— Ты действительно ничего не могла бы сделать, ничем помочь. И правильно, что осталась там, где могла приносить больше пользы.
— Ты так считаешь?
— Мама это понимала, дорогая. И очень тобой гордилась.
Брон взглянула на Фица, стоявшего внизу у основания лестницы и смотревшего на них обеих. Что он видит? Может, к нему вернулась былая любовь? Не совершил ли он большую ошибку в тот день, согласившись на второстепенное, за неимением лучшего?
— Мы все гордимся тобой. Иди, ты устала. Принимай свой душ…
— Какая она, Брон? Я имею в виду Люси.
После небольшого колебания Брон сказала:
— Она красивая. Очень похожа на тебя. И у нее мамины глаза.
— Правда?
— И моя ловкость движений.
— Ну да? — Брук улыбнулась. — Бедный Фиц. А волосы? Она тоже блондинка?
— Нет. Волосы у нее темнее. Не такие темные, как у Фица, с каштановым оттенком. Но вьются точно как у него.
— А! — Брук повернулась и посмотрела на стоявшего внизу Фица. — Она не знает. Ты не сказал ей.
— О чем ты? — Глядя на сестру, Брон вдруг испытала предчувствие чего-то ужасного. — Чего он мне не сказал?
— Фиц — не отец Люси.
— Быстро вниз! Ну же! — Фиц преодолел лестницу, прыгая через три ступеньки, и сердитым жестом ткнул в сторону детской спальни, дверь в которую он оставил слегка приоткрытой, чтобы слышать, если Люси зачем-то позовет.
Он зло смотрел на Брук, которая побелела как полотно под своим тропическим загаром.
— Боже милостивый!
— Ни слова больше!
— Она там… — Он обернулся к Бронти, взглядом умоляя ее отвести Брук подальше от двери. — Моя дочурка.
— Не сейчас, Брук. — Брон обняла ее рукой за талию, и Брук, как-то странно съежившись, без сил повисла на ней. — Пойдем, дорогая. Ты устала. Я уложу тебя в постель. — Она взглянула на Фица, и он вспомнил, что в отличие от Брук она не знает, где гостевая комната.
Показывая дорогу, он привел их в заднюю часть дома и открыл перед ними дверь. Они исчезли в ванной комнате, а он с чувством полнейшей беспомощности провел пятерней по волосам.
— Оставайся с ней, я сам приготовлю постель.
— Хорошо. — И Брон закрыла дверь, но он успел услышать тихий, пугающий звук рыданий, в которых Брук Лоуренс изливала накопившуюся за эти годы печаль, оплакивая дочь, столь бездумно отданную другим людям.
Для него все эти годы прошли в ожидании и надежде, что она поймет свою ошибку и вернется за малышкой, которую он бережно хранит для нее. И вот теперь она вернулась, а его обуревает лишь страх того, что это его сокровенное желание наконец исполнится.
Он жил среди завалов пеленок, росли стопки неоплаченных счетов, уходить из дома и работать он не мог. Тогда он был бы рад, если бы она вернулась и избавила его от бремени, которое он взял на себя, ни на минуту не задумываясь о проблемах и последствиях.
А теперь Люси стала частью его существования и он просто не мог представить себе жизни без нее. Она его дочь во всех отношениях, исключая тот бездумный момент зачатия.
С минуту Фиц продолжал смотреть на дверь, которая лишь приглушала звуки рыданий. Не в силах выносить этого дольше, он пошел к сушильному шкафу за постельным бельем.
По дороге он бросил взгляд на комнату Люси. Если бы она проснулась, услышала голоса, то позвала бы его. Лучше не тревожить ее. Момент для встречи с родной матерью явно неподходящий. В своем состоянии Брук с этим не справится.
Поэтому он вернулся и стал застилать постель под звуки тихого плача и успокаивающий голос Брон.
Разгладив покрывало, он еще раз взглянул на дверь в ванную и через минуту постучал:
— Брон.
Дверь чуть приоткрылась. В сгущающихся сумерках нельзя было разглядеть выражение ее лица.
— Я буду внизу, если понадоблюсь.
— Фиц…
Он снова повернулся к ней. Она плакала вместе с сестрой, ее глаза блестели от слез. Она казалась очень красивой. Но не приглаженной, лощеной красотой Брук. Ее красота была сиянием, шедшим изнутри. Когда он увидел их рядом, то это было настоящим откровением. Ему просто не верилось, что он вообще мог так обмануться и принять ее за Брук. Потом он понял, что вовсе и не обманулся, что где-то в глубине души всегда видел разницу. Ему хотелось обнять ее и сказать об этом, но она держала дверь как барьер между ними.
— Фиц, загляни к Люси, удостоверься, что она спит, что не слышала… — Она искала слова. — Не слышала того, что сказала Брук.
Он кивнул, и она опять прикрыла дверь.
Ему захотелось немедленно объяснить, рассказать Брон все без утайки. Надо было сделать это днем, а не тащить ее в постель. Теперь между ними возникло еще больше тайн. Фиц сжал кулак, но не ударил, а бесшумно прижал к деревянной панели. Потом резко повернулся и пошел прочь.
Перед комнатой Люси он остановился. Сквозь приоткрытую дверь доносился лишь тихий звук дыхания, но он, чтобы убедиться, открыл дверь пошире, и свет из коридора осветил неподвижную фигурку.
Некоторое время Фиц стоял и просто наблюдал, как она дышит. Жизнь. Бесконечно хрупкая, бесконечно цепкая. Бесценное волшебство. Он знал каждый момент ее жизни, видел все — от первого сердитого крика, когда ее ввергли, не спросив, в этот неуютный мир. Вся эта жизнь помещалась здесь, у него в голове. Ее первая улыбка, первое слово, первый шаг. Первый панический рывок в палату первой помощи…
— Почему ты плачешь, папочка? Ты ушибся? — Открыв глаза, Люси смотрела на него.
— Нет. — Он провел ладонью по щеке, подошел и сел на край кровати. Из-за спазма, сжавшего горло, было трудно говорить. — Просто я вспоминал, какая ты была маленькой.
— Ты вспоминал плохое или хорошее?
— Всякое. Как ты плакала, когда у тебя рос первый зуб. Как забавно выглядела, когда он у тебя выпал. Все в таком роде.
Девочка подвинулась, чтобы дать ему больше места, а он сбросил туфли и забрался на кровать с ногами.
— А ты знаешь, что у Джози будет маленькая сестренка? — Она уютно прижалась к нему. — Я подумала, может, и нам можно будет завести малышку, если мама останется. Мы бы с ней играли.
Вот оно. Никаких больше откладываний на завтра.
— Люси…
— Ничего, даже если будет мальчик.
— Люси. — Он остановил ее, не давая разыграться фантазии. — Я должен тебе кое-что сказать. Это важно, поэтому слушай внимательно.
Детское личико осветилось нетерпеливым любопытством.
— Это касается той леди, что приезжала на школьный спортивный праздник. Той леди, что пришла сегодня.
— Это мама?
Дорога в преисподнюю, подумал Фиц. Но нет способа смягчить удар.
