истощение, нарушение координации и, видимо… сознания! Тебе нужен врач. Ты сумасшедший, если отказываешься от помощи!
— Мне нужна кровать и ведро — будет мутить. И тишина. Никто не должен знать и видеть, как мне хреново.
— Если ты упадешь, я тебя не подниму, слышишь? — Он уже почти лежал на мне и, кажется, этого не замечал.
— Доковыляю…
Но в комнату мы дошли с трудом. Когда поняла, что это моя спальня — было поздно, Борзов уже опускался на кровать. Я помогла ему стянуть куртку, стараясь не смотреть на следы кровоподтеков на сильных плечах, и он тут же рухнул на постель спиной.
Ладно, возможно, он даже не заметил или вошел по привычке — все же это его старая комната. И тут есть ванная — она ему ночью наверняка понадобиться.
Ничем иным я собственный промах объяснить не смогла.
Борзов со второй попытки сбил с ног кроссовки и подтянул одну руку под голову. Я поспешила положить под нее подушку.
— Тебе придется снять с меня штаны… — проговорил устало.
— Хорошо, попробую.
— Совсем…
Я не видела его почти неделю, а сейчас находилась в контакте ближе некуда. И все же на секунду замешкалась, поднимая взгляд и зная, что он смотрит на меня. Ответила как можно бесстрастнее:
— Там нет ничего, чего бы я не видела. Ты постарался.
Он промолчал, хотя мы оба знали, о чем речь. Штаны с него стянула не без труда, а вот перед тем, как снять боксеры, набросила на бедра одеяло. Сходив в кухню за водой, отыскала в аптечке болеутоляющее и вернулась в спальню. Протянула стакан и таблетки на ладони.
— Лучше выпей, если не хочешь другой помощи. Тебе нужен отдых.
Спорить Ярослав не стал, хотя я ждала. Медленно выпил воду до дна и опустился на подушку. В спальне горел светильник и падал свет из ванной комнаты, откуда я вышла перед его возвращением. Я вошла туда и вернулась с мокрым полотенцем. Сложив последнее на стуле, сходила в кладовую и принесла таз — если Борзову станет плохо, последним удовольствием для меня будет отмывать пол.
Подойдя к мужу, замерла, не зная, укрывать его или нет.
Мы встретились взглядами.
— Скажи, — Борзов расцепил разбитые губы, — ты наверняка бы обрадовалась, оставшись вдовой?
Долго не думала, ответила ему в тон:
— Не расстроилась бы. — Но я стояла над молодым и здоровым, по сути, мужчиной, и слова вырвались сами — слишком диким и непонятным был его мир боев для меня.
— И что? Неужели у тебя вот так каждый раз?
— Нет, первый. Но сопернику гораздо хуже, поверь. Его унесли без сознания.
— Значит, ты победил?
— Значит.
— Сумасшедший, — я шепчу, зная, что повторяюсь, но это то, что я чувствую. — Неужели оно того стоит?
А вот он отвечает без колебания — тихо, но твердо:
— Да.
***
Я собираюсь уйти, но он останавливает меня, поймав за руку. Очень ловко, как для человека, едва стоящего на ногах. Я не могу не заметить, что силы в его пальцах еще достаточно много, но это прикосновение явно лишнее, поэтому прошу:
— Отпусти.
Он отпускает. На этот раз сразу, но с неохотой. Раскрывает сомкнутые губы, и я догадываюсь, что он о чем-то хочет спросить.
— Тебе еще что-то нужно?
— Там в коридоре… сумка с деньгами.
— Ты хочешь, чтобы я ее тебе принесла?
Даже сквозь опухшие веки видно, как блестят у Борзова глаза. Рано я собралась уйти, одного мокрого полотенца будет недостаточно, надо искать лед в холодильнике.
— Нет. Просто возьми! — как-то неловко и сухо бросает.
Ясно. Я замираю. Похоже, в этом доме не только жене Данила Егоровича дадут денег, но и Мыши кое-кто с барского плеча отвалят.
— И что я, по-твоему, должна с ними сделать? — интересуюсь ровно.
— Не знаю… Купи себе что-нибудь. Там много.
— Например? — я смотрю на него, хмыкнув краем губ. — Билет на Бали? В одну сторону? Хватит на чартерный рейс?
— Хватит. Но одна ты никуда не полетишь.
— Тогда, может, мне заказать обнаженную фотосессию с бенгальским тигром? Сейчас это модно. Заодно и нервы пощекочу. Нет, лучше с голыми папуасами!
— Только попробуй! — Ну вот, знакомые рычащие нотки прорезались.
— Новые сережки? Кольцо? Только зачем, у меня же целый ларец драгоценностей. А может, мне пластику губ сделать? Кардинальную! Чтобы быстрее помады расходовать. Их я тоже куплю — штук сто!
— Н-нормальные у тебя губы.
— Или грудь увеличить? Кажется, этим увлекаются жены миксфайтеров…
— Не надо!
Я смотрю на мужа несколько секунд, прежде чем серьезно отвечаю:
— Лучше дом себе купи, Борзов, если много… И в дело вложи. Когда-нибудь у тебя появится нормальная семья, а не филька на бумажке. Не всегда же ты будешь вот так домой возвращаться.
Я ухожу на кухню и нахожу лед в специальных пластиковых пакетах. Вернувшись, обворачиваю парочку полотенцем и прикладываю к лицу Ярослава. Бесполезно уходить, лед требует внимательного обращения, и я, прочитав специальную инструкцию, слежу за временем, присев тут же на кровать. Прикладываю к разным местам ушибов, пока Борзов не засыпает
Его не мутит, он лежит очень тихо, и я не пойму, хороший ли это знак? Осторожно обхватываю теплое запястье мужчины — пульс бьется ровно, и только тогда решаюсь уйти.
Какой длинный выходной получился. Я ужасно устала, неделя интенсивной работы дает о себе знать, и моему телу тоже требуется отдых. Полноценно выспаться вряд ли получится, но несколько часов сна необходимы, и я выхожу из комнаты. В гостиной на диване оставаться не хочу — я не знаю, вернутся ли Данил Егорович с женой и когда, поэтому решаюсь войти в спальню Борзова. И пока не передумала, не включая свет, отворачиваю у края одеяло и ложусь в постель.
Я так устала, что мне все равно, и едва голова касается подушки, глаза закрываются.
Странное дело, но, видимо, даже к такому мужу, как Ярый, можно привыкнуть, потому что его спальня не воспринимается чужой, просто еще одна комната в доме. И эта мысль последней мелькает в сознании, прежде чем я засыпаю.
Рано утром, он все еще спит. И через пару часов тоже. Его организму потребуется время, чтобы восстановить силы, я это понимаю, а также то, что мне придется остаться дома. Слишком глубокий у Ярослава
