— Опля… Ты неутомим. И эта тихоня и скромница сдалась… И где же ты видел, какие она носит панталончики? Неужели опять в перевязочной?
— Ну, на такие вопросы я буду отвечать лишь в присутствии моего адвоката! — заявил Гошка. — А вообще, почти у каждого человека, чем бы он ни занимался, где бы ни работал, всегда есть маленькая посторонняя слабость, которую он любит гораздо больше своего дела.
— Маленькая! — насмешливо хмыкнул Игорь. — Таковой ее считаешь один лишь ты.
— Ну да, невеликая, — стоял на своем Сазонов. — Признаюсь тебе: я простой человек и меня страшит возможность одиночества.
Лазарев засмеялся:
— Она тебе грозит меньше всего!
— Не скажи… Мы не можем ждать милостей от природы. А одиночество — это дамоклов меч каждого. И тебе стоит соображать мозгой насчет себя. Великие люди осуждены на вечное одиночество. Так что тебе на роду написано… Твоя Майя не в счет, сам понимаешь. Некий итальянец утверждал, что гениальность — просто-напросто одна из форм безумия. Наверное, это правда. Вообще людей с преувеличенными способностями трудно признать нормальными людьми. Возьмем обжор, сладострастников и мыслителей. Вполне допустимо, что чрезмерно развитый мозг — это обычное уродство, подобно расширенному желудку. Всего-навсего. — Гоша весело расхохотался. — Так что мы с тобой в этом вопросе недалеко друг от друга ушли. Игорь смутился:
— Не надо так бросаться словами… Это опасно. О каком моем величии ты болтаешь?
— Брось, Гор, не прикидывайся праведником! Недавно сам Долинский так и заявил при всех: скоро весь мир услышит и узнает эту фамилию — Лазарев! Это о тебе, значит, Васильич! Дошло? У меня ужасно второй день болит печень… Все-таки у меня рак… Или камни. Вот смотрю недавно балет по телику и думаю: «У этих плясунов камней в почках точно не бывает — все вытанцовывается!»
Игорь с досадой отмахнулся.
— Так почему же ты такой хмурый? — повторила Вера. — Кажется, причин для этого никаких — нефть нашел и разбогател в одночасье… Даже не играя в игру «Как стать миллионером». Ловкач ты и везунчик по жизни, Ситников!
Дмитрий, ничего не отвечая, сбросил сандалеты и прошлепал в комнату. Полы блестят, как всегда, кастрюли на кухне сияют, ковры выбиты до стерильности… Жена оказалась отличной хозяйкой — все кругом вымыто-вычищено, выстирано-выглажено, всегда обед из пяти блюд и уроки за дочку сделаны на «отлично».
И жить бы Ситникову да радоваться… Только никакой такой радости из их уже многолетней семейной жизни не получалось. Смешно сказать, но Дмитрия раздражало в последнее время буквально все, а в частности именно Веркина безупречность. Ну просто упрекнуть не в чем! Привязаться не к чему! А жить с женой долго, ни к чему не цепляясь, — это скука смертная. Даже врагу злейшему такого не пожелаешь! Не то, не то…
Идеальная жена офицеру Ситникову не снилась, не мерещилась. Он и жениться тогда не собирался. Хотел выйти в отставку, уехать к себе в Москву, устроиться в порт или еще куда-нибудь, обязательно возле воды… Вставать на заре и смотреть на плавно скользящие волны, по которым давно томилась и тосковала душа…
И тот пьяница запойный — Виталий Кудреватов (Кудреватый! — ржали солдаты) — стал последней каплей в чаше ситниковского терпения.
Сдав его с рук на руки обрадованному генералу, Дмитрий пошел писать рапорт об отставке. На полпути его остановила девушка с милыми, застенчивыми, высоко поднимающимися к вискам глазками.
— Спасибо вам… — робко сказала она. — Я Вера Кудреватова…
— А-а, очень приятно! — злобно оскалился Ситников. — Нужно получше следить за своим беглым супругом! А то он у вас совсем избегается! И вообще, лечить его не помешает…
— Я лечила, — грустно сказала девушка. — Пробовала… Ничего не вышло… Таких вылечить можно, только если они сами хотят этого. А Виталий ничего не хочет… Я медсестра. Это мой брат. Старший.
— Поздравляю вас с таким родственником! — гавкнул Дмитрий. — И как же вам удалось, медсестра, бросить этакие силы на поиски своего разнесчастного братца?!
Она покраснела и замялась.
— Я… очень просила его найти… Одного человека из министерства… Я ему уколы делала…
Ситников окинул ее с ног до головы полным ненависти взглядом. Просила, видите ли… Знаем мы, как это делается… Темной порой, без свидетелей… Ночная кукушка всех перекукует… И военные дяди из министерства тоже люди…
— Вы обо мне что-то нехорошее подумали, — прошептала Вера.
— Как заслужила — так и подумал! — буркнул Дмитрий. — А от меня что нужно?
— Я… поблагодарить только… — совсем потерянно пролепетала она.
— Ну, поблагодарила — и проваливай! — И Ситников зашагал дальше.
Но, сделав шагов десять, вдруг остановился и оглянулся. Словно что-то его толкнуло… Не то, не то…
Вера стояла на дорожке и смотрела ему вслед полными слез глазами.
Работать с новой операционной сестрой Игорю не просто понравилось — он восхитился ее собранностью, стремительностью, постоянной внутренней и внешней тишиной и поразительным умением без слов угадывать любое его требование. Вере не нужно было без конца говорить: «Тампон! Зажим! Еще тампон…» Она сама абсолютно точно, безошибочно угадывала или прекрасно знала, что ему может потребоваться в следующий момент, и протягивала необходимое без слов и приказаний. Мисс догадливость…
Хотя, конечно, хорошая операционная сестра обязана в принципе четко ориентироваться в ходе операции. Иначе что же она за сестра?… Однако Вера угадывала даже там, где возникали непредвиденности. Да такие, которых и сам Лазарев предчувствовать не мог. У нее оказалось редкое, изумительное чутье. Лазарев расхваливал ее на все лады.
Их сближение началось после одного скандала.
Обычно рано утром Игорь заглядывал в реанимацию проведать своих больных, прооперированных накануне. Все отлично знали, что такой визит Лазарева — неизменен, и заранее готовились к нему, поскольку замкнутый и обычно сдержанный хирург приходил в неистовство и становился неуправляемым, если обнаруживал невнимание к больным, находил грязь или другие погрешности в работе. Лазарев требовал от медиков полной отдачи, но на такое оказывались способны далеко не все.
То утро стало роковым. Игорь, как обычно, спустился в реанимацию на третий этаж и пошел к своим больным. И потянулись к нему с каждой кровати глаза: измученные, зовущие, признательные… Разные.
— Игорь Васильич, болит очень, — несмело пожаловалась одна женщина. Ей вчера Лазарев удалил желчный пузырь. — Всю ночь не спала…
