от нервов.
Из-за этого мы с Давидом отменили все планы, и он привез меня домой. — Что у тебя с математикой? — снова спрашивает он. Едва ли это причина, по которой он так зол. Встаю в полный рост напротив него и прищуриваюсь. Замечаю, что его тоже бьет мелкая дрожь.
С математикой у меня ничего хорошего. Я отстаю и не имею никакого желания нагонять и подтягивать. А вчера пропустила занятие с репетитором, потому что захотела привести время в более приятной обстановке. Возможно, это было не умно, но мне все равно.
— Я могу пройти? — аккуратно спрашиваю я, и он отходит, чтобы дать мне пройти, и я прохожу, направляюсь в свою комнату, потому что не вижу смысла продолжать дальше нашу ссору. По телефону папа был не избирателен и говорил все, что приходило ему в голову. Я останавливаюсь, когда он хватает меня за локоть, как раз в этот момент, появляется мама.
— Твоя успеваемость оставляет желать лучшего — говорит он, но с моей успеваемостью все хорошо, если не считать математику. — Если ты забыла, то позволь напомнить, что ты в выпускном классе — поучает он — Сейчас не самое удачное время вести себя легкомысленно. — я молчу и кажется, это его еще больше злит. мне нечего сказать. Все это я уже слышала по телефону, правда он не скупился на оскорбления, видимо ярость ослепила его и заглушила здравый смысл. Не припомню, что папа вообще когда-либо говорил со мной так. — Я говорил с Антоном — продолжает папа — Он был в кофейне. Ты когда-нибудь бываешь без него? — мне, кажется, я слышу скрежет его зубов. — Ты настолько погрязла в нем? Кристина, о чем ты думаешь? Разве мы не договаривались, что у тебя на это всего две недели? Сколько времени прошло с тех пор — ругает матом папа. — Долго это будет продолжаться?
— Долго — огрызаюсь я
— Прекрати разговаривать со мной так. — предостерегает он. Мои перемены не приводят его в восторг, особенно то, что я больше не молчу и не опускаю глаза в пол. Я сжимаю губы в тонкую линию и больше ничего не говорю. Папа выжидающе смотрит на меня, возможно, ждет, что я буду извиняться. — Я требую, чтобы ты перестала общаться с Давидом. — я скрещиваю руку на груди. Разве мы не говорили о математике.
— Я не перестану с ним общаться — спокойно говорю я. Мне кажется, что папа вот-вот взорвется.
— Могу я узнать почему? — спрашивает он и буравит меня своим тяжелым взглядом. Мама медленно проходит вперед и становится рядом с ним.
— Я его люблю — отвечаю я и чувствую, как по телу разливается тепло. Папа кривится и усмехается.
— Сильно сомневаюсь, что здесь идет речь о любви. — говорит он — Кристина, я требую, чтобы ты перестала общаться с Давидом. Я запрещаю тебе видеться с ним и хочу, чтобы ты избавилась от этих отношений в ближайшее время. — он сердито прищуривается, прямо как Давид, в тот день когда встретил в кофейне Антона.
— Я не перестану общаться с Давидом, только потому что ты так хочешь — говорю я — Ты его даже не знаешь. И не пытаешься. — обвиняю я и вижу, как ярость от моего неповиновения застилает папе глаза. Он рявкает на меня, чтобы я замолчала, но я продолжаю говорить и высказываю все, что об этом думаю, а он снова говорит все, что думает о Давиде и его семье.
Это неприятно и очень больно, потом папа начинает шантажировать меня буквально всем, что только приходит к нему в голову и в конце концов орет, что запрет меня в комнате и будет выпускать лишь для того, чтобы я сходила на учебу и обратно, если это единственный способ избавить меня от общения с Давидом.
Наша ссора набирает обороты с каждым моим ответом на его запрет. Все мои попытки убедить его в том, что Давид делает мою жизнь лучше, только сильнее распаляют папу. В конце концов, наша ссора достигает таких масштабов, что словно цунами накрывает нас троих с головой, и мы проваливаемся, проваливаемся в пропасть непонимания.
Отношения с родителями трескаются и едва ли не разбиваются вдребезги от нежелания понять меня и выслушать. Я буквально отшатываюсь от его слов, как от ударов, они словно острые ножи врезаются в меня, бьют так больно, что я всхлипываю.
Трясущимися руками я вытаскиваю телефон из кармана, когда он звонит в третий раз, и даже не успеваю увидеть, кто так настойчиво пытается мне дозвониться.
Папа выхватывает мой телефон и убирает к себе в карман, пока я вырываюсь из его хватки, чувствую боль в руке и в волосах, когда он тянет меня вглубь по коридору. Ору на него и бью кулаками везде, где могу попасть, а его хватка становится только сильнее.
Кричу, когда он силой толкает меня в комнату, а я валюсь на ковер. Слышу щелчок и снова кричу.
Подскакиваю и несусь к двери, дергаю ручку и понимаю, что он запер меня.
Он. Запер. Меня. В. Комнате.
Стучу в дверь кулаками, ору и пинаю ногами. Вымещаю на ней всю свою злость, задыхаюсь и давлюсь слезами, пока по другую сторону двери ссорятся мои родители. Слышу, что мама его не поддерживает и просит открыть дверь, но папа не приклонен. Продолжаю атаковать дверь, хоть и понимаю, что это бессмысленно.
Успокаиваюсь и упираюсь в неё лбом, тяжело и быстро дышу, а потом вздрагиваю, когда громко хлопает входная дверь. Вытираю мокрые от слез щеки, а руки об свои штаны и пытаюсь придумать как открыть дверь. Голова гудит, а кровь стучит в ушах, хочу убежать отсюда так далеко, чтобы почувствовать облегчение.
Ничего из того, что я придумываю, не работает, и я снова силой пинаю дверь и кричу, бью кулаками и ненавижу весь мир.
Осматриваю свою комнату и направляюсь к окну. Открываю его и смотрю вниз. Высоко, но это единственный способ отсюда выбраться.
Слышу щелчок и то, как дергается ручка моей двери, а потом оборачиваюсь. Дверь распахивается и появляется моя мама. Никогда прежде я не видела её такой, прямо сейчас она испытывает множество эмоций, но как только она замечает меня у открытого окна, все они сменяются на страх.
Я вижу как она бросается ко мне и с силой оттаскивает от окна. Надеюсь, она не решила, будто я собираюсь прыгнуть. Я всего лишь хотела выбраться из квартиры.
Одергиваю её руку и отхожу от неё, смотрю на
