— Я понятия не имел, — в итоге признался он. — Она казалась нормальной. Иногда она становилась взволнованной и чрезмерно подозрительной и тогда умоляла никогда не бросать ее. Мне это казалось очаровательным... Господи! — его тело рядом с моим задрожало.
— Я не позволю ей выиграть. Она столько всего сделала и почти победила. Я все еще зла на тебя Ремингтон. Я понимаю, что ты пытался защитить меня. Я понимаю это теперь, но все равно не могу избавиться от злости. Возможно, это все моя гордость, я не знаю, просто позволь мне позлиться на тебя еще какое-то время, ладно? Благодаря этому у меня словно есть контроль над ситуацией, хотя я не знаю с чего начать. Ненавижу чувствовать себя беспомощной.
Он вздохнул, и я склонила голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Злись на меня сколько угодно, но я хочу, чтобы в конце дня ты оказывалась в моих объятиях, где ты можешь продолжать и дальше злиться, пока я занимаюсь с тобой любовью, — он шаловливо улыбнулся мне. — Я совершенно не против. Можешь даже кричать, пока я буду трахать тебя. Можешь кричать, как ты зла на меня, пока я буду погружаться в тебя своим членом.
— Боже, то, что ты сказал, самое сексуальное, что я когда-либо слышала, — призналась я, борясь с теплом, разливающимся между ног. Черт его подери за то, что он заставляет меня хотеть его, несмотря на полный бардак у меня в голове. — Мне нужно начать заботиться о себе, если не ради себя, то ради ребенка.
— Я заслужу твое прощение, — поклялся он хриплым от избытка эмоций голосом.
Ранняя весна
Ремингтон
Селена вошла в нашу спальню, соблазнительно покачивая бедрами. Она прижала палец к моей груди, легонько толкнула, и я откинулся на спину и, прищурившись, посмотрел на нее.
— Что ты задумала?
— Скоро узнаешь, — она опустилась на колени и быстро расстегнула ремень моих брюк. Когда ее пальцы коснулись моего члена, я поморщился от болезненного удовольствия. Весь вечер именно боль сопровождала мое возбужденное состояние, хотя я знал, что у меня нет возможности позаботиться об этом, и все, что мне оставалось — закусить щеку изнутри и делать вид, что это лучший вечер в моей жизни.
Сегодня состоялся ежегодный аукцион анонимных пожертвований для животных. Весь вечер я сидел рядом с Селеной, и так как оказался не в силах держать руки при себе, я постоянно поглаживал ее тело. Затем я затащил ее в дамскую комнату и подарил лучший куннилингус в ее жизни. Она сказала, что я Бог — титул, который я скромно принял — а потом добавила, что мой язык — произведение искусства.
После аукциона, во время танцев в полумраке зала Селена дразнила меня все четыре танца, запустив руки мне в брюки. Она шептала мне на ухо непристойности, провоцируя кончить ей в руку. Затем, прежде чем я успел сделать это, она убрала эту колдовскую ручку, притянула меня к себе за шею и поцеловала, окончательно уничтожая все резервы терпения, которые еще оставались после предыдущей пытки.
И вот теперь, она здесь, одетая в тонкие полоски кружева. Трусики почти не прикрывают ее киску, а груди такие полные, что почти выпрыгивают из этой крошечной штучки, которую она называет лифчиком.
Я мог бы просунуть пальцы под этот тонкий материал, сорвать его с Селены и трахать ее вплоть до воскресенья, но мне любопытно узнать, что она задумала.
Она наклонилась, осторожно балансируя в своих черных туфлях на высоком каблуке, в которых проходила весь вечер, схватила красную помаду с тумбочки и, дразня, аккуратно нанесла ее на свои пухлые губы.
Черт возьми, черт, черт!
— Селена? — от желания мой голос звучал хрипло.
— Шшш. Я кое-что придумала. Собираюсь поразить тебя до глубины души, — мои брови взлетели вверх, я старался не улыбнуться. — Думаешь, ты единственный, кто смотрит порно?
— Ты смотришь порно? Неудивительно, что тебя нет в постели, когда я просыпаюсь среди ночи.
— Ага, ребенок не дает мне спать по ночам, скачет на мочевом пузыре. Божечки, он или она такой непоседа.
Я рассмеялся, пребывая в невероятно возбужденном состоянии.
— Хочу нарисовать тебя вот такой. Боже мой, ты такая красивая, — я провел руками по ее полным бедрам.
— Возможно, я позволю тебе. Мне понравилась первая картина, которую ты нарисовал, — она сжала губки и мои яйца напряглись, пока я наблюдал, как она соблазнительно причмокнула пухлыми губами, покрытыми ярко-алой помадой.
Я закончил портрет несколько недель назад и сейчас он стоит в художественной мастерской. Насмотреться на него не могу.
Она поставила тюбик с помадой обратно на тумбочку, затем обхватила мой член у основания и легонько сжала. Глядя на меня сквозь ресницы, она нагнула голову к самым яйцам, и, лаская языком, двинулась к головке. Я закрыл глаза, мое дыхание стало прерывистым, а пальцы на ногах подогнулись. Я откинул голову назад, когда греховные губы продолжили свои действия, а открыв глаза, наткнулся на наше отражение в зеркале на двери шкафа. Мой взгляд опустился вниз на попку Селены, и я застонал.
— Боже мой, ты такая красивая. Только взгляни на свой зад, — я провел руками вниз по ее телу, но она шлепком сбросила их.
— Ляг.
— О, властная Селена вернулась, да?
Она не ответила, просто продолжала умело медленно лизать и посасывать меня, вбирая все глубже в рот.
— Ох, блядь, Селена! — воскликнул я, — Боже, ты убить меня хочешь.
Селена застонала, и я зарычал, а затем она пробормотала:
— У тебя такой потрясающий вкус. Не могу передать, как мне всего этого не хватало, — и она снова взяла меня в рот, а моя сосредоточенность улетучилась. Я зарылся рукой в волосы Селены, направляя ее. Она идеально сдавливала рукой, и я больше не мог терпеть. Моя рука в ее волосах сжалась, а бедра приподнялись над кроватью, погружая член глубже в ее талантливый рот.
— Я сейчас кончу, Селена.
Ее рука, обхватывающая мой член, напряглась. Я попытался вырваться, но ее хватка показала мне, что она не планирует меня отпускать. Я мощно кончил, и она приняла все. Проглотила и продолжила нежно посасывать мой член, пока я приходил в себя после оргазма.
Когда ко мне вернулась способность двигаться без ощущения, что колени не слушаются меня, я притянул ее на кровать и поцеловал.
Затем зарылся лицом в свое любимое местечко — основание ее шеи.
— Я люблю тебя, Селена.
— А я люблю тебя, Ремингтон.
А затем мы уснули в объятьях друг друга. Я, со спущенными до колен джинсами, а Селена в этих своих лоскутках, которые всегда дразнили меня. Одну руку я положил ей на левый бок, почти под самую грудь, а вторую — на живот.
