— Да, Станислав Валерьевич. Всё подписала, повестку я ей на пятое выписал, — произнёс молодой светловолосый мужчина и сел к столу, — А можно мне тоже кофе?
Евгений поставил на стол бокалы и налил кофе вновь прибывшим.
— Ну что же, Жень, мы сделали всё, что смогли. Теперь только от тебя зависит, от твоего решения, как мы поступим дальше. Будем ли мы эту стервятницу наказывать? — обратился к другу Никита.
— А разве тут могут быть другие мысли? Я, конечно, некровожадный, и не настаиваю, чтобы она сидела в тюрьме до самой смерти. Но такие, как она доброту и порядочность принимают за слабость. И если ей сейчас всё сойдёт с рук, где гарантия, что она опять не примется портить жизнь кому бы то ни было ещё. Той же Ирине, например, — задумчиво проговорил Евгений, — Есть какие-нибудь идеи, как это сделать, чтобы не вытаскивать всю грязь наружу?
— Мы думали над этим, вот ознакомься. Мы подготовили документы, если есть возражения, говори исправим, если нет, то подписывай. — и Никита подал Евгению папку.
Евгений внимательно изучил документы, а потом подписал.
— Никит, а мне обязательно на суд являться? Надолго это может затянуться?
— Ну я не думаю, что дело затянется, скорее всего, всё решится на одном заседании. В принципе ты можешь не являться, достаточно, что я присутствовать буду, как твой представитель. Но ты знаешь, всё же лучше будет, если ты поприсутствуешь. Мало ли кому дело достанется. Есть у нас такие, товарищи, что неявку вполне могут счесть за неуважение суду.
— Понятно, значит, буду, — буркнул Женька, — Ну что ещё по кофе.
— Э, нет, поедемте лучше в город. К Ирине нужно будет зайти, вещи передать да поговорить, будет ли она поддерживать, выдвинутое против бабушки обвинение, — Никита поднялся и сгрёб со стола папки, — А вечером давайте в бар сходим. Ты ночуешь у нас и возражения не принимаются.
Женька засмеялся, и закрыв дом, сбежал по ступеням вслед за друзьями.
Ирина лежала в кровати и её мысли лихорадочно прыгали. То, что ей спасли жизнь, она понимала, вот только девушку это совсем не радовало. Она совсем не представляла, где, а главное, как она будет дальше жить. А ещё ей хотелось знать, спасли ли её детей.
В коридоре раздался шум и в палату вошли двое, высокий с аккуратной бородкой темноволосый мужчина в зелёном медицинском костюме и полноватая пожилая женщина в белом халате.
— Ну-с, как мы себя чувствуем Ирина Петровна? — спросил мужчина.
— Хорошо, — ответила девушка, и прочитав на бейджике имя врача, спросила — Алексей Викторович, а дети...
Она не смогла выговорить, комок застрял в горле. Но врач, понятливо улыбнулся и произнёс, Живы — ваши дети Ирина. Знакомиться будем?
У девушки на глазах показались слёзы, и она просто кивнула.
— Маргарита Санна, распорядитесь, пожалуйста, — произнёс доктор, — Ну а мы пока вас осмотрим.
Все манипуляции с её телом Ирина воспринимала так, словно это происходило не с ней. Все мысли девушки крутились вокруг сыновей, какие они, её мальчики.
— Сидеть вам пока нельзя, вставать, ходить потихоньку уже можно, и даже нужно. Но не переусердствуйте. Кормить детей только лёжа или полулёжа. Ну вам в этом помогать будут, я думаю, справитесь. У нас, вообще-то, не приветствуются посещения в палате, но к вам посетителей пускать разрешено, — Алексей Алексеевич, договорил и спросил, — Вы всё поняли, что я вам сказал?
— Да, но навряд ли ко мне кто-то придёт...
— Ну это вы ошибаетесь, там к вам очередь целая. Я распоряжусь, чтобы Маргарита Санна проследила, чтобы вас не очень утомляли. Выздоравливайте, завтра увидимся, — и доктор вышел.
Минут через двадцать после его ухода, Маргарита Александровна закатила в палату тележку и положила рядом с Ириной два туго завёрнутых свёрточка. Дети спали, а Ирина, приподнявшись на локте, рассматривала их маленькие личики с пуговками носиками и пухлыми бантиками губками. И её сердце опять замерло в тревоге, — Куда же мы с вами пойдём, маленькие мои...
Детей унесли, а Ирина лежала и смотрела в окно. Ей были видны только верхушки деревьев и кусочек неба, такого яркого синего цвета, что щемило в груди. Девушка и радовалась тому, что у неё есть возможность жить, дышать, видеть и страшилась будущего, что-то там её ждёт впереди.
Открылась дверь и в палату вошла молодая красивая женщина, вслед ей голос Маргариты Санны, строго произнёс, — Не больше десяти минут...
Женщина подошла к кровати и молча села на стул, что стоял рядом. Ира внимательно смотрела на посетительницу и ей хотелось грубо её спросить, — Что припёрлась? Где ты раньше была? — но она лежала и молчала.
Женщина тоже молчала, сидела, выпрямив спину и сложив на коленях руки. Её взгляд тёплый, ласковый скользил по Ириному лицу, по рукам лежащим поверх одеяла. Потом женщина поднялась и произнесла негромко — Прости меня, если сможешь. И ничего не бойся, всё будет хорошо. Я вас больше не брошу.
Ева Петровна уже закрывала за собой двери, когда услышала голос Ирины, — Спасибо мама...
Как скучала она в детстве по маме, как хотела, чтобы та приехала и прижала её к себе. А она Ира рассказала ей всё-всё. Но время шло, а мама только мелькала на экране телевизора, а порог дома не переступала. И однажды Ира перестала её ждать.
Девушка шмыгнула носом и быстро вытерла слёзы с глаз, так как двери открылись перед следующим посетителем.
Он шёл к её кровати, прикрываясь букетом, словно щитом. Ира сжалась и сползла под одеяло, одни глаза внимательно следили за парнем. А он сел на стул, покрутил в руках букет и положил его на тумбочку. Поставил пакет рядом и проговорил хриплым баском. — Вылазь из-под одеяла худышка. Когда тебя выпишут, я отшлёпаю тебя ремнём. Что же ты надумала дурочка? Почему мне ничего не сказала? Думала, что я откажусь от своих детей? А вот фиг тебе. Я их уже видел Ирка, они такие смешные и у Ваньки такая же ямочка на подбородке, как и у меня. А Стёпка, похоже, в тебя пошёл.
Ира вылезла из-под одеяла и возмущённо проговорила, — Ещё чего, Ванька, да Степка! Что ты ещё придумал? Чего ради это ты решаешь, как их звать будут?
— Ир перестань, а. Мне всё рассказали. Твоя бабка, дура, она мне сказала, что ты любишь соседа и я решил не мешать. Я даже помочь тебе хотел. — Егор перевёл дыхание и сказал такое, отчего сердечко у Ирины вначале замерло, а затем чуть не выскочило из груди, — Но Стёпка с Ванькой — это мои дети. Когда я во всём признался, Стас заказал экспертизу. Стас, это детектив. Ну, короче, я теперь работаю у него. Знаешь, какой классный мужик.
Егор помолчал немного, потом сглотнул и сказал, — Ир, ты это... Выходи за меня замуж, а. Вот чёрт, я же красиво хотел худышка. Но ты сама виновата! Ну так что? Ты согласна? Ир, не молчи, а.
Егор замер, глядя на Ирину, а та почти ничего не видела из-за слёз, наполнивших её глаза.
— Они твои, они, правда, твои?
— Не сомневайся даже. Но если бы даже были не мои, я всё равно женился бы на тебе. Но они мои на девяносто девять и девять процентов. Я тебя очень люблю худышка. Ты не ответила. Так ты выйдешь за меня замуж?
Ира счастли́во засмеялась, — да Егор, да.
И парень, склонившись на ней, поцеловал. Вместе с этим поцелуем, кружившим голову, из сердца девушки уходила тревога, и ей казалось, что теперь она любит весь мир.
Оторвавшись от губ любимого, она сказала, — Но сыновей назовём по-другому.
— Не спорь, худышка. Ванька и Стёпка, а дочек сама назовёшь.
— Каких дочек Егор? Ты о чём?
— Но будут же у нас когда-нибудь дочки. Ты разве против?
Ира не успела ответить, дверь распахнулась, и Маргарита Александровна сказала, — Молодой человек на выход. Мамочка будет обедать и отдыхать.
— Я завтра опять приду. Жди. Выздоравливай давай.
И Егор скрылся за дверями. Медсестра занесла разнос и поставила его перед девушкой на стул, — Ешь давай, вечером попробуем деток к груди приложить. Анализ пришёл хороший. Лекарство полностью вывели.
