Рома прислал следом сообщение:
«Янка, ты как? Совсем одна там».
«Как это одна? Вот же ты. Всегда тут. Всегда вовремя. Я же знаю, что ты есть». Что ты мой.
«Позвоню вечером. Пиши мне все подряд, потом прочитаю. Все будет хорошо, я долго вчера разговаривал с Владимиром Ивановичем, для паники поводов нет».
«Хорошо, я напишу. Вот скажи мне, Рома, почему так происходит? Ты знаешь ответ на этот вопрос? Дело во мне, да? Почему все и каждый относятся ко мне как маленькому неразумному ребенку? Почему стараются уберечь от правды? Я взрослый вменяемый человек. Какой они реакции боятся? Чтобы я что сделала? Из окна выбросилась? В обморок грохнулась?»
Я строчила сообщения Демину с особым остервенением. Пока умывалась, завтракала, потом на светофорах в пути и, наконец, в офисе. Никак не могла остановиться. Много текста, все, что на душе творилось. Потом хотела поудалять большую часть, но решила — ладно, пусть читает. Конечно, я не могу сказать отцу и трети того, что чувствую. Это было бы эгоистично. Мама, оказывается, поменяла билеты и прилетает завтра. Пашка тоже скоро будет. Все знают, что папе перенесли операцию с июня на конец марта, и только я одна даже не догадывалась, что эта операция вообще планировалась и что она необходима.
Оказывается, отец вообще не хотел ставить меня в известность, собирался снова якобы смотаться в Москву, но потом все же передумал. Он даже Роме позвонил, ввел в курс дела. Я узнала обо всем последней.
Они все считают меня девятилетним ребенком, который не в состоянии контролировать себя и свои поступки. Осознав это, я будто с разбегу в снег упала, шла и провалилась в яму, кожу аж покалывает, но при этом не расплакалась. Не разозлилась и не обиделась. Во мне будто что-то… переключилось, какой-то тумблер. Они меня недооценивают.
Я беременна от мужчины, которого знаю чуть больше месяца.
Мой отец ложится в больницу перед важной операцией.
В конце концов, ни Демина, ни мамы снова нет рядом, я совершенно одна.
Но при этом — в порядке. Держу себя в руках. Практически не плачу.
После ужина я утыкаюсь в подушку Ромы и моментально выключаюсь.
* * *
Следующий день проносится еще быстрее предыдущего. Из-за Павла, который все время лезет под руку и не дает мне слова вставить ни на совещании с отделом маркетинга, ни в больнице у папы, я немного на взводе, но в итоге все же нам удается с отцом немного посидеть вдвоем на подоконнике в коридоре частной клиники и помолчать. Говорить особо не о чем. Любые его слова рискуют прозвучать как прощание. Любые мои — выдать детские страхи. Я не стала волновать папу беременностью, это бы выглядело перетягиванием одеяла на себя. Со мной все хорошо, сейчас важно другое.
Демин приезжает в восемь вечера. Зачитавшись в интернете, я пропускаю момент, когда он открывает дверь, поэтому поднимаю глаза и вижу его в дверном проеме комнаты. Он смотрит на меня, потом снимает перчатки, куртку, свитер через голову. Остается в тех же самых походных штанах, в которых я его увидела впервые.
— Ой! — сажусь и подтягиваю к груди колени. — Привет!
— Сиди, отдыхай, я сейчас подойду. Только помоюсь с дороги.
Ну как же! Еще чего! Стоит хороший такой, мой могучий мужчина, мой супергерой. Присылал мне фотки, где в полном обмундировании, там экипировка такая, что мне вообще не поднять, а он бегал, задания выполнял. Смотрю на него и сердце колотится, как во время первой встречи.
Ты же мне все объяснишь, чтобы я тебя простила? Иначе я разозлюсь и сделаю это просто так.
Я подрываюсь на ноги, подбегаю и легонько обнимаю его за затылок, поглаживаю короткий ежик волос. Его руки тут же оказываются на моей талии, Демин пальцами поглаживает мою спину, будто кот лапами. Не спеша и приятно. Мы быстро сухо целуемся в губы. Вроде же в ссоре, но и отказать себе в этом не можем. Он приподнимает меня на пару сантиметров от земли.
— М-м-м, — улыбается.
У него глаза уставшие, слегка покрасневшие от недосыпа. А так вроде бы в полном порядке: синяков не видно — по крайней мере на лице.
— Как ты? Как папа? — спрашивает.
— Нормально все, анализы очень хорошие. Послезавтра приезжает хирург, если все хорошо, то сделают. И он поправится. Еще долго будет жить.
— Понял. Так а ты как?
— Я поддерживаю его, маму по телефону, стараюсь образумить Павла, а то он сегодня уже два совещания провел и еще два на завтра назначил. Господи, он еще занудливее вещает, чем отец, — качаю головой. — Дорвался до власти.
— Ты что-то ешь? — он смотрит через мое плечо на импровизированный пикник на вражеской территории. Почему вражеской? Потому что, возможно, он мучил свою первую жену и хочет делать это же со мной. Я пока не доверяю этому человеку, но и уехать не могу. На данный момент для меня не существует места уютнее. — Красивый ковер, кстати.
— Да, ты же сказал брать деньги из тумбочки. В общем, я нашла целую пачку, — смеюсь, он тоже улыбается. — Но там еще осталось, не переживай.
— Да пофигу. Пусть будет, мне нравится.
— Заказала тебе немного вещей для уюта, а то как в казарме.
— В казарме ты, подозреваю, ни разу не была, — хохочет, я тоже смеюсь, но при этом чувствую, что краснею.
— Не была, — говорю смущенно. — На нем, — тычу пальцем на ковер, — просто кайф валяться, отдыхать и кушать! Столик еще не пришел, завтра обещали. И там на кухне еще кое-что из посуды… — он перебивает и целует меня в губы: — Поняла, это все потом, — улыбаюсь. — В холодильнике есть вино. И много роллов. Я поляну себе накрыла прямо в зале, ты не против?
— Тащи сюда все, что есть. Я все же в душ.
Тащить особо нечего, я управляюсь за пять секунд, потом захожу в ванную и наблюдаю за ним через прозрачную кабинку.
После трех дней тренировок он будто стал еще лучше. Поразительная генетика: мышцы не громоздкие, но при этом крепкие, красиво перекатывающиеся при каждом движении. Машина для убийства с четкими моральными принципами, железными нервами — хоть молотком долби, не сорвется.
Я невольно залюбовалась. Наверное, это гормональное, но в этот момент мне хочется родить от него этого ребенка и сразу потом еще одного.
Рома машет мне, приглашает к себе, но я отказываюсь. Потом выбирается мокрый, встречаю с полотенцем, которое тоже купила. Он вытирается, не скрывая, как сильно рад меня видеть, и мой рот по традиции наполняется слюной от предвкушения. Демин одевается в трико и футболку, ведет меня в комнату, где устраивается на моей импровизированной полянке, будто в парке. Некоторое время мы едим, потом он обнимает меня, тянет к себе, мы заваливаемся и смотрим в потолок. Там лампочка одна висит на кривой проволоке. Точно, про светильники-то я и забыла.
— Устала? Спать?
— Нет, не хочется. Хорошо что ты приехал. Мы это переживем, да же?
— Конечно. И не только это. Мы же с тобой одна команда, — наши пальцы переплетаются. — Бывают радостные моменты, бывают сложные. Главное — держаться вместе.
— Все как в СОБРе? В смысле, как у тебя на работе. Семья, команда.
— Да, спецназ — это стиль жизни. Нельзя быть на работе одним человеком, а дома — другим. По крайней мере, у меня бы не получилось, я везде одинаковый.
* * *
— Ладно, пофиг, — он вдруг берет подушки с дивана, устраивается на них поудобнее, я сижу рядом, смотрю на него в упор. — Если не хочешь спать, давай поговорим. Расскажу тебе сказку под названием: «Демин и женщины его жизни».
— Ты имел в виду «Приключения Демина до женщины его жизни?»
— Точно, — он смеется.
— А рейтинг будет?
— Естественно. Двадцать один плюс.
— Ой, мамочки!
— Ага. В общем так. Кто эта женщина, что прислала фотку между ног, я не знаю. Не помню, — подмигивает, я смеюсь в голос, шутя ударяю его по плечу. — Но есть версия: я недолго встречался в том году с одной журналисткой, очень смелой и раскрепощенной феминисткой. Я думаю, это в ее стиле. Но я ее забанил теперь, если тебе интересно.
