Ознакомительная версия.
— Ну, Абашина, удивила! — похвалила ее повеселевшая и подобревшая учительница. — Молодец! Надо бы тебя и по другим нормативам проверить. Чувствую, что и в остальных видах у тебя способности. Мы с тобой такие дела закрутим! На соревнования пойдешь, в чемпионки выйдешь! Это надо же, а? Тысяча прыжков!
Раскрасневшаяся Настя стояла посреди зала и растерянно улыбалась. Она сама не понимала, что произошло. Тысяча прыжков! Такое ей бы и во сне не приснилось. И ни капли не устала! Могла бы пропрыгать еще столько же. Это было и восхитительно, и страшно — она окончательно перестала себя узнавать. Лицо, волосы, тело — все переменилось. Она стала другой. И кем же, интересно? И что же такое творится с ней с утра?
— Умойся, причешись и принеси дневник. Получишь пять с плюсом и благодарность! — объявила учительница.
Пять с плюсом! У Насти никогда в жизни не было таких отметок, тем более по физкультуре. И еще благодарность! Она вообще не слышала, чтобы такое в дневники писали. Замечание — да, но похвала…
Счастливая девочка вприпрыжку выбежала из зала, гадая, смогла бы сама учительница побить ее рекорд. После умывания щеки запылали еще ярче, и Настя захотела переплести растрепавшиеся косы. Но волосы стали еще гуще и никак не хотели приглаживаться, нахально топорщась во все стороны. В итоге Настя махнула рукой, решив просто расчесать их и оставить как есть — наверняка теперь, после ее невероятных успехов, Эвелина не будет придираться. И вообще, вроде бы с ее новым обликом все прошло довольно гладко. Слава богу, неприятности и неожиданности закончились! Неужели она наконец-то, впервые за последние дни, сможет вздохнуть спокойно?
Настя причесывалась и не знала, что ее надеждам на спокойствие суждено оправдаться совсем не скоро…
Никита появился в зале в разгар всеобщей суматохи. Учительницы не было. Несколько секунд парень стоял незамеченным, наблюдая за бумом, охватившим класс, — парни и девчонки, все как один, прыгали через скакалки. На его глазах участники необычного соревнования начали по очереди «сходить с дистанции», разочарованно сообщая о результате — семьдесят три… сто тридцать семь… сто девяносто один… Последним был Миха, которого хватило на триста четыре прыжка.
Усталые одноклассники без сил развалились на скамейках и только тут заметили Никиту.
— Привет, народ! — бодро помахал им опоздавший, гадая, почему это все вдруг замолчали и уставились на него, дружно открыв рты.
— Ой, мамочки! — прозвучало уже, наверное, в сотый раз за эти дни.
«Ну что еще?» Сердце у Никиты заныло от недоброго предчувствия. Неужели это реакция на его лысую голову? Эх, надо было до конца урока в раздевалке посидеть! Но после парикмахерской ему вдруг как никогда захотелось побегать, попрыгать, покидать мячик в баскетбольную корзину… Парень в замешательстве замер посреди зала, растерянно оглядывая одноклассников. Все молчали, с ужасом глядя на него. Да что он, в привидение превратился, в конце концов?
— Вы че, народ? — обратился он к ребятам. — Лохнесское чудовище увидели? Это же я, я, Никитка Коваленко!
— Теперь поняли, — выдавил из себя Миха. — Ты в зеркало-то с утра смотрел?
— А, ты о моей новой прическе! — неловко усмехнулся Никита. Он прикоснулся к голове, и… свет померк в его глазах. Лысины не было! Вместо жесткого ежика снова вились локоны. Испуганный, он ощупал голову еще раз — так и есть! Волосы опять отросли! Жесткие, непослушные, курчавые… Да еще длиннее, чем раньше! А… как же тогда остальное? Ресницы? Брови?!
Никита застонал, бросился в комнатку учителей, где было зеркало. Так и есть! Мучения в парикмахерской оказались напрасными. Вокруг лица дыбилась густая грива, а ресницы и брови снова стали черными как смоль…
Никита в отчаянии выбежал обратно в зал и нос к носу столкнулся с Настей. Поглощенный собственными переживаниями, он не сразу понял, кто это. А узнав, замер как вкопанный. Вихрь чувств охватил его: потрясение от озарившей вдруг догадки, обида, злость и — страх перед какой-то нечеловеческой, непривычной красотой…
Его появление потрясло Настю не меньше. Прижав руки к щекам, она поедала его взглядом и что-то быстро бормотала.
— Панацея! — услышал Никита. — Панацея!
— Ой, мамочки! — на этот раз это снова была Вика.
— Да… — согласилась Лара. — Это уж точно «мамочки».
Класс зашумел, девочки испуганно сбились в кучку, парни храбрились, перекидываясь мячом, но тоже старались держаться подальше от странной пары.
Возвращение учительницы было как никогда своевременным, хотя даже Эвелина Ивановна при виде опоздавшего Никиты и стоящей рядом Насти вздрогнула и ахнула таким басом, что показалось, будто выстрелила пушка.
Все же ей довольно быстро удалось взять себя в руки.
— Это что еще за демонстрация? — грозно нависла она над «близнецами». — Что за мода такая? Кто вам разрешил такое сделать? Забыли, где находитесь? Здесь школа, а не подиум! А я-то Абашиной еще и благодарность записать хотела! А она тут выкручивает! И Коваленко туда же!
К счастью для всех, раздался звонок.
А вот уж в раздевалках Никите и Насте досталось по полной программе.
— Могла бы и сказать, что у вас с Никиткой любовь! Подруга называется! — высказала общее мнение Лара.
— Вот именно! Иначе как бы ты уговорила парня на химию, ума не приложу! — наперебой закричали Ира, Тамара и Катя. — Тем более такого женоненавистника, как Коваленко!
— Да какая любовь, вы что! — отбивалась Настя. Она пыталась развязать на кроссовке шнурок и не знала, плакать ей или смеяться. — И не уговаривала я никого… И химии у него нет! Это все «панацея»!
— Какая «панацея»? — полуодетые девчонки подошли ближе. — О чем это ты?
— Опять из дневника прабабушки, да? — догадалась Лара. — Ой, девочки, там у нее столько!
— Да знаем мы, знаем! — нетерпеливо перебила Тамара. — Что мы, Михин плеер не слушали? И про заикание знаем, и про знаки, и про заклинание… Давай, колись дальше!
Вздыхая и пыхтя над тугим узлом, Настя поведала о том, как они с Никитой варили и пробовали зелье.
— Там было написано — от всех болезней, — виновато вздохнула она. — Я же не знала, что такое получится!
— И как это вас от шерсти не вырвало! — брезгливо скривилась Катя.
— А я бы ради такого вида и не то выпила! — с энтузиазмом заявила Тамара. — Сваришь мне потом, ладно? Только лучше, чтобы я брюнеткой стала. А шерсти я тебе могу от своего котенка принести, он у меня тоже четырехмесячный. И черненький, как уголек!
Ознакомительная версия.
