Ознакомительная версия.
– Ну, убедилась?
– Да в чем? – не унималась я.
– В том, что ты мне очень-очень нужна. А хочешь, я на тебе вообще женюсь?
– Да что ты? – оторопела я. – Мне еще нет восемнадцати.
– Ерунда. У меня знакомая есть. Она нас и так распишет. Ну как, согласна?
– Даже не знаю. Ты и правда хочешь на мне жениться?
– Именно! – взмахнул руками он. – Очень хочу. И ты будешь мне уступать кровать, убирать и готовить.
– Смеешься? – не поняла я.
– Почти нет. Ну что, едем?
– Куда? – я чувствовала, что попала в какой-то полубредовый сон, но не могла проснуться.
– К знакомой.
– Сейчас?
– Ах да, уже ночь. Ну, завтра с утра. О’кей?
– О’кей, – кивнула я, сама не понимая зачем. Лекс был очень классным, но сказать вот так сразу, что навсегда его люблю, я не могла. Но, в конце концов, мне впервые делали серьезное предложение руки и чего-то там еще. Так что отказаться я не могла в любом случае. А что, круто получится. Я выйду замуж еще до восемнадцати лет. Первая из всей толпы одноклассниц. Знал бы Артем... Впрочем, нет. Об этом я думать не буду. Не могу.
– О чем задумалась, детка? – тряхнул меня за плечо Лекс.
– Если уж мы с тобой поженимся, ты должен пообещать никогда не называть меня деткой.
– Почему? – заинтересовался он.
– Не важно.
– То есть ты споришь с женихом? У тебя будут от меня тайны?
– Не юродствуй. Конечно же, будут, – кивнула я. А что он хотел? Чтобы я ему раскрыла душу? С чего бы? Только разве из-за его красивых песенок.
– Нет уж. Я гарантирую, что скоро у тебя от меня не останется ни одной тайны. – Лекс бросил на меня ледяной, оценивающий взгляд. Как следователь на допросе. Когда только начали вскрывать язвы советского строя, я много слышала о пытках в застенках лубянского здания КГБ. Не то чтобы меня эти истории сильно цепляли, у меня в жизни были свои, совсем другие застенки, но когда я случайно набрела на Лубянскую площадь, то долго-долго стояла и смотрела в огромные мрачные окна этого дворца. Тяжелый серый камень, перемежающийся вроде бы украшающим рыжим, который реально придавал зданию отталкивающий кровавый вид. На некоторых окнах отчетливо видны решетки. Никаких торговых палаток по периметру, даже прохожие стараются пройти мимо громоздких стен побыстрее.
«Говори, что ты знаешь. Не вздумай ничего скрывать. Имей в виду, что у нас есть достаточно способов развязать тебе язык!» – кричал в лицо измученного окровавленного человека брезгливый тонкокостный следователь. Как Меньшиков в фильме «Утомленные солнцем». Все происходило в моем воображении, конечно, в то время как я стояла около метро, опираясь на стену, и смотрела на дом.
«Что вам надо?»
«Говори, как предал свою великую Родину!»
«Я не предавал», – выдыхает тот, и самое ужасное, это так и есть. Но это совершенно ничего не значит. Его уже определили в предатели Родины. Все бумаги составлены и подписаны. Так что осталось только получить его подпись.
«Думаешь вывернуться. Так я напомню, что и ты ж на свете не одинок! И у тебя на земле наберется пара-тройка родственников. Я прав?» – приближает следователь свое страшное лицо к арестованному. Тот дергается всем телом.
«Нет. У меня никого нет».
«А дочь? А жена? Врать нехорошо».
«Они давно не живут со мной!» – впадает в истерику несчастный.
«А ну и что? Нам это не помеха».
После этого я начинала фантазировать о том, как героически спасается сам арестованный, как он из-под носа КГБ вытаскивает свою семью и уезжает в Америку (например). Хотя, конечно, в жизни все заканчивалось прозаичнее. Показания давались, подписи ставились, и семья воссоединялась где-нибудь в Сибири. Ненадолго, пока от невыносимых условий и тяжелой работы они не загибались. Нет, не жалела я нисколько о потере стабильности советского времени. Так вот, Лекс смотрел на меня, как тот следователь из моей сказки.
– У тебя не будет от меня тайн.
– Это почему? – спросила я. Я не понимала до конца, что вот мы завтра с ним встанем, наденем наши драные джинсы, исписанные куртки, мешковатые свитера и пойдем к какой-то знакомой, которая нас с ним непонятно зачем распишет.
– Потому что между любящими людьми не может быть тайн, – выдал очередной шаблон Лекс. – И потому что мне страшно интересно вытаскивать на свет божий все тайны.
– В моих нет ничего интересного, – успокоила его я.
– А это уж буду решать я. Иди ко мне. – Он жадно притянул меня к себе и накрыл одеялом. Мы целовались и обнимались, и мне нравилось это. И это, и то, что было после. Ночью, когда, как нам показалось, все уснули, он поглощал меня, заполнял все мои пустоты. И души, и тела – и это оказалось тем, без чего мне было так плохо. Ради чего я готова пойти за этим Лексом на край света. Он не делал меня счастливой, так как я не хотела быть счастливой. Но он стал кем-то вроде хозяина, как становится хозяином потерявшегося кошелька тот, кто его нашел. Лекс меня нашел и взял к себе, и теперь я больше всего боялась – вдруг он решит, что найденное ему не нужно. И выбросит обратно на тротуар. Но этого не произошло. Мы с ним доехали до его развеселой знакомой из ЗАГСа, правда, не на следующий день, а только через неделю. Но факт оказался фактом. Знакомая действительно нашлась, она приписала мне несколько месяцев в какую-то свою отчетную книгу и назначила регистрацию через пару недель.
– Забавно, что Лекс решил на ком-то жениться. Когда-то я сказала ему, что если такой волк-одиночка решит окольцеваться, я ему это всенепременно устрою, – смеялась знакомая, записывая данные наших паспортов.
– И я решил воспользоваться твоей угрозой, – кивнул Лекс, смеясь.
Мы целовались, хотя уже в этот момент совместной жизни не только целовались. Еще я готовила ему еду, успела постирать его шмотки, что он очень одобрил. Мы уже начинали чувствовать себя парой, такой семьей со стажем лет в пять. Пели вместе в переходах, то есть он пел, а я подыгрывала и изображала бэк-вокал. Он не очень любил, как пою я.
– Извини, но твой бабий вой мне не нравится, – сказал он.
– Прости, – замолчала я и больше не навязывала ему свое исполнение. Данька при этом очень помрачнел, но ничего не сказал. Мол, сами разбирайтесь, но доволен он не был.
– Да брось ты, – махнул рукой Лекс, пристально глядя на Даню. – Ты же не планировала карьеру звезды рока.
– Нет, конечно, – согласилась я. Какая разница, что я там себе намечтала. Он прав, мне в реальности это не светит. Я на самом деле даже не очень расстроилась. У меня же есть ОН и его песни. Его жизнью я и буду жить. Если спросить, как мне не было противно так сильно отступать от себя, как я могла предать свою личность, свой возможный талант – да я в то время полагала, что личность – это кто угодно, но только не я. Спасибо, что для меня есть место на коврике в прихожей вашего дома и вашей жизни. Когда-нибудь я умру, а сейчас не все ли равно, чьими интересами жить. Моими или Лекса? «Любовь в комендантский час...»
Ознакомительная версия.
