Иду обратно на базу, цепляю взглядом навес с рингом. Там — кикеры. Пляшут в перчатках и шлемах.
Подхожу ближе. Мышцы аж сводит от нетерпения.
Один из них — знакомый парень. Второе место по краю. Зверюга!
— Макс…
— Здорово, Марат, — снимает перчатку, протягивает руку.
Жму.
— Встань со мной в спарринг.
— Не понял.
Смотрю ему в глаза. Мне кажется, по моему взорванному виду до него доходит.
— Леха, отдай перчатки ему и шлем.
Мы встаём друг напротив друга, выставляя опорную ногу вперёд.
— Ты в адеквате, Мар? — протягивает мне кулак.
— Да, — толкаю в ответ.
— В голову не бьем, — сразу ограничивает он бой.
— Файт! — кричит Леха.
Мы врубаемся друг в друга, сразу отказываясь от дистанции.
Перчатки с громкими шлепками врезаются в голые торсы. Боли не чувствую. Мышцы как пружины, работают на автомате, сжигая энергию, силы, обиду…
Не вижу ничего, кроме синего шлема в разрезе своего. Он очень ограничивает. Удары летят скорее интуитивно. Дыхание заканчивается, лёгкие горят.
— Брейк!
Отлетаем друг от друга.
Скидываем перчатки. Пожимаю Максу руку.
— Спасибо.
Мокрые падаем на ринг, чтобы отдышаться.
Ловлю взглядом Катю. На скамейке у кулера.
Она тренируется, вообще? Постоянно рядом где-то трётся.
— Тарханов, а чего ты в боевое самбо не уходишь? Это же твоë.
— Я думал об этом, Макс. И даже тренился недолго. Но это вопрос смены тренера. Хочу работать только с Бесом. Да у меня и в классике всë хорошо, в общем-то.
— Это бесспорно. Но хочется, да? — смеётся он хрипло, — кулаками месить.
— Есть немного.
— Заходи к нам. Будем спарринговаться. Растяжка у тебя хорошая. Я тебе кик поставлю.
— Заметанно.
С ринга выползаю, как после психотерапии. Убитым, но спокойным.
Подхожу к кулеру, выпить водички.
— Как дела, Маратик? — ухмыляется Катя. — Чего суровый такой? Не улыбаешься.
— Некому, — вздрагивают мои ноздри.
Эмоции начинают возвращаться.
Мало меня Макс умотал!
— Мне поулыбайся.
Смотрю ей в глаза.
Не хочу я тебе улыбаться!
— Ого… — чуть наигранно. — Мокрый какой!
Ловко вцепляется пальцами в резинку шорт.
— Насквозь.
Делаю шаг назад, резинка, вырвавшись, щёлкает по прессу.
— Да не трогай ты меня! — злюсь.
Я обнажен сейчас эмоционально, и сдерживаться не получается.
— Недотрога-Тарханов! — ядовито. — Кто в такое поверит? Пожалуй, что никто!.. — многозначительно играет бровями.
Разворачивается и, виляя задницей, уходит.
Смотрю ей в след.
Мне главное, чтобы Аленка верила.
Но обида на неë возвращается как приливная волна.
И хочется разной херни наворотить за то, что она уехала с ним!
Но сильнее этого, чувство тревоги.
«Она в порядке?», — пишу Бесу.
«В порядке».
«Когда она вернётся?»
«Возможно, никогда. Это ей решать».
«Да почему?! Что я сделал??»
«Разберёмся, Мар. Не срывай тренировки. Пацаны на тебя равняются».
Никогда.
Никогда. Никогда. Никогда.
Никогда.
Это даже не год, как в прошлый раз.
Меня внезапно скручивает, сердце сбивается с ритма. И сжимается в спазме.
Оседаю на лавочку. Осторожно дышу, прислушиваясь к телу.
Опускаю голову, пряча лицо в ладони.
Возвращайся, пожалуйста! Оно без тебя биться не хочет…
Я уплываю в наши счастливые моменты, выискивая там лекарство.
Люблю… Любимый котёнок… Любимый мальчик… Люблю…
Но становится только хуже. В разы хуже. Я погружаюсь в какой-то тяжёлый непробиваемый коматоз.
Мне хочется лечь лицом к стене, и не видеть никого.
Но вдруг она приедет?
И я ухожу на стоянку, сажусь там на шину. Слепо смотрю вперёд…
Глава 37. Предложение
Смотрю в окно машины. До центра ещё минут десять. Скорей бы…
«Я накосячил… Прости меня… Не спрашивай… Я тебя боюсь… Просто так прости… Я потом расскажу…», — вертятся слова Марата.
Качаю в шоке головой. Вот тебе и котёнок… Неприкаянный мальчик! Ерунда, по твоему, да?!
Как у вас с Катей всё просто!
А у меня всё сложно. Я такое не понимаю. Не принимаю.
Слезы высыхают на лице.
Когда уже доедем? Рустам, словно специально, не торопится.
В машине пахнет его телом и парфюмом. А этот запах отпечатался у меня на подкорке в таких якорях, что вызывает тревогу и отторжение. Горло перехватывает в удушающем спазме.
Нет, мне не страшно рядом с ним больше. Мне тяжело и всë еще обидно.
Не доезжая до центра, он притормаживает у одной из высоток. На первом этаже цветочные магазинчики.
— Посиди минутку, я сейчас вернусь.
— Нет, спасибо. Я выйду здесь.
— Я попросил «минуту», — давяще.
И когда-то эта интонация заставляла меня зажаться и выполнять его желание, только чтобы избежать негатива и развития конфликта.
Но больше на меня она не сработает.
— А я отказала в просьбе, Рустам.
Открываю дверь. Одновременно выходим из машины. Встаёт передо мной, преграждая путь.
— Ну что мы всë на бегу, Аленушка? Давай, сядем, поговорим. Поднимемся ко мне? Клянусь, пальцем тебя не коснусь.
— Мне пора. Ты не трогай меня, Бога ради. И в жизнь мою не лезь. Я до сих пор ищу в себе силы пережить произошедшее, не поехав крышей. Будь добр, на мешай, Рустам, — скрипит мой голос.
Настроение едва ощутимо меняется.
— В жизни бывает всякое. Надо уметь отпускать. И прощать своих близких.
— Так отпусти!
— Послушай… За этот год… Я понял, что не хочу другой женщины в своей жизни. И я был не прав во многом. И жениться я хочу, пока ещё жив отец.
Вытаскивает ювелирную бархатную коробочку. Мне становится не хорошо…
— Я обещаю, что никогда не вспомню тебе этого пацана. И пальцем тебя не трону! Не буду давить на счёт работы.
— Предел мечтаний просто! — горько бросаю я.
— Чего ты ещё хочешь от меня, м?? — начинает злиться. — Я всë сделаю!
— Я только одного хочу, чтобы ты был справедливо наказан за то, что сделал со мной, — честно признаюсь я. — И больше — ни-че-го.
— И кто же по твоему меня должен наказать? Щенок твой?
Нет. Никто не накажет. Я сама так решила, когда мы замяли эту тему с Бесом. Но хотеть я этого не перестану. Быть может накажет жизнь.
— Ты обещал Бесу, что уедешь в Европу и останешься там!
— А я не могу там. Когда моя женщина здесь.
— А я не твоя!
— Тарханова? — усмешка. — Решим, Алëнушка! По-мужски с ним решим. Если он мужик, конечно… А ты всегда будешь моя женщина.
Сжимается всë внутри. Я вообще не женщина. Оставьте меня в покое!
Один избил, другой изменил… Попробуй останься женщиной!
Не оглядываясь, делаю шаг на дорогу и поспешно ухожу.
Домой… В своё тихое одиночество.
Включаю телефон, звоню Бессо. Рассказываю… Не всë. Некоторые детали, касающиеся меня и Марата упускаю.
Ругает меня…
Покаянно выслушиваю.
— Я своей вины в происходящем не отрицаю, Бессо. Ищи мне замену. Как найдешь, я уйду.
Замолкает.
— Я тебе как друг высказал. Никого я искать не буду. Меня всë устраивает. С Рустамом начинается война. Я просто не хочу, чтобы ты стала заложником или оружием.
— Только если твоим оружием, Бессо.
— Не подставляйся!
— Не буду.
— Предложение, значит, сделал? — зло.
— Да.
— Не подумай, что это попытка нивелировать твою ценность как женщины, но ты должна знать — отец завещает свою долю тому, кто первый родит сына в браке.
— Оу… Ещё более мерзко. Доля должна быть твоей. Иначе школе конец. Он за два дня всë разрушил на сборах.
— Я думаю об этом.
Разговор плавно переходит к проблемам школы. Мы обсуждаем тренерский состав.
— У меня на шпану некого поставить с сентября. Я Тарханова хотел попросить…
Фамилия, как удар в живот. Закрываю глаза.
— А можно со мной больше Тарханова не обсуждать? — выпаливаю я.
