— Нет, время дорого, — отрезала Смысловская, открывая свою дорожную сумку. — В поезде мне приготовили капуччино с апельсиновым соком, этого вполне достаточно… — К всеобщему изумлению, она извлекла на свет божий пакет с хирургической робой и халатом. — Мне нужно где-то переодеться. Я похожу по клинике, побеседую с больными, ознакомлюсь с первичной документацией… Ну а потом уже посмотрю ваши отчеты.
— Вы что, одна собираетесь ходить по клинике? — Лицо Миллера раздраженно перекосилось.
— Да, а что здесь такого? — Смысловская спокойно посмотрела на него.
— А то, что мы этого позволить не можем! — взвился Миллер.
Саня перепугалась, что сейчас он все испортит. Она хотела вмешаться, но он не дал ей сказать и слова.
— Если вы обнаружите какое-нибудь нарушение, — Миллер уже почти кричал, — то рядом с вами должен находиться представитель клиники, чтобы подтвердить: нарушение действительно имеет место, а не придумано вами!
— Дмитрий Дмитриевич, дорогой, да что же с вами такое? — примирительным тоном заговорил Криворучко, загораживая Смысловскую от Миллера. — Мы все уверены, что Вероника Васильевна будет проверять клинику честно и объективно.
— Надеюсь, — сквозь зубы процедил тот. — Но в любом случае не принято, чтобы проверяющий ходил один.
— Вот и хорошо. — Вероника уже достала хирургическую одежду из пакета и теперь стояла, держа в руках отглаженную стопку. — Пусть Дмитрий Дмитриевич меня и сопровождает.
Миллер отрицательно покачал головой.
«С ним действительно сегодня происходит что-то странное, — подумала Саня, не представляя, как спасти ситуацию, которая благодаря стараниям молодого профессора развивалась явно не в их пользу. — Так ведь и до скандала недалеко!»
— Я настаиваю на том, чтобы меня сопровождал именно профессор Миллер, — ледяным тоном произнесла Смысловская. — Поскольку он сомневается в моей честности.
Миллер кинул на Саню умоляющий взгляд. И она, конечно, протянула руку помощи:
— Я тоже буду вас сопровождать. Как секретарь, я быстрее смогу найти нужные документы.
Смысловская пожала плечами и попросила всех выйти, чтобы она могла переодеться.
Медицинская униформа шла ей не меньше, чем деловой костюм, и Саня с завистью подумала: вот есть же женщины, на которых любые вещи сидят как парижские туалеты. Наверное, это особый дар — уметь носить одежду. А может, никакого дара нет. Достаточно иметь точеную фигурку и стройные ножки…
Смысловская так быстро шла по коридору клиники, что Сане просто виделся след, оставляемый ею в воздухе. Они с Миллером бежали за ней на расстоянии нескольких шагов, что позволяло им шепотом обмениваться впечатлениями и прогнозами.
— В палаты поскакала, — шипел Миллер.
— Как там у вас пациенты? Не продадут?
— Не должны. Только за одну бабку вредную не ручаюсь.
— Хотите, наркоз ей дам? — предложила Саня.
— Дайте. Но не бабке, а этой… — Он бросил выразительный взгляд на безупречную спину впереди.
Прошерстив несколько палат и услышав от пациентов только положительные отзывы, «эта» многозначительно хмыкнула и отправилась на сестринский пост. А вот за этот участок работы они были достаточно спокойны — ведь недаром Криворучко убил несколько часов на учения под названием «встреча комиссии по тревоге». Теперь весь сестринский состав, даже разбуженный ночью, вскакивал и лихо рапортовал: отделение нейрохирургии, второй пост, медсестра такая-то!
Вот и сейчас дежурная сестра вытянулась по стойке «смирно» и, кивнув головой в безупречном колпаке, отбарабанила заветные слова — в полном соответствии с постулатом Суворова «тяжело в учении, легко в бою».
— Министерство здравоохранения и социального развития, инспектор Смысловская. Вольно! — в том же тоне прозвучал ответ.
От неожиданности Саня хихикнула. И почувствовала к инспекторше симпатию.
Но радоваться было рано. Пост подвергся доскональной и жесточайшей проверке. Было ясно, что свое дело Вероника знает и все слабые места в так называемой первичной документации ей прекрасно известны.
— В операционном журнале нет номеров историй болезни, — говорила она. — Почему не вписываете?.. Вот здесь, смотрите, движение не отмечено: выписан больной или умер? Или он у вас без вести пропал?.. А почему в протоколе переливания крови не отмечена температура через час после гемотрансфузии?..
Через сорок минут Смысловская оторвалась от документов. Вид у нее был удовлетворенный, как у упыря, проведшего ночь на станции переливания крови.
— А вы думали: соорудили липовые отчеты — и порядок?
Саня с Миллером переглянулись. Именно так они и думали.
— Нет, дорогие мои, — продолжала Смысловская, — в первую очередь я оцениваю те документы, которые действительно необходимы в работе учреждения. У вас они ведутся небрежно. А вот дисциплинированные сестры и опрятный вид отделения — это радует. Но чтобы составить реальное представление о клинике, мне необходимо как минимум посетить операционный блок, понаблюдать за ходом операции, поприсутствовать на лекциях. Скажем, на одной лекции профессора Криворучко и на одной вашей, Дмитрий Дмитриевич. Надеюсь, в течение этих двух дней вы предоставите мне такую возможность. Что же касается ваших отчетов, — тут Смысловская сделала паузу и усмехнулась, — можете…
— Не надо! — страдальчески скривилась Саня, потратившая на эти идиотские отчеты кучу времени. — Пожалуйста, не продолжайте!
Смысловская носилась по клинике весь день, без перерыва на обед, хотя Тамара Семеновна неоднократно пыталась остановить ее и угостить на славу. Когда Саню потребовали в операционную, Вероника увязалась за ней и простояла рядом всю операцию, отпуская достаточно дельные замечания. Она аккуратным почерком переписала в блокнот все оборудование операционной, а также пожелания хирургов и анестезиологов по приобретению новых аппаратов ИВЛ и прибора для реинфузии крови. Оперировал Мирошниченко, но Миллер, который обычно по десять раз заглядывал в операционную, когда работали молодые хирурги, на этот раз растворился без осадка.
Поздно вечером Анатолий Васильевич позвонил дочери на мобильный и поинтересовался, где Смысловская. По ее указанию он подъехал к дверям клиники и уже около часа ждал в машине, но инспекторша все не спускалась.
— Ты ей интеллигентно намекни, что я до утра здесь сидеть не буду, — обиженным тоном сказал Елошевич и отключился.
Сожалея, что ей самой не удастся напроситься к отцу на борт и с комфортом доехать до дома, Саня поднялась к Криворучко. Дверь кабинета была полуоткрыта, поэтому она вошла без стука.
