— Ну-ка попробуем, что нам приготовила Эйприл. — Ловко орудуя ножом и вилкой, Дороти положила на свою тарелку изрядный кусок яичницы. — Давай я и тебе положу, — предложила она Фрэнку.
— Спасибо, не откажусь. Приятно, когда за тобой ухаживают. Я уже отвык от этого.
Дороти уловила в ответе мужа упрек. Ну вот, напрасно я размечталась о воссоединении семейства и о втором медовом месяце, с горечью признала она. Фрэнк никогда не простит меня. Просто ему по статусу политика и видного общественного деятеля полагается жена. Раньше я неплохо справлялась с этой ответственной ролью, поэтому Фрэнк и позволил мне вернуться в наш… то есть в его дом. Мне здесь больше ничего не принадлежит. Я сама от всего отказалась.
— О чем ты задумалась, Дороти?
— Так. — Она пожала плечами и вернулась в безрадостную реальность.
— Ешь скорее, иначе остынет. Удивительно, но мне очень нравится. Никогда не думал, что буду с таким удовольствием поглощать обычную яичницу.
— Пища, приготовленная с любовью, всегда вкуснее.
Дороти помедлила. Если они не расставят все по местам сию же минуту, она сойдет с ума от тревожного ожидания и неизвестности. Лучше упасть на землю, чем болтаться над пропастью, держась одной рукой за гнилую веревку.
— Фрэнк, я люблю тебя. Я совершила страшную ошибку. Была абсолютной дурой, когда поверила Коулу… — Фрэнк накрыл ее дрожащую руку теплой ладонью. — Простишь ли ты меня когда-нибудь? — со слезами на глазах спросила Дороти и замерла в ожидании приговора.
Однако Фрэнк, видимо, решил помучить ее основательно. Вместо того чтобы ответить на заданный Дороти вопрос, он поднялся из-за стола.
— Фрэнк, куда ты?
— Хочу пригласить тебя на танец. Ты ведь не откажешь мне после признаний в любви.
Дороти растерянно покачала головой и медленно встала со стула.
— А музыка? — спросила она, когда Фрэнк взял ее за руку, а вторую руку положил на ее талию.
— Зачем? Мы и так неплохо станцевались за двадцать лет. Разве ты так не считаешь, любимая?
— Фрэнк… — На глазах Дороти блеснули слезы. — Любимая? Ты еще любишь меня? Скажи, Фрэнк, ты еще любишь меня?
Он крепко прижал ее к груди.
— Больше всех на свете. Не могу поверить, что ты снова вернулась ко мне, Дороти. — Он приподнял ее лицо, ласково провел тыльной стороной ладони по щеке, откинул выбившуюся прядь волос и нежно поцеловал в губы.
— Господи, неужели это не сон? — прошептала Дороти после поцелуя.
— Если сон, то спим мы вместе. Следовательно, и не расставались, — с усмешкой ответил Фрэнк и снова поцеловал ее.
— Но ты так и не ответил.
— О чем ты, дорогая?
— Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Фрэнк помедлил, и в эти несколько секунд мир в глазах Дороти покачнулся. Он сомневается. Не уверен в собственных чувствах. Обида, нанесенная ею, слишком сильна. Еще бы! Она унизила его, растоптала мужское самолюбие, предала.
— Знаешь, Дороти, я много думал о нас… о причинах, которые привели к твоему уходу.
— И что же ты решил? — дрогнувшим голосом спросила она, невольно остановившись.
— Я виноват не меньше тебя. — Слова явно дались Фрэнку с большим трудом. Признавать свои ошибки куда труднее, чем критиковать и отмечать проступки кого-то другого.
— Фрэнк, ты… — Дороти сглотнула слюну, — ты встретил другую женщину?
— Нет-нет, что ты? Мне никогда и дела не было до других женщин.
— Тогда в чем же твоя вина?
— В эгоизме, невнимании, чрезмерной занятости. Без постоянного ухода садовника завянет даже лучшая роза в саду. Ты была права, когда обвинила меня в том, что работа для меня важнее семьи. Ну что мне мешало согласиться на твое предложение и отправиться на Гавайи в сказочное путешествие? Что? Неужели мир бы рухнул, если бы я на недельку сбежал из Филадельфии и забросил свои обязанности? Нет. Я сам взвалил на свои плечи гору забот. В то время как самым главным для меня должна была быть любимая женщина. Та, без которой вся моя жизнь немыслима и невозможна. Без тебя, Дороти.
— О, Фрэнк, не кори себя! Все уже в прошлом. Я ведь понимала, как для тебя важна работа…
— Я знаю. Не думай, что я не ценил этого.
— Давай забудем обо всем. Пусть все неприятности и невзгоды останутся в прошлом, — предложила с улыбкой Дороти.
— Теперь я должен тебя кое о чем спросить.
— О чем, Фрэнк?
— Простишь ли ты меня?
— Я уже давным-давно простила. Я люблю тебя. Люблю, люблю…
Фрэнк сжал ее в объятиях и начал покрывать поцелуями лицо, шею… Сделав пару шагов, они оказались у огромного кожаного дивана. Фрэнк бережно опустил на него Дороти. Через мгновение они страстно целовались и обнимались, словно им вновь было по восемнадцать лет.
— Ой, вдруг дети увидят! — обеспокоенно сказала Дороти.
— Во-первых, наши дети вот-вот обзаведутся своими детьми. Но если тебя что-то смущает… — Фрэнк подхватил Дороти на руки, поднялся с дивана и медленно понес ее к лестнице, которая вела на второй этаж.
— Ты меня уронишь, — со смехом сказала Дороти, когда они уже преодолели половину пути к заветной двери в супружескую спальню. — Опусти меня, Фрэнк! Мы ведь уже не так молоды, если ты надорвешь спину, то мы не сможешь отправиться в Италию!
— Ах вот что тебя больше всего волнует, плутовка! — Фрэнк чмокнул смеющуюся Дороти в лоб. — Что ж, тогда придется остаться в Америке и провести в кровати всю свободную неделю, — с притворным разочарованием произнес он.
— Что?! Ты сказал «свободную неделю»?! — воскликнула Дороти. — Не может быть! Неужели ты решил позволить себе немного расслабиться?
— Почему же немного? Я намерен веселиться и отдыхать на полную катушку. В конце концов, это мой первый отпуск за двадцать лет.
— Я надеюсь, что следующего мне не придется ждать еще двадцать.
— Это будет зависеть от тебя, любимая.
Они наконец-то оказались в спальне. Фрэнк опустил Дороти на широкую кровать с массивным резным изголовьем.
— От меня? — Дороти кокетливо взглянула на мужа и приняла соблазнительную позу.
— Почаще напоминай, что у меня самая красивая, потрясающая, сексуальная жена в мире. Иначе я снова позабуду о том, как нужно ее беречь, холить и лелеять.
— Договорились. — Дороти притянула Фрэнка к себе. — А теперь давай попытаемся вспомнить, как мы это умели делать прежде.
Речной трамвайчик степенно двигался по каналу Гранде. Тут и там сновали катера, заменявшие местным жителям автомобили. Они причаливали к дверям домов, которые словно вырастали из воды. Улочки Венеции были такими узкими, со множеством крутых мостиков, что здесь невозможно было пользоваться наземным транспортом, даже велосипедом.
