Ульяна Соболева - Черные Вороны. Паутина

— Куда мы едем? — смотрю, как щурится от солнца и какие яркие сейчас его глаза. Как кусочки неба. Светлые и прозрачные. Все еще улыбается.

— Вот теперь домой.

— А раньше куда ехали?

— Катал тебя. Говорят, дети хорошо спят в дороге.

Отшвырнула его руку, а он расхохотался. Сволочь!

— Дети? А ночью тоже считал ребенком?

Я опять физически почувствовала, как он напрягся.

— Считал!

Развернулся на трассе и вдавил педаль газа.

— Именно поэтому ты едешь домой. Поигралась во взрослую и хватит. Слишком далеко все это зашло!

— Поигралась? Так вот как ты думаешь? Я играюсь? А может это ты играешь со мной в свои взрослые игры? Пожалел, да?

Не ответил, достал из пачки сигарету и открыл окно со своей стороны.

— Останови машину.

Даже внимания не обращает, а у меня восторг растаял как первый снег на солнце и во рту появился привкус горечи.

— Останови эту чертовую машину! Мне надо выйти!

Затормозил на обочине, и я выскочила на улицу, тяжело дыша, обхватывая себя руками, слегка дрожа от утренней прохлады. Скорее почувствовала, как подошел сзади и набросил куртку на плечи, слегка сжал мои руки чуть выше локтей и привлек к себе, вдыхает запах моих волос, а мне все еще горчит на губах и дышать трудно.

Я его сердцебиение спиной чувствую, как и каменные мышцы груди. Мне всегда кажется, что он отлит из гранита. Только под холодным камнем жидкая лава кипит и я хочу именно ее. Плавиться и гореть, а не мерзнуть от его холодной, циничной сдержанности.

— Я сломаю тебя, девочка. Рано или поздно я тебя раскрошу на осколки, ничего не останется, — обхватил за горло, поглаживая кожу горячими пальцами и зарываясь лицом в мои волосы на затылке, — Черт знает, что творится…Не должно так быть. Ты и я. Не должно! Забудь об этом, — а сам сильнее прижимает к себе и скользит лицом по моим волосам, — мы слишком разные. Нам не светит, понимаешь, маленькая? Не выйдет ничего.

Словно не мне, а себе. Убеждает нас обоих. И я не верю. Не хочу верить. Я же чувствую его. Мне даже кажется, что я слышу, как бьется его сердце. Очень быстро, как и мое собственное.

— Не смогу забыть, — в изнеможении закрывая глаза и чувствуя, как наворачиваются слёзы.

— Сможешь. Пока ничего не было сможешь.

Резко развернулась лицом к нему и схватила за ворот рубашки.

— Было! Всё было! Ты целовал меня, прикасался ко мне, ласкал меня. Я счастлива, когда ты рядом, Максим. Счастлива понимаешь?! Я никогда не была счастливой! С ума схожу! Не отталкивай меня! Пожалуйста! Не отталкивай!

Обхватила его лицо ладонями, и сама прижалась губами к его губам и мир под ногами закачался, растворилась в поцелуе, чувствуя, как он сжал мой затылок, привлекая ближе к себе, жадно впиваясь в мой рот и по телу прошла волна тока.

Камень плавиться под моими губами, и я понимаю, что огонь вырывается наружу. Мне только немного продержаться и все взорвется вокруг. Его проклятая сдержанность.

Но Макс так же резко оторвал меня от себя, как и целовал секунду назад, увернулся, когда я потянулась к его губам снова и слегка тряхнул.

— Это ненадолго. Потом ты будешь меня ненавидеть и проклинать. Проклинать себя за каждое слово. Ничего не было. Так. Баловство. Ты выпила — я психанул. Давай, помоги мне, малыш, забудь об этом. Проехали. Не усложняй. Не заставляй делать тебе больно.

— Знала, что ты так скажешь…знала, что пожалеешь. Мог конечно грубее, но ты сыграл в благородство, да? Утешил несчастного и одинокого ребенка? Погладил по голове прежде, чем ударить? Бей сильнее — не сломаюсь. Не хрустальная! Мне не нужна твоя идиотская жалость!

Он вдруг до хруста сжал мои плечи и тряхнув еще раз прорычал прямо в лицо:

— А что тебе нужно? Давай! Поделись розовыми мечтами. Может я проникнусь.

Я сжала челюсти и сильнее впилась в воротник его рубашки, глядя в эти синие глаза полные какой-то отчаянной ярости.

— Это не розовые мечты. Я ненавижу розовый цвет! Мне нужно много, Максим! Слишком много — ТЫ. Весь. Зверь. Наглый. Страшный. Опасный. Ты мне нужен. Я не боюсь ни тебя, ни твоего мрака, которого боишься ты сам. Я его чувствую. Тебя чувствую. А тебе никто не нужен! Ты эгоистично прячешься от всего мира под маской циничного подлеца и ублюдка, а на самом деле….

— А на самом деле я и есть циничный подлец и ублюдак. Вот в чем проблема.

— Моя! Моя проблема не твоя. И ты лжешь! Не знаю почему, но ты сейчас лжешь нам обоим. Я просто хочу быть рядом и любить тебя. Я не требую ничего взамен. Просто позволь быть рядом, Максим.

— Рядом с кем, девочка? Ты вообще понимаешь кто я и какой?

— Я вижу какой ты внутри. Я чувствую твой внутренний мир даже больше, чем свой собственный.

Расхохотался громко, запрокинув голову и снова посмотрел мне в глаза, а я больше не понимаю его взгляд. Потому что говорит одно, а там безумие, надрыв, какая-то боль понятная только ему одному. Почему он так себя ненавидит? Я эту ненависть кожей ощущаю.

— Там внутри ничего нет. Пусто. Хотя, нет. Там есть — кровь, смерть, жажда причинять боль и убивать. В этом мире нет жалости. Он черный.

— Но это ты. В этом весь ты. И я хочу тебя любого, — смотрит исподлобья тяжелым взглядом, сильно сжав челюсти, до хруста, слегка прищурившись, — То… как ты смотришь на меня… так особенно так… — я коснулась его ресниц, но он отшвырнул мою руку, — это все что угодно, но не равнодушие.

Хищно усмехнулся уголком рта.

— Наивная, маленькая птичка. Не равнодушие — верно. Это похоть, малыш. В чистом виде. Я просто хочу тебя трахнуть. Голые инстинкты самца, у которого стоит на девку в короткой юбке, без трусов и без лифчика. А ты этого хочешь? Уверена? Чтобы я пару раз тебя отымел и вышвырнул? Тогда да — твои мечты не розовые они довольно грязные для маленькой девочки-сироты.

Ударил и ударил больно туда где все такое нежное и трепещет от звука его голоса. Даже дыхание перехватило от этого холодного цинизма. Нет, не жалеет, а намеренно причиняет боль. Жестоко откровенен и беспощаден.

— Это ты все мешаешь с грязью. Ты во всем видишь одну грязь. — сдерживая слезы и стараясь не показать, что удар достиг цели. Уже ломает. Чувствую, как по мне идут трещины, как становится больно дышать.

— Я и есть грязь, девочка. Вокруг меня болото. Раскрой глаза, — щелкнул пальцами у моего лица, — проснись. Видишь меня хорошо? Я и есть грязь, и не собираюсь тебя ею пачкать, поняла? А теперь пошла в машину. Разговор окончен, и мы к нему больше не вернемся.

Давно не напивался один до чертей, а сейчас смотрел как тает на глазах виски и понимал, что не могу успокоиться. Мне ее слова весь мозг прожгли. Они как на повторе звучали снова и снова. Глаза эти кристально-чистые и слова о любви. Наивные и нежные. Дура мелкая. Сама не знает куда лезет. Любит она…И я готов был поверить потому что сама в это верит. Только надолго ли? Когда мне надоест, что я буду с ней делать? Ведь надоест…Должно надоесть. Как всегда надоедало с другими. Только с ней не так. С ней, блядь, все не так.