Долорес выглядит удивленной. Потом сочувствующе, но поселившееся сомнение все еще там тоже.
— Она такая красивая.
Я смотрю на мокрые спутанные волосы Ди, запачканное тушью лицо, посиневшие от холода губы. А потом мотаю головой.
— Не для меня.
Она обдумывает мои слова, и через мгновение немного улыбается. Я протягиваю свою руку.
— Давай, пожалуйста, вернемся назад?
Она берет ее.
— Ладно.
Мы быстро возвращаемся ко мне. Когда подходим ближе, я вижу, как из парадной двери выходит Розалин — в черных очках, не смотря на погоду, в плаще, волосы затянуты в низкий аккуратный пучок на голове. Ее водитель держит над ее головой зонт, когда она идет к открытой двери лимузина. Я даже не смотрю ей вслед, когда она уезжает, я просто рад, что она это сделала.
* * *
Снова в моей квартире, Ди обнимает сама себя, но это не помогает ее зубам перестать стучать. Мы снимаем свою мокрую, холодную одежду, и я набираю двуместное джакузи горячей водой. Хотя немного вещей может быть лучше, чем секса в ванне, сейчас дело не в этом. Я не собираюсь рассыпаться в сентиментальностях и говорить, что я хочу ее просто «подержать». Я хочу намного большего.
Просто… не прямо сейчас.
Я расслабляюсь, прислонившись к стенке ванны, руки лежат на ее краях, а голова Ди лежит на моей груди, и ее тело вдоль моего, и повернуто ко мне. Я закрываю глаза, наслаждаюсь чувством горячей воды, которая расслабляет мои мышцы и согревает мою кожу. В окутанной паром комнате тихо, спокойно — и мы просто довольствуемся тем, что есть.
До тех пор, пока Ди не шепчет:
— Что было самым плохим, что ты делал?
Я открываю свои глаза, чуть наклоняю голову, чтобы видеть ее лицо.
— Ты задаешь самые странные вопросы.
Вижу, как она улыбается. Она объясняет:
— О чем-то хорошем всегда легко говорить. Но плохие дела могут рассказать о большем.
Я вдыхаю глоток пара и мысленно перебираю в уме свои проступки. А потом признаюсь.
— Я… изменял… каждой девушке, которая у меня была, в старшей школе и колледже… до Розалин. И когда меня несколько раз на этом ловили, я заставлял их думать, что это была их вина.
В выражении ее лица нет осуждения. Ни ужаса или отвращения. Лишь любопытство.
— Зачем ты это делал?
Зачем парни изменяют? Это извечный вопрос с разнообразием ответов. Самый простой из них — потому что это парни. Но это еще не все.
Некоторым парням становится скучно. Хлопать по одной и той же попке, даже если она как у Кейт Аптон, может со временем надоесть. Для других — это игра. Трепет от того, что можно сбежать с чем-то, с чем они не должны, волнение от того, что их могут поймать. И последние — просто козлы. У них духу не хватает признаться девушке, которая любит их, что они не любят ее также в ответ. Они думают, что уберегают ее от боли, заставляя их верить в то, что их обязательства значат больше, чем на самом деле.
— Потому что я был молодым и глупым. Эгоистом. Потому что я хотел их так сильно, чтобы соблазнять, но не достаточно сильно, чтобы перестать, при этом, соблазнять других женщин. Потому что я не знал, как это чертовски ужасно и унизительно, когда тебе вот так лгут.
— Хотя, карма — это праведная сука. После Розалин… потом я узнал. И я поклялся, что больше никогда не заставлю кого-то почувствовать такое.
Каким-то извращенным способом, Розалин оказала мне услугу — преподала мне урок, в котором я так нуждался. Сделала меня лучше. Ради женщин, которые были после нее.
Ради Долорес.
Я прикасаюсь к подбородку Ди и заставляю ее посмотреть мне в глаза.
— Я бы никогда не поступил так с тобой. Та знаешь это, верно?
Пожалуйста, Господи… пожалуйста, пусть она поверит.
Она исследует меня своим взглядом, пытаясь прочитать меня — потом улыбается мне кривоватой улыбкой.
— Да, я это знаю.
Она снова кладет на меня свою голову.
— Но мне, все равно, время от времени требуется напоминание.
— Что насчет тебя? — интересуюсь я. — Какие скелеты в твоем шкафу?
Она отвечает не сразу. Когда она начинает говорить, у нее тихий голос.
— Когда мне было шестнадцать, я сделала аборт. Он был моим первым мужчиной — красивым, забавным, из лучшего района города. Он сказал, что любит меня, и… я поверила ему.
Она наблюдала за тем, как ее рука движется под водой, создавая волновой эффект.
— И я знаю, я должна… сожалеть… об этом. Чувствовать вину. Но этого нет. В то время, это было правильным решением. Тем не менее, — продолжает она, — время от времени, я сама себе думаю, что сейчас у меня был бы ребенок. Ему или ей было бы сейчас девять. И я не… грущу… это точно, но мне интересно, какой бы была сейчас моя жизнь, если все сложись по-другому.
Она смотрит вверх на меня.
— Думаешь, я ужасный человек?
— Нисколечко, — прижимаю ее ближе к себе и целую в макушку.
Ее голос не такой тяжелый, когда она говорит спустя мгновение:
— Я имею в виду, разве это не сумасшествие? Я — и воспитываю маленького мальчика или девочку?
— А ты хочешь детей? — спрашиваю я. — Когда-нибудь?
Она пожимает плечами.
— Не знаю, не уверена, получится ли у меня. Моя мама была не лучшим примером. Не думаю, что она была готова стать матерью. Я была случайностью; Билли — убогостью. Она любила нас и, действительно, старалась, но никогда не было… стабильности… когда я росла, ты знаешь, что я имею в виду? Она постоянно меняла работу, пытаясь перестроить себя, в поисках любви в неправильных местах. Она скорее друг, чем родитель. Боюсь, ее противоречивость могла перейти по наследству.
Даже если этот разговор стал гораздо серьезнее, чем я когда-либо мог себе представить, я не могу перестать думать о Ди, в качестве матери. Гуляющей по улицам в своих топах и каблуках, с малышом, прижатым к ее груди в одном из этих хитроумных изобретений.
И в моем воображении, малыш — идеальное сочетание нас обоих: светлые локоны волос Ди, и мои карие глаза.
— Думаю, ты будешь отличной матерью.
В ее глазах тает чувство благодарности и лучится сквозь ее улыбку.
— Правда?
— Правда.
На самом деле, Долорес во многом напоминает мне Александру. Яростная — страстная в своих привязанностях. Любительница крепких объятий и тысячи поцелуев. Это и есть составляющие самой лучшей матери.
После этого мы молчим. Лежим в ванне, пока вода не становится холодной, наслаждаясь комфортной тишиной — вместе.
* * *
Некоторые женщины не оценят этих слов, но я все равно их скажу: вам не обязательно любить, чтобы иметь великолепный секс. Мой самый фантастичный сексуальный опыт в моей жизни был без вовлечения эмоций вообще. Он был с женщинами, к которым я был безразличен. Я не знал их достаточно хорошо, что бы они мне нравились или нет. Иногда, я даже не знал их имен.
