бы это сделал.
Подавляя стон, я сильнее сжимаю свой чувствительный сосок, мучая его, словно это делает Эйден.
Я представляю его здесь, со мной, как его губы обхватывают другой мой сосок, втягивая его в свой горячий рот. Как он покусывает бутон, посылая покалывание прямо между моих ног.
— Эйден...
— Хм, милая?
Я чувствую его рычание на своей коже вместо того, чтобы слышать его.
— Еще. Я хочу большего.
— Ты мокрая для меня?
— Да.
Сто раз, да. Мое возбуждение покрывает мои бедра и пропитывает воздух.
— Раздвинь ноги и погрузи средний палец в эту мокрую киску.
Мне не нужно повторять дважды.
В тот момент, когда мой палец оказывается внутри, я отрываюсь от кровати. Как будто Эйден здесь, вводит в меня свой длинный палец, пробуя на вкус.
— Добавь еще один.
— Но...
— Сделай это.
О, Боже. Почему его приказы так возбуждают сегодня? Это больше, чем слова и прямые орудия пыток.
Осторожно я добавляю еще один палец. Мои глаза закатываются от того, как сильно я их скручиваю.
— Двигай ими для меня, милая. Дай мне услышать те звуки, которые ты издаешь.
Я двигаю пальцами. Все это время я представляю пальцы Эйдена внутри себя. Его тело, подавляющее мое. Его сильные мышцы, напрягающиеся с каждым движением.
— Прикоснись к своему клитору.
Мой большой палец касается опухшего бугорка. Наслаждение проносится сквозь меня мучительными вспышками. Я держу телефон между щекой и плечом, а другой рукой покручиваю свой твердый, ноющий сосок.
Закрыв глаза, я отдаюсь ошеломляющим ощущениям. Может, это я прикасаюсь к себе, но не я стою за этим удовольствием.
А хриплые приказы Эйдена.
Это почти так, как если бы он входил и выходил из меня, дразня мой клитор и играя с моим соском. Он приближает меня к краю с каждым прикосновением.
— Эйден.. О, Боже мой, Эйден.
— Верно, мать твою, твой Бог.
Мои движения ускоряются, в ушах гудит, а желудок сжимается. Простыни подо мной кажутся жесткими и болезненными на разгоряченной коже.
— Сильнее, — приказывает он с ворчанием. — Быстрее.
Я следую его команде, сердцебиение учащается с каждым движением.
— Черт. — на другом конце его дыхание становится глубже. — Блядь!
