Андрей вошёл в своё обычное конфузливое состояние, чем рассмешил Асю.
— Христос воскрес, — возвестила она.
— Воистину воскрес, — согласился Хордин.
Как настоящий дизайнер Ася занималась оформлением яиц — рисовала на них фломастерами купола.
— Обожаю красить яйца. Красиво получается?
— Неплохо.
— Хочешь одно?
— Воздержусь, — предусмотрительно сказал Андрей. — А где Настюша?
— Спит ещё.
— Уже встала. — В кухню вошла заспанная Настя, которая, как никогда, олицетворяла собой немой укор по отношению к человечеству.
— Привет, Настюш.
— Привет.
Изъяв из кастрюли очередную жертву наскорлупного искусства, Ася радостно воскликнула:
— Христос воскрес!
— Ну так ему и надо, — проворчала Настя.
— «Кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению!»[42]
Нерелигиозная Настя сонно зевнула и, отщипнув кусок кулича, двинулась в комнату.
— Всё. I gotta go.[43]
— Ты куда? — спросила сестра.
— На урок собираться.
— Сегодня же нельзя работать!
— Можно, если хочешь жить.
Когда Настя ушла, Хордин решился на разговор — с Асей он всегда был более откровенен.
— Асют, это ужасно.
— Что именно?
— Мне двадцать лет. Почти двадцать один. И я… девственник.
Мигом оставив яйца в покое, Ася оглядела его с изумлённым восхищением.
— Андрей, ты свят, ты увидишь Господа…
— Но я хочу увидеть Настю. Голой. Или вообще какую-нибудь голую живую женщину…
— Живую — в смысле, не на картинке?
— В смысле, не труп. На таких я уже насмотрелся.
Ася вздрогнула и задумалась.
— Андрей, ты хоть осознаёшь свою исключительность? «Это те, которые не осквернились с жёнами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы он ни пошёл. Они искуплены из людей, как первенцы Богу и Агнцу, и в устах их нет лукавства; они непорочны пред престолом Божиим».[44]
Хордин едва дождался, пока она закончит, и довольно громко сказал:
— Ась, я просто хочу любви! Взаимной. Плотской. Без изысков духовности.
— В тебе говорят бесовские духи…
— Во мне говорит отчаяние! — Андрей бухнулся перед ней на колени. — Асют, помоги.
— Бог поможет, — испугалась Ася.
— Бог мне уже не поможет! А ты девушка… опытная, раскованная. Кто, если не ты, а? Умоляю, научи меня этому.
— «Не искушай Господа Бога твоего».[45] Настька же меня распнёт!
— Не распнёт. Я же прошу, научи меня теории.
— Теории? — удивилась Ася. — А разве такому можно научить без практики?
— Конечно! Мы даже огневую подготовку сначала в теории проходили.
— И чему я буду тебя учить?
— Искусству секса.
— Ой, нашёл искусство! — смеясь, отмахнулась Ася.
— И это ещё полбеды, я Настю даже соблазнить не могу, — грустно заметил Андрей, поднимаясь с колен.
Ася взглянула на него с неподдельным состраданием и решительно повела в комнату.
— Хордин, что ты знаешь о возбуждении?
— Я вполне могу сам возбудить. Ещё судья может возбудить и прокурор…
— Я о возбуждении женщин, — простонала Ася.
— А-а…
— Чтобы Настя тебя захотела, тебе надо её возбудить.
— А как?
— Щас расскажу.
— Погоди, я лучше запротоколирую. — Хордин сел за стол, извлёк из портфеля девственно-чистый лист бумаги и вооружился ручкой.
Ася же взяла линейку и тотчас вошла в образ строгой, но сексапильной учительницы.
— Значит так. Как возбудить женщину. Пиши.
— Порядок возбуждения… — Андрей по привычке написал «уголовного дела», опомнился и стыдливо зачеркнул два последних слова.
— Пункт первый. «Прелюдия», — вдохновенно сказала Ася, меряя комнату шагами.
— А что, обязательно это при людях делать?
— Прелюдия — это не при людях, это самое важное перед самым главным.
— А-а, — понятливо кивнул ничего не понявший Хордин, а Ася продолжила:
— Прелюдия базируется на трёх китах — поцелуи, прикосновения, ласки.
Андрей старательно начертил схему:
— Теперь понятно, — удовлетворённо сказал он.
— Что понятно? Ты хорошо целуешься?
— Пока никто не жаловался, — стушевался Андрей.
— Проверять не буду, извини, мне слишком дорога моя жизнь. — Хордин хотел уже было обидеться, но Ася его успокоила: — Дело не в тебе, а в Насте.
— Тебя останавливает только то, что Настя твоя сестра? — с надеждой уточнил Хордин.
— Нет. Меня останавливает это. — Ася указала на оружие восемнадцатого века, украшавшее всю стену над сестринским диваном. — Продолжим. Опыт номер раз…
Андрей поспешно поднял руку.
— Погоди. Я хотел спросить насчёт ласк.
— Ну? — непедагогично отозвалась Ася.
— На какой орган предварительного следствия… э… ласкания… полагается воздействовать в первую очередь?
— На все.
— То есть как? — растерялся Андрей. — Я же всё-таки не многорукий Шива.
— Тогда хотя бы на эрогенные зоны.
— А какие у Насти эрогенные зоны?
— Вот. — Ася снова ткнула линейкой в сторону настенной оружейной коллекции. — Других её зон я не знаю.
— Так как же я…