– Не задумываясь.
– Ты бы смог, – уверенно кивает рыжая. – Помнишь, как ты Стасу зарядил?
Смотрит на меня как на долбаного супергероя. И это, сука, приятно, когда твоя женщина смотрит так. За этот взгляд можно все простить. Даже то, что это действительно не первый напряг по вине Эмилии. Любую другую на ее месте я бы списал в утиль. А тут даже мысли такой не возникло. Более того. Я будто совсем перестал понимать, зачем вообще продолжаю держать девчонку на расстоянии. Какой в этом смысл? Если меня к ней так тянет, если я один черт срываюсь и возвращаюсь снова, нисколько не сомневаясь в том, что и это далеко не в последний раз. Есть в ней что-то такое, что притягивает меня магнитом. Я будто легче становлюсь с ней и моложе. Груз прошлых лет спадет с плеч и рассыпается под ногами ничего не стоящим мусором.
– Все. Успокойся.
– Спасибо тебе.
– За что на этот раз?
– За то, что оплатил рехаб для матери.
– Я не верю, что ей это поможет. Но тебе будет спокойнее.
Эмилия закусывает губу. Касается моей колючей щеки ладонью и целует дрожащими от эмоций губами. И я почти уверен, что сейчас она делает это исключительно потому, что ей самой этого хочется.
– Ты хороший. Ты такой хороший, Роберт… А я дура.
Дома Эмилия повторяет попытку затащить меня в постель. Но я просто кремень. Раз решил, что ей это сейчас не надо, то и нечего.
– Нет!
– Пожалуйста, не уходи. Я не хочу сейчас одна.
Смотрю в ее покрасневшие глаза. Отворачиваюсь…
– Я и не собирался уходить. Как будто если мы не трахнемся, то мне тут и делать нечего.
– Есть что!
– Ну, вот и спи. Я найду, чем заняться.
– И чем же?
– Фотки твои из поездки гляну.
– Э… Нет. Они не стоят внимания, – отчего-то пугается рыжая, только сильней подстегивая мой интерес. Чего это она всполошилась?
– Давай я сам буду решать, – тянусь к лежащему на прикроватной тумбочке Макбуку. – Пароль небось три единицы?
Эмилия вспыхивает.
– Ну, е-мое! – ругаюсь я. – Поменяй немедленно.
Недовольно пыхтит, но слушается. Заглядываю из-за плеча. Пароль Robert$. Щиплю заразу за задницу. Вот не может она не подколоть меня насчет бабла. Рыжая смеется, показывает язык и меняет пароль на Robert1609.
– И что означают эти цифры?
– Столько метров в миле. Ты не забыл, что меня Милей зовут?
– Мне не нравится это прозвище. – Морщусь.
– Мне тоже, – сознается девчонка и, словно смущенная своим же признанием, отводит глаза: – Но «Эмилия» звучит слишком официально. Мать зовет меня Милькой.
– Вы с ней, кстати, похожи.
– Что ты. Она красивая. Ну… Была. Сейчас, конечно, видно, что пьет.
– Ты тоже красивая. Только это видит тот, кто смотрит по-настоящему.
Эмилия в ответ поднимает взгляд, не скрывая болезненного недоверия.
– Просто ты меня теперь видишь такой, как я была на том приеме у губера.
Она была охренеть какой, да… В черном платье с узким корсетом и юбкой, отделанной дымчато-серым кружевом. Когда Эмилия вышла из спальни, я охренел. А потом, сколько ни пытался держаться от нее подальше, чтоб не палиться, то и дело оказывался где-то в шаге, распугивая норовящих к ней подкатить шакалов свирепой мордой.
– А это была не ты?
– Я.
– Тогда о чем разговор? Спи.
Эмилия послушно укладывается на бок. Я ставлю ноутбук на живот. Одной рукой орудую на тачпаде, другой зарываюсь в рыжие волосы. Кажется, у меня новый фетиш.
– Тебе нужна папка в левом углу.
Открываю. Первая же фотография заставляет меня скосить взгляд на Эмилию. Захолустный стадион. Местечко под трибунами. Слева на фотке смолят подростки, одетые кто во что горазд. Справа – тем же самым занимаются солидные дядьки в брендовых костюмах.
Наши взгляды с Эмилией встречаются.
Я пролистываю фотографию. И еще, и еще. Залипаю на следующем снимке.
Мэр перерезает ленточку на входе. Я с каменным лицом гляжу на дорогие часы. Абсолютно счастливые дети на заднем плане разбирают подаренные мячи.
На фото из детского дома все еще хуже. Особенно врезается в память кадр, на котором запечатлен худющий мальчишка в собравшихся гармошкой колготках. Что-то в его лице… Не знаю, что конкретно, заставляет возвращаться к этой фотографии снова и снова. Как и к той, где запечатлен я. Глядящий в потолок, в то время как на сцене выступают детдомовцы.
Захлопываю крышку. Возвращаю Мак на тумбочку и осторожно встаю.
– Я больше не думаю, что ты такой, – шепчет Эмилия.
– Я такой. Не обольщайся.
– Даже если так! Мне все равно, – горячится рыжая. – Куда ты идешь?
– Покурить. – Тяжело ступая, иду к выходу, а у двери оборачиваюсь: – Ты очень хороший фотограф.
А мне нужен никотин.
Я понимаю, что не должен испытывать стыда ни за то, что богат, ни за то, каким стал благодаря этому. Но каким-то непостижимым образом Эмилия заставила меня стыдиться.
Затягиваюсь посильнее и снова улетаю в тот день.
– Я не состоялся как отец, Эмилия. Меньше всего на свете я бы хотел повторить этот опыт.
– Ясно.
– А ты что же? Планируешь усыновить кого-нибудь, когда вырастешь? – усмехаюсь. – Или нарожаешь своих?
– Нет. – Глаза девчонки в ужасе распахиваются. – У меня не будет детей.
– В каком смысле не будет? Ты же не бесплодная?
– Не знаю. Гинеколог, к которому ты меня отправил, ничего такого не говорил. Я просто так решила. Не рожать.
– Тебе девятнадцать. Твои решения на этот счет еще тысячу раз изменятся.
– Это вряд ли. Дети должны расти в любви. А я о ней ничего не знаю. Поэтому, – пожимает плечами, – как-то так.
Возвращая меня в реальность, на грудь ложатся теплые руки.
– Не спится?
– Нет. Выстудил всю квартиру!
– Прости. Я уже, наверное, пойду.
– А обещал, что побудешь со мной.
– Я и побыл. Разве нет?
– Да. Да, конечно.
Но вижу, что неохотно меня отпускает. Вот и пойми ее.
– Роберт…
– М-м-м?
– Я знаю, что доставила тебе много проблем…
– Давай сразу к делу. Что надо?
– Надо выписать из квартиры Арсена. Ты мог бы это сделать, пока тот в больнице?
– А что это даст?
– Он не сможет вернуться. Я поменяю замки, или даже дверь.
– Которую твоя мать ему преспокойно откроет.
– Я понимаю, что такой вариант возможен. Я же не дурочка. – Хмурит брови. – Но не могу не попытаться. В последний раз.
– Ладно. Это все? Ты говори, потому что на праздники я уеду.
– Надолго? – теряется Эмилия.
– На две недели.
– Ясно. Ну… Хорошо отдохнуть.
– Эмилия, я не могу не ехать.
– Конечно. Я же ничего не говорю. Ты только Арсена помоги выписать, а дальше я сама.
– Ты не сама. За тобой приглядывают.
Рыжая недоуменно хлопает ресницами. Похоже, она была в таком шоке, что и правда не поняла, как в квартире ее матери оказались посторонние.
– За мной?
– Угу. Мой человек. На всякий случай.
– Ты мне не доверяешь? – округляет глаза.
– Господи, да при чем здесь это?! Я просто беспокоюсь о твоей безопасности. Мужики в твоем окружении – ну просто один другого лучше.
– Прости, – брякает невпопад.
– Перестань извиняться по поводу и без. Я ситуацию понимаю, и раз еще здесь, то и принимаю тоже.
– Это очень хлопотно.
– Ты того стоишь.
Успокаивая девчонку, на миг касаюсь ее губ своими.
– Правда? – недоверчиво шепчет она.
– Угу. С ума по тебе схожу, дурак старый.
Говорю… и самому легче становится. Вот. Признался. И небо не упало на голову. Зато рыжая, кажется, даже лицом просветлела. Ну, вот и как поверить, что она со мной исключительно ради выгоды?
– Какой же ты старый?
– Для тебя – старый.
Как бы я ни пыжился, отрицать очевидное глупо. Мы уже и сейчас смотримся с ней странно, а лет через двадцать… Господи, Роб, ты серьезно? Думаешь о том, что будет через двадцать гребаных лет?! И веришь, что с ней останешься? Идиот…
