В горле стоит комок, дышать становится трудно. Слезы подкатывают к глазам, грудь рвет изнутри.
Дышу. Концентрируюсь именно на этом. Не хочу реветь. За сегодняшний день хватило с лихвой. Слез пролила уже море, толку от них все равно нет, только потом носом шмыгаю.
Как хорошо, что мы с Максимом помирились. Вспоминаю тепло его рук на своей талии, как он меня прижимал и успокаивал, какие слова говорил. На душе в тот же миг становится лучше. Чище и светлее.
Пожалуй, Маша права, с полным отцом все же стоит поговорить.
Но моим мыслям не дали прийти к какому-то логическому завершению. Даже решение касаемо отца принять не получается, мои размышления прервали самым беспощадным образом. Из спальни раздается негромкий плач, а это значит единственное. Стасик проснулся.
В ту же секунду забываю обо всех своих переживаниях. Поднимаюсь со стула, спешу к нему. Раз встал посреди ночи, то что-то случилось. Иного быть не могло.
Залетаю в комнату и застываю, даю глазам привыкнуть к полумраку. Пока же присматриваюсь, как могу.
— Мама, — жалостливо зовёт.
Мой маленькой мальчик стоит посреди ковра и трёт глаза кулачками, взъерошенный весь.
— Ты чего проснулся? — подхожу к малышу, поднимаю на ручки, целую.
— Пить хочу, — говорит спросонья. Отношу в кроватку, кладу.
— Держи, — подношу к его рту трубочку от бутылочки с водой, что лежит рядом. — Пей.
Малыш делает несколько глотков, закрывает глазки и засыпает. Я убираю бутылочку к стене, укрываю его, оставляю на щеке лёгкий поцелуй.
— Спи сладко, родной, — шепчу еле слышно. Уходить не спешу. Сижу рядом с ним.
В голову вновь лезут разные мысли. О Максе, о Яре, о старшем Ольховском, о моем родном отце. Смотрю на своего сына, думаю и понимаю, что самое ужасное, что может случиться в жизни, так это забыть.
Забыть свое детство, юность, молодость. Родителей, семью, друзей. Любимого человека. Вашего с ним ребенка.
Так страшно становится, аж дыхание спирает. Резко становится холодно.
Бедный отец! Ему пришлось пройти через это. Он двадцать лет был одинок!
Из коридора доносятся посторонние звуки. Медленно поднимаюсь с мягкого ковра, выключаю свет, выхожу.
— Мира, Слава и Стас приехали, — ко мне подходит улыбающаяся Маша. — Не будь с ним слишком сурова, — между делом шепчет на ухо.
— Не буду, — так же тихо отвечаю ей.
Подхожу к мужчинам, они уже сидят за столом на кухне. Сажусь напротив.
— Привет, — первым здоровается Стас.
— Здравствуй, — приветствую и его.
— Ты не против после ужина прогуляться? — спрашивает не отрывая от меня взгляд. Напряженно ожидает моего ответа. Не давит. Но очень хочет, чтобы я с ним пошла.
— Я только за, — улыбаясь разбиваю вдребезги возникшее напряжение. — Только сначала всем нам нужно сытно поесть! — ставлю на стол керамическое блюдо из духовки. Запеченное румяное мясо, поджаренная кусковая картошка, лучок, морковка, младший перчик. Ммм… Вкусно-то как! Умеет Маша приготовить шедевр, даже а ресторан не захочешь идти.
Раскладываю ему по тарелкам, кладу в рот кусочек и от наслаждения закрываю глаза.
Вот же кайф!
__________
История Молота — "Мой сводный Б.Е.С." Там мы встретим и Яра, и Ваньку, и Макса с Мирой. Про Яра будем писать после Молота) Так что не пропускайте отличную новинку! Жду вас там!
Глава 54
Мира
— Значит, ты совсем ничего из прошлого не помнишь? — спрашиваю родного отца. Мы сидим в парке на лавочке, я болтаю ногами.
— Лишь некоторые фрагменты и то, не четко, — говорит спокойно, но в глазах стоит боль.
Смотрю на отца и понимаю, насколько страшно оказаться на его месте. Нет ничего хуже, как не помнить себя.
— Я очнулся в больнице в небольшом городке за несколько сотен километров отсюда, — начинает рассказ. Слушаю затаив дыхание. — Медперсонал сказал, что в коме я повел чуть больше месяца. В больницу меня привезли какие-то люди. Оставили в приемном отделении и скрылись. Единственная зацепка, которая у меня появилась, так это городские номера. Их машина засветилась на камере и если сам номер был обработан специальным средством, которое камера не распознает, то номер региона почему-то не тронули. Поэтому после выписки из больницы я отправился сюда.
— У тебя не было даже документов? — удивляюсь.
— Ни денег, ни документов, — мурашки по коже. — Я остался один и ни с чем. Даже имени своего не мог вспомнить!
— И как же ты выжил? — спрашиваю, а у самой в горле стоит ком.
— Я знал, что у меня есть семья. Что где-то есть люди, которые меня любят и ждут, — произносит печально. — Ради этого я и жил. Боролся с памятью все эти годы. Работал без сна и отдыха, искал. Я находился в постоянном поиске. Хотел найти вас. Брался за любую, даже самую невероятную зацепку.
— И не нашел? — шепчу.
— Однажды я нашел одну зацепку. Приехал по адресу. Дом был знакомым, двор тоже. Когда я пришел туда, то поймал странное дежавю, — вздыхает. — Позвонил в дверь, но мне никто не открыл. Я несколько дней провел рядом с тем домом. Постоянно поднимался, стучал в дверь, звонил. И дальше бы продолжил делать то же самое, но ко мне вышла соседка. Она сказала, что хозяйка квартиры умерла, а ее дочь забрали в детский дом.
— И? — спрашиваю с надеждой. — Неужели тебя не узнали?
— Неа, — качает головой в отрицании. — Она сказала, что с этой женщиной и девочкой никакой мужчина не проживал, а меня она впервые видит. Пригрозила вызвать полицию, если ещё увидит хоть раз.
— А ты что? — мне становится все интереснее. Даже несмотря на сминающую в груди боль.
— А что я? — пожимает плечами. — К ментам мне было ни в коем случае нельзя. Я без памяти, без документов, без официальной работы. Они б в два счета закрыли меня и все, никаких дальше поисков.
Тут я с ним совершенно согласна. Он никому был не нужен все эти двадцать с небольшим лет. Его скорее бы растоптали и уничтожили, чем помогли.
— Понимаешь, я даже имени своего не смог вспомнить. Пришлось придумывать новое, — ухмыляется. — Потом вышло так, что я пару раз помог одному влиятельному человеку. Нашел его дочь, когда та взбрыкнула и сделала из дома. Потом нашел ее ещё раз, — тепло улыбается вспоминая тот случай. — Затем он посоветовал обратиться ко мне своему другу, когда у того произошла похожая ситуация с сыном. Так и вышло, что я стал профессионалом по поиску людей. Я находил всех и вся, каждого из тех, кого просили отыскать. Но только не мог найти тех, кто ждёт меня.
— Сложно было, наверное, — шепчу.
— Очень, — кивает. — Но я не оставлял попыток найти тебя и маму. За что и был вознагражден, — улыбается. — Когда ко мне пришел Баринов, я тут же его узнал. Он меня тоже, но не так быстро. Все же не каждый день встречаешь живым похороненного двадцать лет назад лучшего друга.
— Это точно, — выдавливаю из себя нечто наподобие улыбки.
— Он-то мне все и рассказал. Всю правду, как она есть, — смотрит мне в глаза. — Мира, прости, что не пришел к тебе сразу же, как узнал. Я не мог. Ты была в очень большой опасности.
— Понимаю, — вздыхаю. — Спасибо, что не дал людям Ольховского провернуть то, что хотел сделать урод.
— Не за что, дочка, — улыбается. В краешках глаз стоят слезы. — На то и нужны отцы. Чтобы оберегать своих дочерей. Чего бы это им не стоило.
Всхлипываю, бросаюсь к папе на грудь, он обхватывает меня руками и прижимает крепко-крепко. Целует в макушку, гладит по волосам, я закрываю глаза и возвращаюсь в далёкое детство.
— Папа, спасибо, что ты остался жив! — шепчу. — Не представляешь, как сильно я мечтала об этом.
— Я жив лишь благодаря тебе, — признается негромко.
Какое-то время мы так и сидим. Молча. Крепко обнявшись. Теперь отец не один, он вновь обрел семью. А у меня появился ещё один папа.
— Пойдем домой, — зову его. — Я кое-что покажу, — в голове родилась шикарная идея.
— Что именно? — интересуется. Ему любопытно.
