Малиновые сны.
Назад уже не тянет,
Там сожжены мосты.
Теперь же наши тени
В единое сплелись.
Всего одно касание,
Ты мне принадлежишь.
Общий припев басах, а затем её соло. Живое. Громкое. Личное. Можно сказать интимное. И его сейчас услышат сотни людей. Сотни и сотни. Или даже тысячи…
Стёртая помада,
Раздетая весна.
Согрей меня дыханием,
Чтоб я ожила.
Игра на твоих чувствах
Меня так завела.
Теряешься в сомнениях,
Но я теперь твоя.
Удивительно, но Нелли не паниковала. Петь сейчас перед камерами оказалось проще, чем стоять тогда в зале. Может, это из-за того, что она не видела потенциальных слушателей, а может, благодаря Матвею, который находился рядом. Его незримая поддержка окрыляла. Он обладал редкой способностью очень тонко чувствовать музыку и сразу замечал моменты, когда Пелька начинала с непривычки провисать, тут же приходя на помощь. С ним ей было ничего не страшно. Хоть прямо сейчас отправляйся покорять Олимпийский. А вот остаться в одиночестве, наедине со зрителями… готова ли она к такому?
Трек завершился, операторы дали знак: "снято". Пока радиоэфир перекрывался короткой заставкой, группа быстренько перешла в другую часть просторной светлой студии с толстыми звукоизолирующими стенами, украшенными неоновой подсветкой. Многочисленные мониторы и огромный стол непонятной формы со сложным нагромождением аппаратуры ждал их вместе с популярным радиоведущим.
— Ваш успех многим не дает покоя, — бойко вещал в микрофон молодой парень в наушниках. — Всего за год вы стали одной из самых востребованных рок-нрупп. Наверное, именно из-за выбранного направления, так как сейчас на пике популярности совсем другие жанры. Сколько, напомните, ваших синглов получили платиновый статус?
Как негласный лидер практически на все вопросы отвечал Матвей.
— Четыре.
— И один бриллиантовый?
— Да, — Бондарев строго цыкнул на Нелли, которая забила на эфир и опять закопалась в телефоне.
— Что? — отмахнулась та. Её же всё равно никто ни о чём не спрашивает. — Я отвечаю Филу. Это важно.
— Я тебя сейчас придушу твоими же косичками.
— Иди нахрен.
— Мы в прямом эфире.
— Вот в прямом эфире и иди нахрен.
— Расскажите о вашей спутнице, — тут же активно переключился на интересную тему диджей. — Я очень удивился, когда мне сообщили о добавочном госте. Новый хит, я уверен, сорвёт все чаты своей чувственностью, которую вы так ловко закручиваете в привычной динамике. А что дальше? Нисколько не сомневаюсь, вашу протеже ждёт успех в музыкальной индустрии, но Матвей… У меня тут помечено, что ты планировал сделать какое-то заявление? Это так?
— Да, — тот переглянулся с остальными членами группы, не сдерживая лукавую улыбку. — Нелли сегодня здесь не просто так. Недавно прозвучавшей песней мы с ребятами хотели официально представить нового члена нашей группы.
Телефон выскочил из рук Пылаевой, приглушённо стукнулся углом об стол и упал куда-то под ноги, в нагромождение многочисленных переходников, розеток и проводов. Кого-кого он хотел представить?
Матвей нагнал Нелли в пустом коридоре, эхом распространяющим шаги и голоса в самые дальние закоулки зданиям благодаря кафельному полу и высокому потолку.
— Да ну стой ты!
Пылаева, вылетевшая из студии пулей, наплевав на эфир, яростно обернулась к нему.
— Это прикол??
— Ты как-то слишком остро на всё реагируешь, не?
— Остро? — колко передразнила та. — А что мне делать? Прыгать от счастья? В ладошки хлопать?
— Но ты же сама не против. Ты ведь говорила недавно.
Пелька сердито скрестила руки на груди. Спору нет, несколько дней назад Дина, во время очередного прогона трека, пошутила, что она неплохо вписывается в их коллектив. Мол, а чего бы ей в нём и не остаться, нафиг эту сольную карьеру! Нелли тогда посмеялась, но не могла не признать, что в группе чувствовала себя реально уверенней.
— Одно дело, что я сказала. Другое, решать за меня!
— Я просто хотел сделать тебе приятное.
— Сделал. Спасибо!
— Мы вас ждём, — поторопила Бондарева вынырнувшая из-за двери ассистентка. — Музыкальная пауза затягивается.
— Да. Иди, — отмахнулась Пылаева. — Придумывай отмазку: язык у тебя подвешен, как-нибудь выкрутишься. Типа ха-ха, прикол для первого апреля, что, повелись?
— Не дури, — попробовал образумить её Матвей. — Понимаю, сейчас ты на эмоциях, но не руби с плеча.
— Знаешь, вот как раз эмоций и нет. Я спокойна. Просто разочарована. Не люблю, когда навязывают свои правила. Вероятно, ты хочешь сделать как лучше, пытаешься дать мне всё… это, — она обвела руками коридор, но было понятно, что имеет в виду другое: музыку, сцену, известность. — Но может позволишь мне самой выбирать?
— Если тебя не подталкивать, ты вообще ничего не будешь делать.
А вот это звучало обидно.
— Намёк на то, что я ленивая?
— Намёк на то, что ты трусиха. Как бы не старалась доказать обратное. Признай это.
Нелли сухо поджала губы, отводя глаза и разглядывая мигающие потолочные лампы. Удар попал в цель.
— И это даёт тебе право командовать?
— Я не командую! — вспылил собеседник. — Просто… просто…
— Просто любишь держать всё под контролем. Да, я поняла.
— Просто не привык потакать слабостям. В отличие от некоторых твоих «друзей», — слово взяли в кавычки пальцами, понятно кого намекая.
— Потакать слабостям? Это что ещё должно значить?
— Так и понимай. Ты привыкла, что Макс и пожалеет, и по головке погладит. Его бездействиями ты столько времени и развлекала пьяную толпу. Давно уже было пора вытащить тебя оттуда.
Вот где аукаются многочасовые разговоры в полумраке комнаты. Порой лучше вообще ничего никому не рассказывать.
— Прекрасно. То есть моё мнение теперь не учитывается в принципе? Не думал, что мне нравилось развлекать ту пьяную толпу? Что меня это устраивало? И как, позволь спросить, мы переключились на Макса? Он тут вообще при чём?
— Да просто ты для него маленькая всего боящаяся девочка. И, кажется, ты сама начала в это верить. Но пора понять, что одна неудача — не приговор. Если бы я в своё время не рискнул, сейчас бы мы с тобой тут не стояли. Не нужно бояться действия. Стоит бояться бездействия.
— Ну вот и действуй дальше. А я пас, — хмуро бросила ему Пылаева, разворачиваясь и уходя.
Догонять её повторно Матвей уже не стал. Его опять позвали, в этот раз настойчивее, с применением вежливой агрессии, и он вернулся в студию. Эфир ждал. С Пелькой сейчас всё равно было бессмысленно разговаривать. Любое слово она будет воспринимать в штыки из принципа и врождённой вредности. Ей нужно остыть.
Бондарев знал, что прав. Как и знал, что крутой нрав не даст признать это той без боя. Да, где-то он, возможно, и перегнул палку, излишне давя, но виноватым себя не считал. За него с этой задачей прекрасно справлялась Нелли. Она злилась, а злясь, отказывалась признать то, что и сама знала — она действительно трусиха. Ей всегда было проще ничего не делать, чем попытаться, а потом с треском облажаться.
Казалось бы, смотришь на остальных и думаешь: "да я ничем ведь не хуже, а может даже и лучше, чем чёрт не шутит?" Однако собственная неуверенность тут же шептала ядовито на ушко: "да ты же невезучая по жизни. Чего рыпаться, все равно не выйдет. Потом только соплями изольешься, все палочки переведёшь". Эти вечные противоречия порой сводили с ума.
К сожалению, тот факт, что она, обойдя множество других кандидатов, она при этой своей катастрофической "невезучести" смогла самостоятельно поступить в Академию Высших Искусств, одно из элитнейших музыкальных учреждений страны, нисколько обнадёживал. Типа, и на старуху бывает проруха.
