Как раз в этот момент приближается Дмитрий Андреевич.
— Пап, это мой сын Демьян, — представляет Алекс. — Крутой пацан, а? А?
Дмитрий Андреевич смотрит на поцарапанный еще на мотокроссе лоб сына, на заклеенный пластырем лоб внука... вздыхает.
— Крутой. Мог бы и не представлять, — кивает на пластырь.
Алекс чмокает Демьяна в лоб, сын куксится.
— Ему больно, там же рана.
— Я думал, это пометка, куда целовать, — улыбается Равский. — Где у нас клад? Клад помечен крестиком! Да блин, это не пацан, а самый настоящий клад! Который... я... нашел!
Демьян заливается! Смотрит на отца во все глаза, да с таким восторгом, что у меня сердце сжимается. Он Алекса тоже полюбил искренне.
— Ничего, что мы приехали? — спрашиваю я осторожно. — Хотели тебе что-то показать. Важное. Дёма, как папа делает с планшетом?
Демьян берет из моих рук картонку и, насупившись, всматривается в нее.
У Алекса брови летят вверх, я широко улыбаюсь. Дмитрий Андреевич хохочет:
— Очень похоже. Попадание стопроцентное.
— Бедный ребенок, папе надо ограничить планшет, — сетует Алекс, занервничав.
Демьян воодушевлен тем, что все внимание ему. Не знает, на кого смотреть, поэтому глядит на всех по очереди. Улыбается до ушей. А потом, чувствуя полное к себе расположение, вдруг обнимает Алекса за шею и кладет голову ему на плечо.
В этот момент Алекс краснеет до кончиков ушей. Меняется в лице, резко посерьезнев. Прижимает сына к себе и похлопывает по спинке. Слегка растерянно смотрит на меня — впервые такое, чтобы Демьян попросил у него нежности. Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Дмитрий Андреевич не удерживается и осторожно поглаживает ручку внука.
Через полчаса мои чувства по-прежнему всмятку. Эти искренние минутки навсегда поселяются в сердце. Хочется, чтобы вокруг Дёмы было много людей, которые его по-настоящему любят.
Я сижу на лавочке у небольшой детской площадки, которую Алекс поставил на участке, и наблюдаю за тем, как Дмитрий Андреевич качает Демьяна на качелях.
Алекс приносит кофе и присаживается рядом.
— Спасибо. — Принимаю чашечку и делаю глоток.
— Клининг уже убрал второй этаж, сейчас доделывают кухню. Часа два, и можно заходить в дом. Я кофе попью и бассейн надую Дёме. Он по возрасту как раз. Вон там поставим, в тени.
До сих пор непривычно слышать его голос. Каждое сказанное слово отдается внутри эхом из боли и потаенной запретной радости. Я делаю еще глоток, и меня осеняет: после сообщений Алекса об аборте я похоронила его для себя. Взяла лучшее — фонд и сына. И перемены, которые сейчас происходят, сродни темной магии. Он не должен вот так сидеть рядом и запросто рассказывать о планах. Мы не должны были преодолеть ту бездну между нами, что сами же и устроили.
Но нет.
Алекс — на расстоянии вытянутой руки, привычно болтает ногой. От него пахнет свежескошенной травой и немного потом. Он очень живой и простой, как раньше. Слишком, наверное.
— Не ожидала, что ты лично будешь убираться на участке. Думала, приедут крутые ребята и приведут всё в норму.
Алекс снимает шляпу.
— Физический труд хорошо вправляет мозги. Когда устаю или запариваюсь, напоминаю себе, кем бы я мог быть, если бы не «Солар».
— Газонокосильщиком?
Он пожимает плечами:
— Типа того.
Проходит минута, потом вторая. Алекс произносит:
— Я разучился понимать твое молчание. Всё совсем плохо?
— Демьян выглядит счастливым, — тяну я. Сама понимаю, что в голосе сквозит тоска. — Если будет еще и басик, он точно с ума сойдет! У тебя получилось за несколько недель растопить его сердце. Надо же.
— Ива, я никуда не уеду, — говорит вдруг Алекс, и я отшатываюсь, расплескав кофе.
Качаю головой. Лжет Равский. По-прежнему прекрасно считывает мое молчание. Видит, что за ним скрывается.
— Я не к тому...
— Никуда я не денусь. Даю слово.
Отворачиваюсь, дрожу. Когда мы наедине, я забываю, что взрослая женщина и мама. Сама становлюсь девочкой — обиженной, требовательной. Раненой.
— Ива, я сына не оставлю никогда. И я никогда себе не прощу, что весь наш брак оставлял одной тебя.
Я поворачиваюсь, и мы смотрим друг другу в глаза. В моих, должно быть, молнии сверкают, Алекс спокоен.
— Все, что с нами произошло, — результат моего выбора, — продолжает он. — И я в нем ошибся. Биомать бросила меня ради лучшей жизни. Видимо, эта хрень передается генетически, и я оставил тебя на другом континенте.
— Да о чем ты? По-твоему, надо было забить на «Солар»? — хмыкаю я.
— Нас сломала ведь не измена, а неизвестность. Ты была девочкой совсем, а я не сказал тебе точную дату, когда все закончится и мы будем вместе. Расписание отпусков, созвоны... Это не то. Мы оба не понимали, что будет еще через пять лет. Что если новый отказ? После ссоры меня откатило назад, но потом я все обдумал. Свой второй брак я завалил сам. Хотел быть для тебя и героем, и мужем.
— Алекс... ты старался. Я знаю. Видела, как ты старался.
— Ты ведь любила меня таким, какой есть, — улыбается он. — Мне не нужно было выебываться ни в сексе, ни в быту, ни даже во сне. Ты знала, каково со мной спать, и все равно спала. И была счастлива. Хрен знает, как это оказалось возможно, но ты ведь была.
— Была, конечно. Потому что ты меня понимал. И тоже принимал с психами, апатией, со всеми килограммами.
— Да господи! — Он тяжело вздыхает. — Шестьдесят кило — это норма для твоего роста! Сколько, блин, тебе раз надо было повторить? — Сглатывает и добавляет: — Очень мне нравилась.
Я улыбаюсь. Знаю.
— Я буду рядом, — говорит Алекс. — И если придется уехать, то у Демьяна всегда будет точная дата моего возвращения. Так не будет, что сегодня у Дёмы большая семья, а завтра — снова одна мать. Думаю, тебя это беспокоит.
— Ты этого хочешь сам? Или из-за ответственности.
— Поначалу было второе. Но ты же видела, как он меня обнял? — Алекс расплывается в улыбке: — Я не хочу уезжать.
А потом он берет мою руку. Честно говоря, в глубине души я догадываюсь, зачем он это делает, и прихожу в панику. Мягко забираю ладонь, отсаживаюсь подальше.
— Тогда не подведи. После того что было, тебе нельзя уступать врагам. Ты многим не нравишься. Но ты должен уделать всех, чтобы у Демьяна был папа. Ты должен ради сына не допустить, чтобы тебя снова выперли. Ты знаешь, каково жить в разлуке. Не обрекай на это ребенка.
На его лице отражается понимание, былая легкость слетает шелухой. Даже сейчас, в костюме садовника, Алекс выглядит бизнесменом. Жестким, знающим себе цену. Он стал таким не сразу. Когда я влюбилась в него, он был уже с гонором, но еще в сомнениях. Сейчас же уверенность читается в глазах, в мимике, в осанке, наверное. Он произносит коротко:
— Я буду.
Киваю и хочу подойти к сыну, но Алекс останавливает:
— Ты сказала Волошину?
Это фамилия Руслана.
— О чем?
— Что мы переспали, Ива. Потом почти до утра вспоминали прошлое и обнимались. Через четыре часа я приехал на завтрак. А теперь ты приехала сюда ко мне.
Отвожу глаза. Я не буду спать с Алексом просто так. Это исключено. Я просто не вывезу.
— Нет. Я... не думаю, что хочу ему сказать. Между тобой и мной, Алекс, ничего больше не будет. Слишком сложно. А ты? Сказал Джемме?
Он склоняет голову набок.
— Она всё и так поняла.
— И что?
— Ничего. — Он тоже поднимается. — Мы взяли паузу еще перед мотокроссом.
Глава 31
— Уверена, что хочешь уехать? — Алекс пристегивает Демьяна в кресле и выпрямляется.
Хороший вопрос.
Он продолжает:
— У меня дела с утра в Москве, а вы с Демьяном могли бы покупаться в бассейне. Завтра приедут два повара, приготовят для вас что-нибудь особенное, — накидывает аргументы.
— Утром и у меня важная встреча. Я не могу ее отменить ради пикника, хотя... идея заманчивая, Алекс. Мы с Дёмой никогда не проводили столько времени на свежем воздухе. Может, в другой раз?
