Двадцать (СИ) - Соболева Ульяна ramzena

С Ирой я не говорила с суда. С ужасом вспоминаю процесс. Даже не знаю помогла ли я Жене или сделала только хуже. Мне казалось, что все мои слова еще больше все путали, усложняли. Он на меня смотрит, а я на него через клетку эту и, кажется, у меня сердце останавливается. Несломленный, сильный, челюсти сжаты, взгляд прямой. На судью смотрит не опускает глаза.

Они все ему приговор подписывали. Лера моя, Аня…Вышла рассказывать как он ей со мной изменял, как врал, как денег на аборт давал и жениться отказался.

- Я их увидела. Как целуются, как мерзко обнимаются. Он потом отказался от меня. Наверное денег ее хотел… или что она там ему пообещала. Позорище!

Лера гвозди в гроб сколачивала.

- Врала она все. Никогда отец никого чужого в дом не пускал. Никогда. Он не любил гостей и не позвал бы какого-то пацана ночевать у нас. Покрывала его. Потому что у нее роман с ним…

Хочется кричать, что она не права, что все не так было, но я молчу. Потому что это бессмысленно.

- В каких отношениях вы состояли с подозреваемым? – спрашивает обвинитель и победоносно смотрит на судью. Он понимает, что дело выиграно. И чтобы я не сказала я только утяну Женю на дно.

- В… в близких.

Отвечаю и вижу, как он голову вскинул и на меня посмотрел.

- У вас была связь? Это сексуальные отношения?

- Да.

Ответила я и выдохнула, стараясь не слушать шепот и не смотреть в зал, где на меня устремились десятки ненавидящих и непонимающих глаз.

- Подсудимый брал у вас деньги?

- Никогда! – сказала громко, резко.

- А вы сами предлагали ему вознаграждение за…

- Гадость! Мерзость! Я ее люблю! Ясно! Никакие деньги мне не нужны! Я! Ее! Люблю!

Закричал и судья злобно приказал замолчать иначе его выведут из зала суда. Тяжело дыша, смотрю ему в глаза, а он в мои и больше нет никаких вопросов, нет никаких ответов. Ничего не имеет значения. Допрос продолжался, а я просто смотрела, я словно ментально касалась его рук, лица, волос, прятала ладонь в его ладони и видела, как он сжимает свою руку, как будто чувствует меня.

Когда сказали «Виновен» у меня потемнело в голове, я даже смотреть не могла, все поплыло и ноги подкосились. Кто-то помог удержаться, присесть в кресло, воды дали.

- К врачу так и не сходили, Елена Анатольевна?

- Нет…мне не до врача сейчас. Они сказали виновен….они это сказали. Что это значит. После совещания, что они скажут?… Что это значит?

- Держите себя в руках. Ваша реакция на решение суда очень прозрачная. А у вас все же муж умер…убит. Подозреваемым. И вас саму подозревали.

Мне было наплевать. Пусть подозревают. Глупость какая. Скрывать нечего. Я не виновата ни в чем. Женю уводят, а я вслед ему смотрю и слезы глотаю. Я даже позвать его не могу, подойти не могу, за руки взять.

- Совести у тебя нет, мама. Совести! Как ты могла! Позор! Теперь все знают об этом позоре!

- А то что твой отец все оставил своей любовнице не позор? – крикнула я, не сдержавшись.

Как в тумане лицо Леры все в слезах, подруга ее, которая за плечи держит и уводит, лица родственников, каких-то знакомых, соседей. Все они с презрением, с ненавистью смотрят. Меня адвокат под руку увела, домой довезла.

- Могу помочь с делом о наследстве. Оспорить можно. Тем более все вместе нажито было, когда женаты были.

Киваю, а сама не слышу ничего, не понимаю. У меня в груди камень, мне кажется, я от тяжести к земле пригибаюсь.

- Пятнадцать лет…, - шепчу едва слышно и смотрю сквозь нее. Он выйдет мне будет под шестьдесят. Я бы эти пятнадцать лет на все наплевала и любила его. Сколько могла и как могла. Плевала бы на всех. На осуждение на взгляды косые. Я бы за руку его держала никого не стыдясь. Разве любви нужно стыдится?

Мне кажется, у меня жизнь с мясом вырвали.

- Будут апелляции, можно что-то постараться сделать. Но меньше десятки вряд ли дадут. Это если б чудо случилось, свидетели нашлись или не знаю. Хоть что-то. Насчет наследства подумайте.

Я мутным взглядом на нее посмотрела. Чудо? Чудес не бывает. Не было и никогда не будет. Единственное чудо это то, что я в этой жизни встретила Женю и узнала что такое по настоящему любить.

- Мне платить вам нечем.

Прошептала я и медленно выдохнула, чувствуя, как отпускает слабость и тошнота. Как наконец-то проясняется немного в голове. Жена обернулся где-то в самом конце коридора и я закусив губу чуть не завыла.

- А мы бы отсудили и тогда заплатили бы.

- Я подумаю.

- Подумайте.

***

- Ира!

Вскрикнула, потому что не узнала ее в том скелете, который лежал на постели с впалыми глазами, под капельницами. Она на себя не походила. Синяя вся, губы белые почти. Руки дрожат. Неужели человек может вот так измениться за какие-то считанные дни. Суд ее видно подкосил, окончательно сломал.

- Лена, садись, садись рядом.

А мне стыдно у меня сердце сжимается. Я нашу последнюю встречу помню. Села рядом на стул. Водичку ей поставила, пакет с апельсинами в стол положила.

- Лена…пообещай мне, что его не оставишь. Пообещай!

Смотрю на нее и понять ничего не могу, что случилось, почему она такая, почему руки мои сжимает. Что сказать хочет. Потому что в глазах намного больше. Они наполнены слезами и адской тоской.

- Больше некому. Он один остался. Анька не в счет. Его посадили он теперь ей не нужен. Позаботься.

- Ты сама позаботишься, вот выйдешь отсюда.

- Не позабочусь… Конец это, Лена, конец. Я говорю с трудом. Врачи даже в глаза мне не смотрят. Вчера аппараты все отключили. Потому что все…

- Что все? Что за глупости. Я сейчас я…

- Не надо. Я давно с сердцем страдаю. Давно. Все что могли сделали. Операцию нельзя гемоглобин на нуле, опухоль нашли в желудке. Лена… я сейчас ничего о том говорить не буду. Я только попрошу тебя не бросать его.

Она еще что-то говорила. Голос срывающийся, тянущийся, как будто на последнем издыхании. И я чувствую, что правда это…не долго осталось, как будто крылом ее серым уже накрыло, как будто одной ногой уже не здесь.

- Вот…ключи бери и ко мне иди. Я знаю, что гад твой проклятый что он ничего не оставил. Знаю. И как дочь на тебя смотрела видела. Нигде места тебе нет. Иди ко мне жить. Никто не прогонит. Дом мой, присмотришь заодно.

Киваю, а сама ног не чувствую, сил нет даже стоять. Как будто удар за ударом обрушиваются. Словно уносит меня каким-то смерчем.

- Я последний раз говорила с ним. Говорила. Сказал, что не виноват, сказал, что любит тебя, Лена. Не знаю… понять не могу как это все. Но он любит. Сын мой сказал мне, что любит.

Она вдруг закашлялась и задыхаться начала, медсестры прибежали, меня вытолкали, дверь закрыли. А я крики слышу, хрипы, они что-то говорят, бегают туда-сюда. Отхожу назад к стене. Тяжело стоять, сесть хочется прямо на пол. Сесть и с места не двигаться.

Врач в палату зашел. А потом через какое-то время вышел. Меня взглядом поискал. Не хочу чтобы подходил. Страшно даже смотреть на него.

- Мне очень жаль…Мы ей не говорили. У нее опухоль последней стадии, метастазы по всему организму. Сердце не справилось. Свидетельство вам выдадут завтра вместе с телом. Приходите в десять утра в морг. Вы же родственница, да?

Киваю, судорожно глотая горький воздух, не веря тому что слышу.

- Она же молодая совсем…, - шепчу и сама себя не слышу.

- И такое бывает. Если бы раньше обратилась.

Развернулся и ушел. А я еще долго стояла возле стены, смотрела перед собой и понять не могла что со мной происходит. С места сдвинуться не могу. Пальцы разжала и на ключи посмотрела, потом снова сомкнула.

Родные прогнали… а Ира опять руку помощи протянула. В последний раз. Сотовый достала набрала адвоката.

- Добрый вечер. Я вас очень попросить хочу …знаю, что это будет трудно, почти невозможно. Я заплачу. Сколько скажете. Встречу с НИМ устроить можно? Одну. Короткую!