Все раннее утро я провела на дальних камнях, плавая и ныряя в обществе многочисленных рыб и морских ежей. Но чем выше поднималось солнце, тем меньше оставалось красок в подводном царстве, и я отправилась в далекий обратный путь к своему лежаку на пляже. По дороге развлекала себя тем, что то и дело пересекала границу двух миров, то погружаясь в воду, то выныривая, чтобы вдохнуть. Поделиться впечатлениями было не с кем. Несмотря на пик лета и купального сезона, все морское пространство использовалось крайне неравномерно: десять-пятнадцать метров воды у кромки пляжа занимали те немногочисленные отдыхающие, которые, не вынося жары, шли купаться. Простор моря за бухтой был заполнен катерами, лодками, яхтами, а пространство между прибоем и рейдом использовала только я. Ни одной головы не было видно на глубине больше человеческого роста, поэтому приходилось развлекать себя самой.
Когда я плыла уже на малой скорости в прибой, то испытала то, что, наверное, должен был чувствовать Ихтиандр в обществе обычных людей. На меня смотрели с изумлением, а когда я села на мелководье, чтобы снять ласты, то показалась себе русалкой из сказки Андерсена: у всех девушек вокруг меня были стройные ноги, а у меня — хвостик, все бегают по воде, а я — плаваю. Разделить свою печаль с подругой я не могла. Марининых вещей на лежаке не оказалось — она меня не дождалась. Я убрала ласты и купальные принадлежности в сумку, оставила полотенце, намекая тем, что еще вернусь, и медленно пошла к отелю, останавливаясь около магазинчиков и сувенирных лавок, чтобы прицениться и прикинуть, кому и что из многочисленных друзей и близких можно привезти из солнечной Испании, в знак того, что и тут помнила о них.
На набережной через каждые три-четыре магазина стоял ресторанчик. Время обеда еще не наступило, поэтому они были почти пусты. Меня всегда удивляет прямо-таки армейская дисциплина приема пищи, которой придерживаются европейцы. Это происходит строго по часам, причем одновременно всеми в национальном масштабе. Особенно единодушны в этом вопросе французы и итальянцы. Помню, однажды в Милане вечером, часов около семи мы прохаживались по скверику с моей приятельницей, бывшей москвичкой, а ныне итальянской сеньорой. Сквер в тот теплый весенний вечер был полон гуляющих горожан: коляски, велосипеды, парочки, бегуны, мужчины с газетами, женщины с детьми… Мы прошли по аллее до какого-то памятника, посмотрели на него, немного постояли, обсуждая привезенные мною московские новости, и повернули обратно. Сквер был пуст, как магазин в обеденный перерыв. Я с недоумением посмотрела на мою спутницу. Она глянула на часы и пояснила: «Семь часов». — «Что, парк закрывается?» — изумилась я. «Нет, конечно. С чего ты взяла?» — «А куда же тогда все подевались?» — не могла я понять. «Так ведь семь часов, — она показала на часы. — Ужинать пора!» — «Что, всем одновременно, как по команде?» — не могла я поверить. Приятельница, поняв комизм ситуации в глазах, человека, не знакомого с местными нравами, засмеялась и ответила: «Здесь еда — дело серьезное. Если хочешь произвести на кого-нибудь благоприятное впечатление, спроси его: «Что вы ели на обед?», выслушай, а потом поинтересуйся, что он собирается есть на ужин. После такой беседы прослывешь умным, приятным человеком».
Воспоминание об Италии следовало залить бокалом холодного сухого вина. Я выбрала заведение, где на стойке бармена красовались два огромных стеклянных сосуда. Один заполняли оливки в рассоле, другой — маслины. Отличие баночных маслин от бочковых — такое же, как мягких, вываренных в уксусе огурцов от блестящих, с прилипшим укропчиком, хрустящих на зубах зеленцов из бочки. Как мы успели заметить, местные жители покупают только давленные, пряного посола крупные маслины и оливки из бочек.
Взяв блюдце острых маслин, которые бармен зачерпнул из стеклянной лохани специальным порционным черпаком, и бокал ледяного белого сухого вина, я села за столик и опять предалась размышлениям. Похоже, сегодня я обречена на общение сама с собой. Алана я старалась забыть, других курортных знакомств из-за этой детективной истории мы завести не успели. То я моталась, как безумная, по порту, то теперь Марина стала куда-то таинственно исчезать. Сначала я думала, что ее увлек Хорхе, наш красавец капитан. Но не в правилах старой дружбы скрывать такие вещи. Действительно, они встречались несколько раз, но частые дневные отлучки Марины явно не имели к нему отношения. Она была похожа не на влюбленную, а на целеустремленную женщину. Но я устала от загадок, а отпуск неумолимо заканчивался, маслины были ароматными, вино терпким и нужно было жить мгновением.
* * *
Я уже доедала третий персик на полдник, когда появилась Марина. Бросив сумку и стянув с себя на ходу майку, она прошла под душ. Когда вода перестала шуметь, я достала из холодильника и налила в бокал пива, разложила копченый сыр и орехи. С крупными каплями воды на загорелых плечах, Марина вышла на балкон и с явным удовольствием отведала приготовленное мною угощение. Мне, намолчавшейся за день, хотелось поболтать. У Марины вид тоже был весьма возбужденный, и, предвкушая приятную беседу, я принесла из холодильника еще пива.
— Где тебя в такую жару носит? — Теперь была моя очередь упрекать подругу в неблагоразумии.
— Я ездила в Малагу. Не волнуйся — в машине с кондиционером, — поторопилась успокоить меня Марина.
— С Хорхе? — Мне хотелось уточнить ситуацию.
— Нет, я взяла машину напрокат. На этот раз «Сеат». Доехала без приключений, а в городе начала плутать, припарковалась, а где нахожусь — не пойму. Стою, озираюсь, вдруг вижу на другой стороне улицы жену, теперь уже вдову Бурбона. Не в трауре и прогуливается этак вальяжно, — принялась рассказывать Марина, не забывая прихлебывать пиво.
— Что ж, ей теперь и из дому выйти нельзя? — я, как всегда, готова была защищать вдов и детей.
— Слушай дальше, — Марина не стала ввязываться в дискуссию. — Следом за ней вижу Рамзию. Страшно обрадовалась и решила побыстрее перейти на ту сторону, чтобы она помогла мне сориентироваться в Малаге.
— А зачем ты вообще туда поехала? — кажется, подруга об этом еще не говорила.
— Неважно, — отмахнулась она. — Не перебивай! В общем, я пытаюсь перейти дорогу и смотрю на Рамзию, не отрываясь, чтобы не потерять ее в толпе. А она как-то странно себя ведет: то остановится у витрины, то заспешит, то как будто прячется от кого-то, но при этом, глаз не отрывая, куда-то смотрит. Я уже дошла до подземного перехода, хотела спуститься и вдруг вижу, как с той стороны улицы в этот же переход начинает спускаться мадам Бурбон и почти следом за ней — Рамзия. Я осталась ждать ее на своей стороне. Появляется мадам и сворачивает за угол, через некоторое время появляется Рамзия. Я стою у нее практически на дороге и радостно улыбаюсь. Она не видит меня, начинает вертеть головой, пока не замечает спину мадам, удаляющейся по переулку. Потом, так и не заметив меня, кидается вслед за вдовой. Тут уж надо совсем не читать детективов, чтобы не понять, что твой любимый гид занимается еще и слежкой. Вот почему у нее свободного времени совсем нет, — Марина вновь встала за пивом.
