— Конечно, я догадываюсь, — грустно улыбнулась Лаура. — Не очень-то приятно, когда тебя упрекают, да, мама?
— Я позвоню тебе позже, Лаура. — Мадди взяла пальто. — Надеюсь, ты будешь в более мирном настроении. — И, высоко подняв голову, она удалилась, оставив Лауру в одиночестве.
Тэк не удивился, когда днем во вторник в полицейском участке появилась Дафна Филлипс. Он догадывался, что она должна быть более чем раздражена статьей в «Сан». Поэтому, увидев ее в дверях предоставленного ему кабинета, он откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и стал ждать, что она предпримет.
— Я бы хотела поговорить с вами, мистер Джонс, — промолвила Дафна. Одной рукой она держалась за дверной косяк, другая с удивительным изяществом покоилась на ремне сумки, перекинутой через плечо.
— Конечно, — Тэк указал головой на кресло. — Заходите.
Она вошла в кабинет, но, вместо того чтобы сесть, двинулась к столу, за которым он работал.
— Нас отнюдь не обрадовала статья в «Сан», — пристально глядя на Тэка, произнесла Дафна.
— Конечно. Я и не думал, что она вас обрадует.
— Вы нанесли моему клиенту бесчестный удар.
— Вы представляете мистера Фрая?
— Я буду его представлять, если вы его найдете. А пока я представляю его жену, интересы которой безусловно ущемляются подобными дезинформирующими статьями.
— Дезинформирующими? — Тэк бросил взгляд на газету, лежавшую на краю его стола. — Я считал ее достаточно объективной.
— Возможно, все по отдельности и соответствует действительности, но способ изложения предполагает, что Джеффри Фрай уже осужден и приговорен.
— Я не могу нести ответственность за то, как пресса подает факты, — пожал плечами Тэк. — Вам лучше обсудить это непосредственно с газетчиками.
— Уже обсудила. Я только что была у Даггана О’Нила. Он отказывается опубликовать какое-либо опровержение.
— Ну так подайте на него в суд.
— Он — марионетка Гарри Холмса, а Гарри Холмс влиятельный человек в здешних краях. Бессмысленно выступать против влиятельного человека без веских доказательств. У меня нет улик для возбуждения дела за клевету, и вы это знаете.
Тэк это знал, но его изумило, с какой легкостью она сама это признала. Она просто повергла его ниц — классно. Одета она тоже была классно: шерстяной костюм со свободным жакетом и коротком юбкой и шелковая блузка, явно от «Сакса» или «Наймана Маркуса». Классными были и ее духи, аромат которых долетал до Тэка сладкими волнами. И вела она себя классно. И голос у нее был уверенный, но приятный. Она ничем не напоминала старую каргу, над которой он мог бы поиздеваться. Он чувствовал, что ее спокойствие и невозмутимость являются врожденными качествами.
Он решил, что в следующей жизни он тоже будет красивым парнем с врожденной невозмутимостью. Однако в этой жизни ему оставалось только развести руками.
— Так чего же вы хотите от меня?
— Некоторой сдержанности. Возможно, нет ничего противозаконного в ваших утверждениях, что Джеффри покинул город, чтобы не быть пойманным, или что в деле замешаны сотни тысяч долларов, собранных за десятилетие, но подобные заявления разжигают страсти. Слухи распространяются как лесной пожар, и неважно, что федеральный суд находится в Спрингфилде, такие статьи, как появившаяся сегодня, могут создать предвзятое мнение у присяжных, если дело когда-нибудь дойдет до суда. Не говоря уже о том, как такого рода известность повлияет на семью Фрая, — добавила она, казалось, потеряв на мгновение невозмутимость. — После разговора с Лаурой Фрай вы должны понимать, что она пребывает в полном неведении относительно местонахождения своего мужа, а также недоумевает по поводу предъявленных ему обвинений. Это женщина, которая до последней недели была уверена в том, что у нее идеальная жизнь. Одного исчезновения Джеффри было достаточно, чтобы перевернуть для нее все вверх дном. Последние события в десятикратном размере увеличивают ее боль и смятение. И это только то, что касается Лауры. Но у Фрая есть шестнадцатилетняя дочь, которая учится здесь в школе. Вы представляете, как это ей трудно? Вы знаете, какими жестокими могут быть дети? Сегодня Лаура оставила ее дома, но она не может оставлять ее дома каждый день. Сын Лауры Скотт учится в колледже в другом штате, но он скоро приедет на каникулы. Вообразите, какими будут каникулы у этих детей.
— Только не рассказывайте мне, что они до сих пор верят в Санта Клауса, — заметил Тэк и замер в ожидании, когда она обрушит на его голову поток обвинений в том, что он старый циник. Молодой циник. Он не мог забыть, что она на пять лет старше его. Она не выглядела на сорок лет. Но в наше время никто из сорокалетних не выглядит на сорок. Специалисты утверждают, что это связано с диетой и физическими упражнениями. Но Тэк полагал, что это обусловлено тем, что ему самому было уже тридцать пять. Все относительно. Когда ему было десять, сорокалетние казались ему стариками. Чем ближе он подбирается к этому возрасту, тем более юным он ему кажется.
Дафна не стала обрушиваться на него. Она продолжала оставаться спокойной и невозмутимой, хотя это не означало, что взгляд ее ничего не выражал.
— Даже если они верили в Санта Клауса, можете не сомневаться, что теперь перестанут, — бесстрастно промолвила она. — То, что произошло, потрясло их не меньше, чем Лауру. До сих пор их семья была символом здоровья и счастья. Внезапно семья разваливается, и никто не понимает почему. Они не знают, где Джеффри, и почему он исчез. Они не верят в то, что он виновен, а если же виновен, это тем более сотрясает их жизнь до самого основания. Встаньте на их место, мистер Джонс. Что бы вы ощущали в такой ситуации?
Тэк не очень-то умел вставать на место других. Ему надо было заниматься делом, а сочувствие лишь мешало ему. К тому же его семья отнюдь не являлась символом здоровья и счастья.
— Вы напрасно тратите свою энергию, коллега. Мой папа был алкоголиком, мама протирала столы в Гайес-Бикфорде, а старшего брата убили во Вьетнаме. Я не могу симпатизировать людям, которые, имея все, сами навлекли на себя неприятности.
— Лаура и дети ни в чем не виноваты. Они хорошие люди. Мы все считали и Джеффри таким же. Если хотя бы часть из того, что вы говорите, окажется правдой, значит, мы все заблуждались.
Тэк мог поклясться, что различил затравленность в ее прекрасных карих глазах. Карих? Нет, орехового цвета. Прекрасных, хотя и испуганных. Со вздохом он сложил руки на груди.
— Вы меня удивляете. Я полагал, что, будучи адвокатом, вы должны были видеть его насквозь, даже если остальные ничего не замечали.
