В растерянности поворачиваюсь к Киру. Вижу пшеничного цвета брови, съехавшиеся к переносице, нахмуренный лоб и острый взгляд, которым он буравит пришедших.
– Фух, – первым делом заявляет тетя Лена, обмахиваясь тоненьким шарфиком, распространяющим на весь коридор удушливый и сладкий аромат дешевых духов. – Ну и духота! Виталик, заноси чемоданы в комнату! – командует она. Я хлопаю глазами, пребывая в шоке от чужой бесцеремонности, и напоминаю о себе.
– Здравствуйте! – голос почему-то звучит робко, хотя задумывалось, чтобы с возмущением.
Дама меряет нас с Кириллом недовольным взглядом, а потом берет себя в руки и расплывается в слащавой улыбке.
– Здравствуй, Яночка, – щерится она, и мне чудится, что я смотрю в пасть прожжённой лисице. – Здравствуй! Выросла-то как! Красавица! – тетя Лена говорит так, что и тени сомнения не возникает: даже чуть-чуть симпатичной она меня считает навряд ли. – Сейчас мы с Виталькой расположимся, потом все мне расскажешь и покажешь. Фух, уморилась я в дороге. А друга своего можешь отпустить, не для чужих ушей наш разговор будет. Про старческие болезни мало кому приятно слушать, убежит ещё от тебя ухажёр, – она подмигивает мне заговорщицки, будто Кирилл не стоит тут рядом и не слушает всю эту чушь.
Глава 29
Да она даже не поздоровалась толком с ним! Почему-то из-за последнего разбирает такая злость, что еле удаётся сдержать себя и не наговорить гадостей родственнице. Сгребаю ключи с комода и цежу:
– Мне в больницу пора, вечером и побеседуем, а вы пока располагайтесь, бабушкина комната свободна. Идём, Кирилл, – командую и чуть не вылетаю за дверь в одних носках.
Хорошо хоть Кир тормозит за руку и взглядом указывает на очевидный пробел. Стискиваю челюсти, молча обуваюсь. Кроссовки разношенные, поэтому на то, чтобы ноги влетели внутрь, уходят секунды. Мчусь вниз по лестнице и даже не смотрю, следует ли за мной Подольский. Внутри все кипит.
– Дерьмо! – припечатываю я на улице. – Что за дерьмо! – повторяю еще, но легче не становится. – Ты видел ее?
– Неприятная женщина, согласен, – Кирилл старается успокоить и снова притискивает к себе. Почему-то в его руках злость утихает, сменяя дикий пожар на огонь зажигалки.
– А мне с ней жить придется! – жалуюсь. – Может, сказать маме, что сама смогу за бабушкой ухаживать… Пускай уезжает к себе эта тетя Лена.
– Если хочешь, можешь у меня пожить пока, – обрушивает на меня Кир, кладет руку на шею и проводит большим пальцем вдоль линии роста волос.
– Что? – откашливаюсь и пищу. Пытаюсь отодвинуться, но Кирилл не пускает.
– Говорю, можешь переехать ко мне на время, пока твои неприятные родственники оккупировали квартиру.
– Нет, Кирилл, – качаю головой. – Я так не могу, прости, – все-таки разрываю наш контакт и отхожу на шаг. Внутренне готовлюсь к тому, что он припомнит мне роман с женатым и последующую беременность, но этого не происходит. Кир в очередной раз оказывается лучше, чем я о нем думаю и от него ожидаю.
– Трусишка зайка серенький… – мягко улыбается он, на лице ни капли обиды или раздражения. – Может, общежитие для тебя попытаемся выбить, ты же иногородняя?
А вот эта идея приходится мне по душе. Мало ли как дело обернется, свой законный угол в общаге лишним точно не будет.
– А не поздно еще? – с надеждой смотрю в голубые глаза.
– Я узнаю, – серьезно обещает Кир.
– Спасибо-спасибо-спасибо! – под смеющимся взглядом прижимаю кулачки к груди. Бросаться ему на шею не смею, хоть и очень хочется.
– Ты просто еще не видела общежитие и условия, в которых живут там студенты, – улыбается Кирилл. – Иначе бы так благодарна не была.
– Пытаешься все-таки уговорить меня переехать к тебе? – прищуриваюсь.
– Наоборот. Пара дней в общаге, и ты сама прибежишь ко мне с чемоданами.
Хохочем. Кирилл берет меня за руку, и мы двигаемся в сторону остановки. Кажется, в город пришло бабье лето. Солнце приятно греет, нарядные, разноцветные деревья стоят практически безмолвно, и чувствуется кругом какое-то умиротворение. Но чем ближе мы к больнице, тем тяжелее вновь становится на душе. Будто с каждым преодоленным метром груз происходящего все сильнее начинает давить на плечи.
Бабушке не лучше и не хуже. Врачи очень осторожны в своих прогнозах, а я совершенно не понимаю, что и думать. Признаться, я по глупости и все еще детской наивности думала, что бабушке как минимум стало лучше. Ждала какого-то чудесного прогресса в ее состоянии, чуть ли не исцеления, а увидев картину, мало отличавшуюся от вчерашней, едва ли не впала в отчаяние.
Стараюсь не показывать своего состояния, чтобы не расстраивать бабулю. Она все так же лежит абсолютно голая в окружении непонятных приборов. Что они показывают, я понять не могу. Бабушка слаба, практически беспомощна, но что самое для меня удивительное – ее абсолютное смирение перед этой ситуацией, принятие себя, своей немощи и полной зависимости от окружающих. Это так непохоже на бабулю! И видеть ее такой мне страшно непривычно. Моя бабуля мудрая, строгая, но справедливая, полная сил пожилая женщина. Я всегда могла прийти к ней за советом, за поддержкой и просто человеческим теплом. А теперь мы как будто поменялись ролями – я стала старшей и ответственной, а ба, как младенец у меня на руках.
Я негромко о чем-то болтаю, расчесываю мягкие и будто в одночасье ставшие тонкими волосы, кормлю бабушку с ложки и вытираю капли упавшего мимо пюре. Рассказываю, что мама отпроситься с работы не смогла, но вместо неё приехала тетя Лена. Старательно улыбаюсь, чтобы она не заметила моего отвращения к новоявленной родственнице. Бабушка чувствует фальшь, потому что пытается задавать вопросы, но я уверяю, что все у нас в порядке и мы прекрасным образом уживёмся вместе. Под конец ба устает и засыпает, я же с тяжелым сердцем выхожу в коридор к Кириллу.
– Ну как? – он убирает телефон в карман и поднимается со скамейки.
Качаю головой и кусаю губы.
– Не знаю. Ей не лучше, – вываливаю свои страхи тут же. – Разве ее тут ничем не лечат?
– Лечат. Конечно, лечат. Но не думаю, что результата стоит ждать так быстро. Даже простуда за день не проходит, а ты хочешь, чтобы последствия инсульта как рукой сняло, – Кирилл рассуждает, а я завороженно слушаю, и вера в то, что все как-то исправится и снова будет хорошо, проклёвывается внутри меня робким ростком. Да и как не верить его словам, когда у Кира за плечами такой внушительный больничный опыт.
На этой мысли останавливаю себя. Не хочу думать сейчас об их с Катей отношениях, не хочу осуждать и очернять тот образ ангела, что сложился в моей голове. В самый тяжелый момент моей жизни жена Кирилла стала для меня примером, помогла вынырнуть из омута отчаяния, и за это до самого конца я буду ей благодарна. А неудавшаяся семейная жизнь Подольских – не мое дело. Никаким боком ее касаться я не должна.
Кирилл снова провожает до дома. Возле двери квартиры тянется, чтобы поцеловать на прощание, и я в самый последний момент успеваю подставить щеку. Не уверена, что, случись между нами поцелуй в губы, смогу выдержать и не натворить делов до возвращения Лехи и нашего с ним откровенного разговора.
– Все пытаешься ускакать от меня, Зайка? – Кир шепчет на ухо.
И мне оно кажется таким беззащитным, таким открытым для него. Слишком обнаженным. Как вообще ухо может казаться обнаженным? Это точно нормально? Шапку что ли начать носить… Ах, если бы только это способно было помочь моей ситуации.
– А зачем ты меня загоняешь в угол, – пищу, стараясь звучать возмущенно.
– Я был загнан в угол, поверь, это совсем на него не похоже… – низким голосом сообщает Кир, все еще прижимая губы к раковине моего уха. В животе так все закручивается, что барабану стиральной машинки до моего организма далеко.
Придумать достойный ответ не успеваю. Дверь бабушкиной квартиры открывается, и с порога на нас смотрит Виталик. Его сальный, какой-то шакалий взгляд мне не нравится, и я инстинктивно придвигаюсь ближе к Киру. Сейчас он мой защитный контур.
