Мое сердце колышется, когда взгляд останавливается на врачах, которые застегивают мешок для трупа. Не успеваю я отойти от одной такой мысли, передо мной пробегает пара других врачей, несущих на носилках раненого. И тут я вижу его. Без сознания. В крови и синяках. С дыхательной трубкой.
Я подбегаю к скорой, но меня останавливают.
— Мисс, вернитесь, вам здесь нельзя находиться.
— Я знаю этого человека! Пропустите меня, я хочу поехать с ним.
Двери скорой закрываются и машина сразу же исчезает. Я понимаю, что находиться здесь бессмысленно, но все вокруг кружится, я ощущаю прилив слез. И впервые в жизни чувствую потерю. В первые я могу потерять дорогого мне человека.
***
В больнице я понимала, что ничего не добьюсь от врачей, ведь информацию они предоставляют близким, вот и пришлось врать, что я жена Адама. Меня начинало подташнивать при словах «переломы», «потеря крови», «кома».
Врачи сказали, что делать нам сейчас тут нечего, слишком поздно, да и увидеть его у меня не было шансов, по крайней мере сегодня.
Весь обратный путь до дома я думала, как об этом сообщить Чарльзу. Как о таком вообще можно сказать ребенку? Ребенку, который уже успел потерять одного родителя.
Нил сообщил о случившемся Мине по телефону, и когда мы зашли в дом, она молча обнимает меня.
— Может, лучше не говорить ему сегодня или придумать что-то? — предлагает Мина.
— Он не заснет, пока не узнает, где Адам. Я просто не смогу врать ему.
Выпив воды, чтобы постараться прийти в себя, я поднимаюсь наверх в мою прошлую комнату. Он играет на планшете, но, как видит меня, бросает его на одеяло и поднимает голову с подушки. Я присаживаюсь на край постели.
— Папа уже вернулся? — Свет лампы на тумбочке дает понять, что у мальчика красные глаза.
— Чарльз, я должна кое-что сказать тебе…
Ну и как я могу это сообщить ребенку? Он хватает меня за локоть и смотрит на меня с глазами полными надежды.
— Твоему папе стала плохо, и пока он должен быть в больнице под присмотром врачей. — Знать ребенку подробности не нужно, и я попыталась хоть как-то смягчить всю эту ужасную ситуацию.
Чарльз отпускает мой локоть и недоверчиво смотрит на меня.
— Моя мама тоже была в больнице, а сейчас папа. — Его слова обрываются из-за нахлынувших слез, а щеки краснеют. Я хочу обнять, сказать, что все будет хорошо, но он отталкивает меня.
— Папе стала плохо из-за твоих слов! Я слышал, как вы ругались. Он ушел из-за тебя, это ты виновата!
Слова бьют в сердце, бьют сильно, так как это правда: все это случилось исключительно по моей вине.
Чарльз толкает меня, а сам выбегает из комнаты, и я слышу, как на первом этаже его успокаивает Мина. Не знаю, как быстро появляется передо мной Нил, но он заставляет меня убрать руки с мокрого лица.
— Он прав, я во всем виновата, — шепчу я, попутно хватая воздух ртом, в то время как сердце рвется на части.
Нил ничего не говорит, он просто садиться напротив и обнимает за плечи. Молчаливая поддержка порой действует лучше самых умных слов.
42 ГЛАВА
МИШЕЛЬ
В палате довольно светло. Сквозь жалюзи проникают лучи весеннего солнца.
Я сижу на стуле напротив маленького стола и пью непонятно какой по счету кофе. Чарльз сидит возле кровати Адама и рассказывает, что он вчера раскрашивал.
Прошла неделя, как я обвиняю себя в случившемся. Неделя, как чувствую, что вот-вот смогу потерять дорогого мне человека. Неделя, как Адам в коме и из-за тревожности (и по совету Мины) врач прописал мне антидепрессанты.
Пару дней назад прилетели родители Адама, из-за чего мое состояние еще больше ухудшилось. Хотя, казалось, куда хуже? Я не хотела им говорить, но они звонили каждый день по видеозвонку, и если в первые разы получалось выкручиваться, то потом было сложнее. Тем более, когда они звонили на телефон Адама, по которому я сейчас провожу рукой. Экран разбит и не сразу реагирует на мои касания. Зато я вижу свои пропущенные звонки.
В палату входит медсестра, и я сразу понимаю, что нам пора. Сегодня мы долго просидели здесь. Сначала родители Адама, а потом пришли мы с Чарльзом.
Амила только и повторяла: «Только переехал, а уже случилось такое». Я понимаю, что ей больно, но ее присутствие только нагнетает, и чувство вины охватывает меня с новой силой, даже если она и не знает полностью всю историю случившегося.
Сейчас я выгляжу как грозовая туча — такой же темно-серой. Мина объяснила ситуацию своему отцу, и мне дали выходные. Вся неделя дается мне плохо: я не в состоянии приготовить ужин, Чарльз со мной до сих пор не общается. Нил и Мина вечерами гостят у меня. Иногда Мина берет Чарльза с собой, когда выгуливает пса.
Единственное, что может в этой ситуации радовать, — родители Адама расположились в каком-то отеле. Хоть какое-то время я не буду чувствовать взгляд Амилы, который говорит, что я не достойна ее сына. Будто я этого сама не знаю.
Выбросив в мусорное ведро возле кофе автомата свой пустой стаканчик, сажусь на скамейку и через минуту чувствую, что ко мне присоединяется Чарльз.
Я не знаю, видел ли он Санни, когда она была в таком положении и как реагировал, но красные глаза говорят о том, что ночью ребенок плачет, а здесь — в больнице — он пытается улыбаться. Рассказывает своему отцу о том, как ему нравится собака Мины, что старается играть на планшете ровно столько, сколько требовал Адам. Этот ребенок проходит через то, что никакой ребенок не должен.
Чарльз неожиданно берет за руку. Его теплые ладони согревают меня, как минутой ранее согревал стаканчик от кофе.
— Мишель, мне очень стыдно за то, что я тебе сказал тогда. Прости меня. — Он трет свои глаза, и я замечаю, как на красных щеках появляется слезинка.
Я беру его за подбородок и убираю слезы.
— Эй, все хорошо. Я не обижена. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю? — Он быстро кивает.
— Обещаю, все будет хорошо. Твой папа очнется, — улыбаюсь я, и впервые это дается мне легко.
Из-за спины я слышу знакомый голос, что называет мое имя, и, обернувшись, вижу Нила.
— Вы тут с утра, да? Готов поспорить, ты питалась одним кофе. Пойдем поедим. Чарльз ты голоден? — Мальчик снова кивает, и мы покидаем больницу, но перед этим я спрашиваю у вышедшей из палаты медсестры, есть ли улучшения, на что слышу стандартное «никаких изменений».
***
Мы находим местечко в одной закусочной, что недалеко от больницы. Чарльз не изменяет себе и заказывает коктейль и бургер, а так как я всю неделю ела плохо, Нил сам заказывает все на свое усмотрение.
— Ты даже не притронулась, — замечает Нил, поглядывая на мою тарелку с сэндвичем и другую с блинами.
Сжимаю губы и все же берусь за еду, тем более живот уже предательски урчит.
— Тебе нужно крепко поспать и всегда звони мне если что. — Нил не перестает поддерживать, попутно допивая свой кофе.
— Я и так вечно звоню тебе, что мне аж неловко. Ты отменил пару сеансов на работе, чтобы быть со мной.
Нил вытирает руки об салфетки, планируя ответить, но Чарльз перебивает.
— А можно еще коктейль?
— Слишком много коктейлей пить вредно, Чарльз. Папа ведь тебе это говорил, — замечаю я и, если честно, просто не хочу, чтобы Нил много тратился на меня. Я говорила, что могу сама заплатить, но Нил порой слишком упрям.
Ребенок обиженно опускает глаза, но Нил решает его защитить:
— Да ладно тебе, Мишель. Что будет от коктейля?
Нил достает из кармана купюру прежде, чем я успеваю возразить.
— Я достаточно взрослый, могу купить сам. — Чарльз забирает деньги и идет к ближайшей кассе.
— Он иногда считает себя слишком взрослым, — усмехаюсь я и продолжаю: — Прости. Мне так неловко, а ты уж очень упрям.
Я собираюсь взять свой стаканчик с чаем, но рука останавливается в миллиметре от него. Бросаю взгляд на другую ладонь и вижу руку Нила на своей.
— Ты же знаешь, что я всегда готов помочь тебе. Разве ты бы не помогла, будь я в такой ситуации? Все наладится, обещаю.
