– Смотри на меня, – выдохнул в губы, и его взгляд поймал меня в плен, из которого не выбраться. Никогда уже не выбраться. – Девочка…
Склонился к моем губам, но краткий миг удовольствия был прерван басовитым окриком.
– Стоять! Лицом к стене, руки за голову…
Давида ткнули мордой в асфальт, приставили пистолет к лопатке, а мне всего лишь галантно вывернули руки на до боли сжали запястья наручниками.
– Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете может быть использовано против вас в суде… – офицеров было трое, двое вязали Давида, один меня, попутно зачитывая нам наши права. Они говорили на английском, и в моей голове было жуткая каша из слов, хотя знала этот язык как родной.
– Потерпи, я нас вытащу, – Самсонов спокойно произнес, глядя на меня, когда его подняли с земли и повели к тачке с мигалками. А я только сейчас вдруг поняла, что этот мужчина по-настоящему безбашенный. И второе открытие свело меня с ума своей горькой правдивостью.
Именно таким он мне и нравится.
Нас привезли в участок. Часы показывали половину пятого утра. Сонный дежурный окинул нас взглядом и достав с гвоздика ключи повел патрульных по коридору. Нас подтолкнули следом.
Камера была узкой и темной. Без окон и с одной решетчатой дверью. Нас впихнули в нее и тут же сняли с нас наручники.
Самсонов с удивительной для арестанта вежливостью заговорил с полицейским о праве одного звонка, и Давида увели, видимо звонить, а меня оставили одну. Я растерла запястья и огляделась.
К одной стене были прикручены койки, расположенные в два яруса. Матрасов на них не было, только странные на вид подстилки, напоминающие мат. У противоположной стены был потемневший от времени унитаз и раковина. На этом удобства заканчивались. Я вздохнула и прошла к одной из коек, усаживаясь на нее.
Встречать рассвет в участке. Что может быть романтичнее?
Шизанулась. Надо позвонить Арману, он вытащит. Сначала поорет, но вытащит. Но тогда я спалюсь перед Самсоновым. А мне сейчас гораздо сильнее чем до этого не хочется чтобы он узнал, кто я. То чувство взаимного влечения, что возникло между нами и волновало, как давно забытое ощущение симпатии, мгновенно растает под натиском правды. Как только Давид узнает, из какой я семьи, меня ждет полный игнор с его стороны, и это в лучшем случае…
А я до дрожи в измученном теле хотела провести с ним хотя бы оставшиеся до рассвета часы. И хотела, чтобы он точно так же на меня смотрел как тогда в переулке. И чтобы держал в объятиях так же крепко. И чтобы целовал.
Скрип решетки заставил вынырнуть из сладких иллюзий, и я повернулась к двери, глядя на вошедшего сокамерника.
– Позвонил? – спросила, окидывая взглядом силуэт Самсонова. Тот выделялся огромной горой, а свет, бьющий из-за его спины от единственной лампочки на весь коридор, делал его еще более устрашающим. И этот ужасный широкоплечий и безбашенный зверь шагнул к шконке, на которой я сидела, неспешно подошел, встал надо мной и поддев мой подбородок двумя пальцами заставил поднять голову.
– Как ты маленькая? – произнес нежно, и внутри меня что-то сжалось. Поднялась и уткнулась в его грудь носом, зажмуриваясь из-за странного жжения в груди. Давид обнял меня, целуя в макушку и прошептал. – Скоро нас выпустят, и мы улетим домой.
– Домой? – глухо прошептала, вдыхая до боли знакомый аромат его одеколона и чистого секса сильного и властного мужика. – Не хочу домой, – продолжила тихо. Там Арман будет рвать и метать и папа с ним за одно. Вслух не произнесла.
– А куда хочешь? – его руки неспешно гладили меня по спине, а дыхание щекотало макушку и было так дико приятно чувствовать себя защищенной от всего мира этими огромными руками.
– Купаться хочу и загорать, – и чтобы только ты и я… Снова промолчала о последнем.
– На Багамы?
– Да, – ответила, представляя как солнышко будет жарить, и вода в бассейне приятно охлаждать.
– Тогда на Багамы, у меня там бунгало на маленьком острове.
Давид слегка переместился к койке и начал присаживаться, увлекая меня за собой. Я оказалась на его коленях, все еще прижатая к нему и не хотела открывать глаза и поднимать голову. Хотела раствориться в нем и остаться тут навсегда.
– И часто ты там бываешь? – спросила, представляя Самсонова на белоснежном песке в одних купальных плавках, обтягивающих его крепкую задницу.
– Когда хочу свалить от всех и на сутки выпасть из жизни, – ответил задумчиво. – Всего один раз там был.
– Если бы у меня был дом на Багамах, я бывала бы там чаще… – отозвалась глухо и Самсонов ухмыльнулся.
– Хочешь подарю? – произнес с налетом улыбки, и я подняла голову и взглянула на Давида. В его глазах плескалась нежность и мне стало до безумия приятно просто на него смотреть и понимать, что безумно ошибалась в этом человеке. Считала его бездушным монстром, а на деле он оказался самым притягательным человеком в мире.
– Я хочу не этого… – ответила. Голос чуть подвел и пришлось сглотнуть.
Он не спросил, чего хочу, потому что прочел это во взгляде. И понял все без слов.
Поднялась на ноги и снова вернулась на колени Самсонова, седлая их. Давид отклонился к стене и смотрел на меня горящим взглядом, в котором удивительно сочеталось возбуждение и бушующая тьма, готовая вот-вот поглотить меня с головой.
Его бедра каменной твердостью обжигали мои. Платье чуть задралось, и Самсонов тут же опустил руки на мою задницу и сжал, придвигая меня на себя. Еще ближе. Бугор на его ширинке уперся в меня там, и ток прошел по телу.
Закусила губу, впиваясь в широкие плечи ноготками, и Самсонов стиснул зубы, зверем глядя на меня снизу вверх.
– Кристина…
Бретелька платья соскользнула и кожи тут же коснулись жесткие губы Давида. Он поцеловал меня
