Среда
Говядина по-итальянски, индийское ассорти, воздушная кукуруза, мексиканский салат, хот-дог с маринованным огурцом
Четверг
Рыбные палочки, макароны в ассортименте, курица, восточное ассорти, сладкая кукуруза
Пятница
Выпечка, рагу из говядины, копченый сыр, гороховый суп, картофель-фри
7 мая, среда, алгебра
Все, я сделала это. Не могу сказать, что все прошло так, как мне хотелось бы. То есть, прошло СОВСЕМ НЕ ТАК, КАК МНЕ ХОТЕЛОСЬ. Но все равно я это сделала. Теперь никто не сможет сказать, что я не сделала ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ, чтобы заставить своего бойфренда пригласить меня на его выпускной.
Господи, ну почему ЛАНА УАЙНБЕРГЕР???? ПОЧЕМУ???? Это мог бы быть КТО УГОДНО, пусть даже Мелани Гринбаум. Но нет. Надо же так случиться, что это Лана. Мне пришлось унижаться перед ЛАНОЙ УАЙНБЕРГЕР.
Господи, до сих пор по телу бегают мурашки.
Она категорически отвергла мое предложение. Можно подумать, я предложила ей раздеться догола и спеть школьный гимн посреди столовой во время ланча. Хотя, скорее всего, против этого Лана бы не возражала.
Я пришла в класс пораньше, поскольку знаю, что Лана обычно появляется перед вторым звонком, чтобы успеть сделать несколько звонков по мобильному. Там она и сидела, конечно. Одна. И квакала с кем-то по имени Сэнди на тему выпускного, и какое у нее будет платье. Она и вправду, оказывается, купила черное, со спущенным плечом и камеей в виде бабочки от Николь Миллер. Как я ее ненавижу.
Я подошла к ней, что, по-моему, было ОЧЕНЬ смело с моей стороны, принимая во внимание, как каждый раз при виде Ланы у меня сердце уходит в пятки. Кроме того, она никогда не упускает случая съязвить на тему моей внешности. Но тем не менее. Я подошла к ее парте и ждала окончания разговора. В конце концов она поняла, что я так просто не уйду.
– Погоди, – говорит, – минуточку, ладненько, Сэнди? Тут… это… пришла одна, спросить что-то хочет.
Лана оторвалась от телефона, посмотрела не меня нежно-голубыми глазами и рявкнула:
– Чего надо?
– Лана, – сказала я.
Клянусь, я сидела рядом с императором Японии, однажды пожимала руку принцу Уильяму. Как-то даже стояла за Имельдой Маркос в очереди в туалет. Но ни одно из этих событий не приводило меня в такой ужас, какой я испытываю под взглядом Ланы. Почему-то Лане втемяшилось в голову, что изводить меня – ее любимое хобби. Этот ужас проникает глубже, чем волнение при встрече с императорами, принцами и женами диктаторов.
– Лана, – повторила я, стараясь скрыть дрожь в голосе, – мне надо попросить тебя кое о чем.
– Нет, – сказала Лапа и снова поднесла телефон к уху.
– Я тебя еще не попросила! – воскликнула я.
– Вот я и говорю, что нет. Ответ все равно будет – нет, – ответила Лана, мусоля прядь светлых блестящих волос, – слышишь, о чем это я? А, да, еще возьму блеск для тела и намажу… да не то, Сэнди, фу, плохая девочка!
– Это просто… – мне надо было говорить быстрее, потому что в любой момент в класс алгебры мог зайти Майкл по дороге на английский. Он почти каждый день заходит ко мне. – Я знаю, что ты в комиссии по выпускному, и мне кажется, что выпускной класс этого года заслужил живую музыку, а не просто ди-джея. Поэтому я думаю, что тебе надо пригласить «Скиннер Бокс»…
Лана оторопела.
– Погоди минуточку, Сэнди. Тут эта… не ушла еще.
Затем она посмотрела на меня сквозь густо намазанные ресницы и прошипела:
– «Скиннер Бокс»? Это ты про кого? Про компанию упертых, которые сыграли ту идиотскую песню про принцессу моего сердца в твой день рождения?
Я обиделась.
– Знаешь, – говорю, – Лана, не надо так пренебрежительно отзываться об упертых. Если бы не упертые, то у нас не было бы компьютеров, вакцин против вирусных заболеваний, антибиотиков и даже мобильных телефонов. Вот, ты по нему говоришь…
– Да, – выкрикнула Лана, – вот именно! И ответ тебе – нет.
И она вернулась к своему телефонному разговору.
Я постояла около нее минуту, чувствуя, что краснею. Наверное, я все-таки лучше стала контролировать свое поведение. Я ведь не схватила ее телефон и не грохнула об пол, не растоптала его ботинками, как однажды уже сделала. Теперь я сама – гордый обладатель мобильного телефона и понимаю, насколько ужасен подобный поступок. Тем более, если вспомнить, сколько проблем у меня было в тот раз, когда я позволила себе это сделать.
Вместо этого я просто постояла еще немного. Щеки у меня были красные, сердце усиленно билось, и дышала я часто. Кажется, чему бы мне ни пришлось научиться за всю свою жизнь, – ну там, сохранять хладнокровие в самых сложных медицинских ситуациях, посвящать людей в рыцари, – я все же не пойму, как мне надо вести себя с Лапой. Я просто не понимаю, за что она так ненавидит меня. Что я ей сделала? Ничего.
Ну, разве что, растоптала однажды ее мобильный телефон. А еще как-то швырнула в нее шоколадкой. Ну, и прищемила ей волосы учебником по алгебре.
Но помимо этого?
К счастью, я не успела опуститься перед ней на колени и начать умолять ее, потому что прозвенел второй звонок и народ потянулся в класс. Появился Майкл, подошел ко мне и вручил стопку листов с распечаткой из -Интернета про опасность обезвоживания для беременных женщин.
– Маме отдай, – сказал он и поцеловал меня в щечку (да-да, прямо при всех, тра-ля-ля!!!!).
Но все же тучи омрачают мою бурную радость: первая туча – у меня не получилось пристроить группу Майкла играть на выпускном, этим я еще более отдалила от себя тот момент из «Красавицы в розовом». Другая туча – моя лучшая подруга до сих пор не разговаривает со мной, и я с ней тоже, из-за ее психически ненормального поведения и плохого обращения с бывшим бойфрендом. Еще одна туча – моя первая настоящая статья в «Атоме» оказалась просто жуть. Но они напечатали мое стихотворение!!!!!!!! Правда, никто не знает, что оно мое. И не моя вина, что статья получилась такая кошмарная, банальная и неинтересная. Лесли мне так мало времени дала, я просто не успела создать ничего, за что можно получить Пулитцеровскую премию. Я ведь не Нелли Блю и не Ида М. Тарбелл, знаете ли. У меня еще куча несделанной домашней работы, помимо журналистики.
И все это покрывается одной огромной тучей страха, что мамочка снова упадет в обморок, но на этот раз рядом уже не окажется капитана Логана и пожарной команды. И еще одной тучей уже полного ужаса, что на целых два месяца этого лета меня увезут из этого самого лучшего на Земле города и вообще от всех, кто мне дорог, к далеким берегам Дженовии.
Честное слово, все это слишком для одной простой пятнадцатилетней девочки. Еще чудо, что, несмотря на все эти обстоятельства, мне удалось написать ту маленькую заметку.
