где работал кондер, а не на улице, в сорокаградусное пекло. Просто потому что мне с ней было страшно оставаться наедине в замкнутом пространстве.
– То есть, чтобы ты перешла со мной на ты, нужно было просто взорвать машину?
Светка смеется сквозь слезы, пряча лицо у меня на груди. Лифт останавливается на нужном этаже. Выходим. Кое-как открываю дверь. Свету по второму кругу накрывает отходняком. Трясет девочку так, что зубы клацают.
– Тш-ш-ш, – бормочу, целую, как дурак, заплаканные щеки, распухший нос и глаза. Она комкает в руках мою закопченную рубашку. И все бы ничего, но чем больше я ее утешаю, тем меньше себя контролирую. – Все позади. Все хорошо…
В кармане звонит телефон. Кое-как умудряюсь его достать.
– Бать, какого хрена у вас произошло?
– Дуй домой, Дэн.
– Света…
– Она в порядке. Но ты ей нужен.
Или нет. Черт знает. Цепляется-то она за меня. И это так заманчиво – думать, что это я ей нужен по-настоящему.
– Тихо-тихо, Светик, Светочка. Не плачь. Сейчас Дэн приедет.
– Дэн? – хлопает мокрыми, потемневшими от слез ресницами, будто себя не помня. Или не помня Дэна. Боже мой. Боже мой… Телефон опять звонит. Но я не реагирую. Я тону в этой женщине. Напуганной, нуждающейся…
– Свет, – хриплю я. Руки, будто существующие вне моего контроля, проходятся по ее бокам, рукам, скулам. Ощупывая, гладя, лаская… Позволяя себе все, что придется. Потому что она не против. Потому что она отвечает. Утягивает в адреналиновое безумие, плещущееся на дне ее глаз. И еще губы кусает.
Руки дрожат. Я говорил? Избавляясь от наваждения, накрываю ее макушку ладонью и прижимаю лицо к груди, а сам устремляю взгляд в стену. Блядь, почему Дэну именно сегодня понадобилось отъехать? Я же так долго не выдержу. Потому что Светкина дрожь усиливается. Она уже просто подскакивает в моих руках, а я знаю только один способ ее утешить. Трусь лицом, веду носом по шее, ниже… Утыкаюсь соленой закопчённой мордой в ее мягкую грудь. Светка затихает на секунду. А потом обмякает в моих руках с легким вдохом. Как будто давая зеленый свет всему тому безумию, что я хочу с ней сотворить. Меня останавливает только то, что она сейчас совершенно неадекватна. У нее мощный стресс. Я последним козлом буду, если, ко всему прочему, воспользуюсь ее уязвимостью. Неимоверным усилием воли заставляю себя от нее отлепиться.
– Нет… Нет, – в горячке шепчет она. – Руста-а-ам… Не уходи. – И сама, главное, на коленки становится, и целует… сама, перемалывая мою выдержку в пыль. Куда-то прочь летит одежда. Ее футболка, легкие брючки. С моей рубашкой сложней. Пуговицы вырываются с мясом… Я, как под гипнозом, пялюсь на ее вздрагивающую от избытка эмоций грудь. Наклоняюсь, и тут слышу запыхавшийся, сорванный голос Дэна:
– Я лечу, как в жопу ужаленный. Думал, что уже и в живых их не застану. А они, блядь, трахаются…
ГЛАВА 17
Я просыпаюсь, когда в комнате уже темно. Осоловело хлопаю глазами, как это часто бывает после дневного сна, не в силах сразу определить, кто ты, где ты, и что вообще происходит. Сажусь, настороженно оглядываясь по сторонам, и вдруг охаю от боли, обжегшей разбитые локти. И эта боль, наконец, пробуждает память. Расслабленное во сне тело каменеет. С губ срывается всхлип. Я затыкаю рот ладонью, чувствуя, как меня опять начинает колотить, словно я – не я, а какая-то недотрога.
Боже мой, мы ведь чуть не погибли! И потом… Это ужасно… Абсолютно ужасно, дожив до тридцати двух лет, вдруг обнаружить, что ты абсолютно себя не знаешь. Себя и свое тело, которое в один момент просто перестает слушать мозг. Я же… Господи, я чуть было не изменила Денису! Как так? Почему? Как вообще можно изменить тому, кого любишь? Кто та обезумевшая жадная самка, что срывала с Бати рубашку? Какого хрена со мной случилось? А главное, что теперь? Кто я? Кто мы друг другу, после всего, ведь… Измены так и не случилось, правильно? Ведь вряд ли можно назвать изменой Денису то, что происходило при его непосредственном участии. Мамочки!
Переворачиваюсь на бок, со стоном подтягиваю к груди коленки и по-детски утыкаюсь в них лбом. Это стресс… Вот и все объяснение. Мы немного сошли с ума. Все трое. Ничего непоправимого не случилось. Наверное, нет. Или… Я набираю полные легкие воздуха и, медленно выдохнув, отпускаю на волю память.
Почему-то, когда я услышала Дэново: «Я лечу, как в жопу ужаленный. Думал, что уже и в живых их не застану. А они, блядь, трахаются…», у меня и мысли не возникло о том, что что-то не так. Я просто обернулась бесстыже голая, заплаканная и наверняка некрасивая, и, не вставая с коленей Бати, всем телом, всей своей душой потянулась к Дэну. А он, в мгновение срисовав ситуацию и сделав какие-то свои выводы, в два шага преодолел разделяющие нас метры, сел рядом, отвел почему-то влажные волосы от лица и ко лбу своим лбом прижался:
– Пиздец. Просто пиздец, мась.
А потом стал с жадностью меня целовать. И, кажется, его совсем не смущало, что при этом я сидела верхом на другом мужике. Я тоже не парилась. Мне это в тот момент надо было как воздух. Когда я поняла, что губ на моем теле две пары? Не знаю… Не знаю. Не знаю! Когда опомнилась, язык Дэна был у меня во рту, а Батин… Батин обводил по очереди сжавшиеся соски. И было это так правильно, хоть и невыносимо остро, что я опять всхлипнула.
– Испугалась? – серьёзно взглянув мне в глаза, спросил Дэн. А Батя замер. Я теперь понимаю, что в ожидании моей реакции, которая и впрямь не заставила себя долго ждать. Я вся сжалась опять, поерзала. Одной рукой ладонь Дэна схватила, а другой – Батину, притягивая их к себе с двух сторон и только так хоть чуть-чуть согреваясь. Так странно. Моя кожа горела, будто я вновь и вновь ощущала на себе последствия взрыва, а внутри все медленно покрывалось льдом, как в фильмах про апокалипсис. И мне казалось, если я не заполню пустоту внутри, не вытесню – сердце вымерзнет и навсегда остановится.
– Очень. Очень испугалась… – шепнула я, ерзая в поисках тепла.
– Агрх… – зарычал Рустам,
