— Я не могу к тебе переехать, потому что мы мало знакомы. Потому что меня грызут сомнения. Потому что страшно ломать прежнюю жизнь, — признаюсь глядя в темные глаза. — Но продолжения хочу! Хочу узнать тебя поближе. Я готова пробовать, только прошу, не гони лошадей, не дави на меня.
— Я привык давить, это профессиональное.
— Знаю, но… давай не будем торопиться. Меня и так сомнения гложут, и терзают ощущения будто неправильно поступаю. Так что не усложняй, пожалуйста. Дай мне время. Все так стремительно, что я не успеваю перестраиваться.
Женя молча слушает мои признания, и по непроницаемому лицу нельзя — ничего понять. Мне даже страшно становится, что он поднимется и уйдет, решив, что я с приветом, и ему все эти заморочки на фиг не сдались.
Но он остается. Мало того, что не уходит, так еще и за руку берет. Тут же меня словно электрическим разрядом простреливает — от руки, к которой прикасался и до самого сердца.
Так волнительно. В груди приятная истома расползается, стелется, кружится, пульсирует. И в животе тепло. Или это и есть те пресловутые бабочки, о которых все говорят?
— Договорились. Только не шарахайся от меня, хорошо? А то ощущение будто я тиран, преследующий бедную, невинную жертву.
— Разве нет? — игриво улыбаюсь мужчине. Рядом с ним хочется вести себя как маленькая девочка. Флиртовать, заигрывать смеяться. Сама себя не понимаю.
— Если ты так хочешь, то я могу. Запросто, — улыбается он, — буду загонять тебя в кабинет и раскладывать на столе, не смотря на сопротивление.
Я зависаю, глядя на него с открытым ртом, потому что забываю, о чем хотела сказать. Перед глазами картинка того, как суровый босс вызывает к себе в кабинет и наказывает за непослушание. Тем самым способом… горячим, бесстыжим и фееричным по ощущениям способом. Прямо на столе.
Я этого хочу! Хоть сейчас, хоть здесь. Этот стол тоже вполне ничего.
Женя до этого смотрящий на меня с ленивой усмешкой перестает улыбаться. Взгляд цепким становится, пронзительным.
Он прекрасно понимает, о чем я сейчас думаю.
— Ли-и-ика, — протягивает предупреждающе, и от тембра его голоса еще хуже становится.
— Что? — смотрю на него и глаз не могу отвести, а в голове все те же шальные фантазии крутятся.
— Прекращай.
— Что? — с соображаловкой тяжело. Она отключается. Внутри остается только тягучий мед желания.
— Вот эти взгляды, — хмурится Женя. — А то прямо отсюда поедем ко мне.
Видать, в моем взоре огонь вспыхивает, потому что Евгений выдыхает шумно, и кивает на тарелку:
— Ешь свой десерт!
Торопливо отвожу глаза.
Вот маньячка! Маньячина просто!
Принимаюсь за поглощение тирамису, не чувствуя его вкуса, искренне поражаясь за саму себя. Все выходные в сомнениях провела, но стоило только увидеть Евгения, пообщаться, и все — забыла о всех своих метаниях, переживаниях.
Выходит, я сделала свой выбор.
Так и есть! Я хочу продолжения. Точка. И будь, что будет.
***
После обеда едем обратно в офис.
После того, как все для себя решаю, напряжение меня отпускает. Расслабляюсь, перестаю грызть мозг самой себе и просто получаю удовольствие от общения с Женей. Однако, подъехав к парковке, прошу его остановиться чуть глубже.
— Зачем?
— Не хочу, чтобы видели, как мы вместе возвращаемся.
Женя мрачнеет.
— Стыдишься что ли?
— Не стыжусь. Стесняюсь.
— Чего?
— Жень, я как-никак пока замужем! Или ты забыл?
— Забудешь тут, — цедит сквозь зубы. — Хотя твое "пока" вселяет надежду.
— Не начинай снова, — прошу миролюбиво.
— Хочется конкретики.
Мне тоже. Конкретики и смелости. Потому знаю, что должна делать.
Развестись со Стасом.
Мы достигли предела и дальше не будет ничего. И дело даже не в Жене, притяжении которое растет с каждым мигом, а во мне самой. Я не хочу продолжать жить со Стасом, не хочу звать его своим мужем. Я вообще ничего от него не хочу.
Лишь свободы.
А он… пусть живет в свое удовольствие! Мне до этого больше нет дела.
Только беда в том, что мне страшно. Это на словах легко, взять и послать его, подать на развод, начать новую жизнь. А на деле надо набраться смелости, чтобы сделать шаг, после которого уже ничего не будет как прежде. Сейчас у меня хоть иллюзия спокойной жизни осталась, и отказаться от нее — боязно.
Я трусиха.
— Не ворчи, — быстро целую в гладко выбритую щеку. — Помнишь, ты обещал не давить.
— Обещал, — ворчит себе под нос, сворачивая к обочине. — Не знаю, что из этого выйдет…
— Из твоего желания, чтобы я к тебе переехала, — тут же напрягаюсь.
— Нет. С переездом-то как раз все ясно, — бурчит Евгений. — А вот как сдержаться, чтобы не торопить. Не знаю. Боюсь, что закончится все как в каменном веке.
— Это как?
— Как-как? На плечо закину и унесу к себе в пещеру, — продолжает он ворчать, а мне смешно.
Еще раз мимолетно целую в щеку и выскакиваю на улицу.
Темная машина, скрипнув шинами по асфальту, срывается с места и через миг скрывается за поворотом, я лишь провожаю ее взглядом, и с удивлением обнаруживаю, что улыбаюсь. Во весь рот. От уха до уха.
А вокруг прохожие бегут — торопятся, смотрят на меня подозрительно.
Кое-как натягиваю, трещащую по швам, серьезную маску и спешу на работу. До начала остается всего десять минут. Опаздывать нельзя. Варвара пунктуально до невозможности и от своих подчиненных требует того же.
Ворвавшись в здание, бегу со всех ног к лифту и там сталкиваюсь с Майоровым, разговаривающим по телефону. С трудом переведя дыхание, останавливаюсь рядом, вся такая из себя серьезная, умная, сосредоточенная. Только мартышка, живущая внутри меня, радостно прыгает и хлопает в ладони. Я уже успела по нему соскучиться!
Женя удостаивает меня лишь мимолетным взглядом и отворачивается, продолжая беседу.
