— лицо Кеши принимает страдальческое выражение. — Она маленькая ещё. Для тебя маленькая.
— Ей девятнадцать.
— А тебе? Девять лет разницы. Ты хоть понимаешь, как тяжело будет?
Понимаю ли? Наверное, да. Наверное, понимаю.
Скорее всего, даже отдаю себе отчёт в том, что будет п#здец, как сложно. Возможно, долго.
— Я решил.
— Она не для игр, Антох.
— Я в курсе. Спасибо, что напомнил, — слабо улыбаюсь. — Давай сменим тему?
Малышев ждёт, готовый переключиться. Есть в нём то хорошее качество, позволяющее быть с близкими людьми на одной волне.
Пересказываю о цели визита Вероники. Про пацана говорю.
— Хочешь, чтобы я замял? Дружище…
— Нет, — перебиваю, вставая на ноги и занимая место рядом с Кешей. — Оступился, когда один раз. Как девчонки. Пусть нанимают юриста или нескольких. Я — пас.
— А я доведу до финала. Дело принципа.
Нашу беседу обрывает появление Анфисы. С довольной физиономией, сестра Кеши тащит неподъемную с виду сумку.
— Вот. Как ты просил. Точно по списку, — обращается ко мне. — Выйдешь, Антош? Я с подружкой приехала. Обещала, что ты с ней поболтаешь, м?
— Опоздала ты, Фис. Занят Полянский.
Анфиса таращит и без того огромные глаза, а Кеша посмеивается, всё ещё бросая на меня недоверчивые взгляды.
— Занят, — подтверждаю. — Вы пока разбирайте сами, — киваю на баул, — а я пройдусь.
— Тох! Не обижай её.
— Даю слово.
Пропускаю спешащего мужика и покидаю палату, плотно прикрыв дверь.
Предвкушая, что скоро мы снова вместе поедем в тачке, прохаживаюсь по коридору. Мужик, с которым мы чуть не столкнулись, перебрасывается парой фраз с врачом и продолжает путь. От нечего делать наблюдаю за ним.
Останавливается у последних палат, коротко стучит и входит. Прикинув в уме нумерацию, соображаю, кого он может навещать.
Вариантов немного. В той палате лежит сестра Ники.
Чтобы не маячить, устраиваюсь на мягкое кресло между палатами. Мне ничего не видно, кроме бежевой стены напротив, зато прекрасно слышен приглушённый разговор.
Не все слова, но в общих чертах я понимаю, о чём речь. Сжимаю и разжимаю кулаки, размышляя, имею право вмешаться или нет.
С одной стороны — он отец и их отношения внутри меня никак не должны касаться.
С другой — я отчётливо слышу слёзы в голосе Ники. А все её переживания касаются меня напрямую. Она об этом ещё не знает, но я намерен исправить ситуацию в ближайшее время.
Пока прикидываю «за» и «против», мужик вылетает, не смотря по сторонам.
Выжидаю. Даю себе пять минут, а после зайду и уточню, всё ли в порядке.
Я привёз Нику и мой интерес не должен их с матерью напугать.
Когда проходит отведённое время, поднимаюсь. Поправляю часы, подавляя неуместное волнение.
С чего бы мне волноваться, да? А некоторая нервозность присутствует.
Переключиться не успеваю. Ника влетает в меня с разгона, явно не ожидая преграды на пути. Отскакивает, но я, повинуясь инстинктам, ловлю её за талию и привлекаю к себе.
Быстро оцениваю обстановку. Мать девчонок вытирает слёзы. Ника часто моргает, но ресницы тоже мокрые.
Виктория спит, но явно собирается проснуться. Хмурится, дёргает руками и шевелит неестественно яркими губами.
— Ника? — зову, надеясь, что получается мягко.
Моя Белочка вздрагивает, упирается кулачками в грудь. И смотрит за мою спину.
— Руки убрал от моей дочери!
***
ДОРОГИЕ МОИ! СПАСИБО ВСЕМ ПОДДЕРЖИВАЮЩИМ! ВАШИ СЛОВА, ЭМОЦИИ ОЧЕНЬ ВАЖНЫ!
Я ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ, ЧТО И ДРУГИЕ ЧИТАЮЩИЕ К НАМ ПРИСОЕДИНЯТСЯ. ЭТО СООБЩЕНИЕ ДЛЯ НИХ: ДРУЗЬЯ, ОТКЛИКИ ОЧЕНЬ НУЖНЫ. ПОЭТОМУ ОЧЕНЬ ПРОШУ ВАС ОСТАВЛЯТЬ ХОТЬ ПАРУ СЛОВ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ГЛАВ.
ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ НА ВЗАИМНОСТЬ И ПОНИМАНИЕ
Автомобиль останавливается в этот раз чётко напротив подъезда. Антон барабанит пальцами по рулю и смотрит чётко перед собой.
Я сижу, не спеша сбегать. Во мне расцветает благодарность к этому серьёзному и поначалу пугающему мужчине.
После скандала, устроенного папой, мне казалось, что я ни за что не покажусь в больнице. От стыда готова была провалиться сквозь землю.
Но Антон и Кен… Они молодцы! Кен такую речь произнёс, что отец опешил и замолчал. Мало того, что его угрозы не могут быть реализованы, но Кеша ещё и пригрозил проблемами с законом за распущенное поведение в публичном месте.
Я не запомнила все формулировки, потому что сначала опешила от крика, потом от жеста Антона, быстро закрывшего меня спиной. Ну и по нарастающей — от блестящего выступления адвоката.
То, что Кен оказался рядом, я не удивилась. Выкрики папы собрали много зрителей. А вот жесты Антона…
— Спасибо, — выдавливаю из себя, потому что отдаю себе отчёт в том, что моих благодарностей микроскопически мало, чтобы выразить всю признательность за эти два дня.
Сначала он приехал на помощь незнакомой девушке. Забрал с собой, заботился, возился весь день, да ещё и оказался вовлечённым в ссору.
— Мне очень стыдно за поведение… папы, — немного запинаясь, называю отца привычным словом. Оно идёт с трудом и на языке ощущается чужеродным. — Не могу сказать, что не ожидала. Ожидала, наверное.
С каждым словом говорить становится легче. Мне жизненно необходимо выплеснуть всё. Выговориться, чтобы внимательно выслушали. Пусть молча, так как сочувствие и жалость — последнее, чего желаю.
— Он поступил, как самый настоящий предатель! Понимаешь? — хмыкаю, хотя ни капли не смешно. — Сначала дал нам иллюзию нормальной семьи и любящего отца. А потом забрал. Просто взял и разрушил, как… Не знаю… Как ветер разрушает гору из песка. По песчинке уносит, оставляя маленькие дырочки, потом дыры, а потом яму.
— Ник…
Антон сидит очень близко ко мне. Так близко, как только позволяет консоль между сидениями.
— Прости. Я не должна была. Извини, — торопливо бормочу, сгорая под внимательным прищуром его глаз. — Я… Мне пора.
— Подожди, Ника, — он мягко, но настойчиво берет мою руку и тут же отдёргивает свою. Сглатываю ставшую горькой слюну: вновь приняла хорошее воспитание за что-то другое. — Дети не должны нести ответственности за поступки родителей.
— Я слышала уже, — киваю. — Но всё равно мы несём. Он не извинится…
— Мне не нужны его извинения. Настоящий мужик должен уметь отвечать за свои слова и поступки.
— Не знаю…
— Для меня важно, чтобы ты не плакала больше.
Ладонь с вытатуированными на
