Уже столько ей выдал, а оно не затухает. Фууух, дышу огнем. Ебашу в зале. Загоняюсь по максимуму. И это ведь всего один неполный день выживаю. А Любомирова созревает и в конце дня выносит меня двумя строчками.
Варвара Любомирова: Ничего у нас не получится. Но я от тебя все равно никогда не откажусь.
Как не получится? Что значит – не получится? Какое, на хрен, не получится?
Пламя в груди разгорается. Выходит из-под контроля. Захватывает все.
Опомниться получается, когда уже сажусь в машину. Мгновение – рывок на поверхность над толщей воды. Вдох-выдох – и снова с головой. Завожу мотор и стираю шины по накатанной. Только сегодня сердце быстрее обычного стучит. К ней ведь еду. Не просто мельком, возможно, блядь, увижу. В комнату к ней зарвусь, чего бы ни стоило.
Люблю раскатывать ночь. В этом ловлю своего рода релакс. Но сейчас не замечаю ничего. Хорошо, что на вахтах меня все знают – перемахиваю через турникет, никто не останавливает.
Забываю, что не хотел позорить, что просила время, что боится сплетен… Стирается эта информация с заносами. Все системы одним единственным чувством заполняются. Трудновыговариваемое, тяжелоусваиваемое, ебучее слово. Оно есть в ее фамилии. Есть внутри нее. Но, критическая опасность, сейчас оно горит внутри меня.
Минуя всех случайных свидетелей, кому-то даже машинально руку подаю. Глаза не видят, пока лечу к ее комнате. Спасибо Чаре, номер высечен, хоть ни разу туда не заглядывал. Сейчас вскроем и эту рану.
– Кир… – зовет знакомый голос.
Мимо.
Кулак выбивает по ее двери оглушающую дробь, намекая по децибелам на скандал.
Устроим.
Безликих свидетелей тем временем все больше.
– Кто?
Судорогами все мышцы лишь от ее голоса. Убила.
– Свои, – давлю агрессивно.
Щелкает замок. Сталкиваемся взглядами на полной скорости. С ее стороны и с моей – максимум. Дрожью перебирает кожу. На миг остаемся в минусах.
Вдох-выдох. Стук сердца затяжной и гулкий, как аварийный сигнал.
Похрен.
Взлетаем выше отметки. Пусть. Без нее я вообще сдохну.
Шагая, валю в помещение буром. Вырываю территорию по сантиметрам, Центуриону ведь приходится отступать. Не дышу, пока за спиной не закрывается дверь. Сам ее толкаю, и, наконец, в один приход вместе тянем накалившийся воздух.
– Что за хрень ты мне строчишь?
Знаю, что стоило бы выбирать выражения и формулировать как-то мягче, что ли... Только это не я. Те самые гребаные чувства орут.
– Я строчу? – повышает в ответ голос Любомирова.
– Да, ты.
– А что, не писать больше?! – концентрат эмоций.
Влетает в грудь.
– Не звени.
Вроде как пытаюсь просить, а выходит так, будто угрозы выкидываю.
Сука, не на разборках ведь. Самому бы притупить всю эту хрень. Но полощет же. Выдаю вербально и зрительно так, что воздух трещит.
Любомирова стискивает кулаки и скрежещет зубами. Если я псина, она – шипящая киса. Забавная. Помню такой. Залетает по свежему, и я снова на вершине. Там, где контроль отсутствует в принципе.
– Что значит это твое «не получится»? Ты, если кроет, принимай что-то, – раздаю советы. Эксперт, блядь. – Из меня на хрена опять душу вынимаешь?
Знаю же, что последует. Понимаю.
– Ты на что, черт возьми, намекаешь? Что я сумасшедшая???
– Самая буйная!
– А ты…
– И я!
– Ну и…
– Ты не Вареник, ты – Варвар. Чудовище. Стерва.
– Ах, ты…
Слов, очевидно, не находит. Налетает на меня с кулаками. А мне только того и надо. Едва сталкиваемся, заламываю руки ей за спину. Прижимаю так, что трещим. И затихаем сходу. Замираем. Цепенеем. Стынем. Только по телу вибрации идут – электричество долбит. Замыкает нас одномоментно, искры летят в обе стороны.
– Зачем ты пришел сюда? – выдыхает Варя так же тихо, как в наш первый вечер.
Понял, переключаемся.
– Как я мог не прийти, если я день без тебя с трудом прожил, а ты ко всему решила долбануть меня на ночь дубиной? – шепчу в ответ.
С понижением звуков кажется, что и свет приглушается. На вершину выбиваются чувства. Они всем и заправляют. Их видно. Их слышно. Мы ими дышим.
– Почему это дубиной? – смущается Любомирова.
Осознает, что чувствовал. Отходит. И мне сходу легче становится. Не специально, уже хорошо. Почти бальзам по всем воспаленным.
– А чем?
Пожимает плечами, будто и правда раздумывает.
– Так… Ковырнула палкой…
– Я. Тебя. Сейчас… – не ору, потому что мы на своих особенных пониженных, но высекаю четко.
– Не надо, – мотнув головой, ныряет лицом мне под подбородок.
Притискивается к шее. Застывает. И все… Ком в моей груди разрывает на миллиарды пульсирующих сгустков.
– Как же я тебя… – выдыхаю со скрипом, но тормознуть не могу.
А Варя продолжает.
– Неудержимо. Маниакально. Смертоносно.
– Так, – подтверждаю, расписываюсь.
Активно кивает, чувствую. Сигналит, что и у нее тот же диагноз.
– Теперь развяжи, – шепчет еще тише. – Обнять хочу.
С трудом сглатывая, разжимаю пальцы. Вдыхая, готовлюсь к новому взрыву эмоций. И все равно, когда налетает на меня, вцепляется изо всех сил, приклеивается – разбивает.
– Я не понимаю, что происходит… Не понимаю… – частит, обжигая дыханием. Щекочет губами, судороги ловлю. За полдня так истосковался, что сейчас кроет до жжения в глазах. Горим. Порядок. – Все ужасно… Все так ужасно со стороны… Со всех сторон…
– Ну и класть.
– Кир…
– Прости.
– Что мы будем делать?
Ждет решения, не осознавая, что по факту я уже все разрулил.
– Выдыхай, Центурион. Крепость взята.
– В смысле? – в ее шепоте шок и испуг.
– В полном. Я здесь. В твоей комнате. Уже, – прищуриваясь, отмеряю на самом деле сильно примерно, – час. Все. Раскрыли.
Афера века. Накинул в разы больше. Таким макаром даже на Привозе цены не ставят. И Любомирова это поймет, если успеет подумать. Но она не думает, захлебывается эмоциями.
– И что теперь?
– Дальше жить.
Держу в памяти – то, что для меня просто, ее накрывает. И все равно смешно становится, когда она бормочет:
– Боже… Боже… Я сойду с ума…
– Я тебя вылечу, – убеждаю на полном серьезе. – Главное…
– Что? – подгоняет Варя.
Шумно выдыхаю. Глубоко вдыхаю.
– В меня с ума сходи, – взбиваю воздух низкими хриплыми вибрациями. – Не мимо. Только в меня.
– Я только в тебя и могу, – заверяет без пауз.
Прикрывая глаза, сглатываю и отзываюсь:
– Принимаю.
Глава 31
Я передумала, прости.
© Варвара Любомирова
– Бойка проторчал в комнате «сводной сестренки» до полуночи. Я курить выходила, специально на время обратила внимание.
– Хах, а Карина-то, какая дура! Я ей говорила про Любомирову. Все видели, что у них что-то происходит! Только не Карина. Идио… – голос обрывается, когда я резко одергиваю шторку и с невозмутимым лицом выбираюсь из душевой кабины.
– О-о-о… Приветули, – у второй девчонки хватает ума со мной поздороваться.
– Приветули, – в тон ей отзываюсь я. – Полночь – это когда по нулям. А Бойка, если для всех так важно, «проторчал» у меня почти до часу. Хорошего дня, девочки!
Удаляюсь с видом победителя. Как хорошо, что я вспомнила основное правило жизни – любая ситуация под воздействием разных взглядов склоняется. Только я решаю, как мне к ней относиться.
Это проще, чем я думала. На самом деле пристальному вниманию общественности я предана с прошлого года. Подумаешь, новая вспышка интереса! Смотрю перед собой и иду, точно так же, как делала это неделю назад.
Нет, сейчас даже легче. Потому что тогда я еще умирала, а сейчас… Сейчас я парю. Жар-птица в моей груди непрерывно трепещет крыльями. Дух захватывает. Заставляет улыбаться. И плевать на всех остальных.
