Реально, Олег, ну на кой так все усложнять… Может, спросить, в лоб, если этим лбом он ко мне когда-нибудь повернется — оставил мне профиль, а сам следит за последними минутами жизни своего носка. Они у мужиков разве не неделька? Белые… Их стирать разве надо? Сразу в мусорку и порядок. Белые носки… Товарищу пора обзавестись и персональным стилистом, не только мажордомом. Хотя, может, это тренд такой — белые носки с серыми брюками…
Белые носки! А тапочек не взял. Теперь на одной ножке домой поскачет, что ли, или все же сунет босую ногу в ботинок? Вопрос только, когда он собирается утолить мое любопытство? Суп съеден, пора и меру знать.
— Я уберу со стола или ты еще что-нибудь хочешь?
Он вскинул голову: глаза горят. Ох, лучше бы я не спрашивала…
— Чтобы ты нашла платье для купания, захватила чай и пижаму. А так больше ничего…
— А пижаму-то зачем? — склонила я голову к подрагивающему плечу.
— А потому что после сауны я тебя на улицу не выпущу, — подался вперед Олег, но я не отпрянула: между нами оставался стол.
— Слушай, Олег, — какое счастье, что я ещё не взяла в руки тарелку, а то бы надела ему тарелку вместо горшка на голову; сейчас же просто вжала руки в стол. — Ты все-таки решил меня соблазнить, так я понимаю?
— Нет, — он покрутил головой, не возвращая на лицо серьезного выражения. Улыбка так и осталась до ушей. — Сначала я тебя выкупаю, потом выпарю, потом зажарю и только тогда съем…
Его рука выскочила из-под стола и накрыла мои пальцы — какая горячая, жуть, сейчас разгладит все мои костяшки до толщины салфетки, торчащей из-под пустой тарелки, к которой прилипло пару крошечных кусочков огурчика. У меня аж в ушах зашумело, точно я нахваталась этих самых огурчиков, прыгнув в омут с головой, но я ведь еще не там, нет? Меня еще соблазнять и соблазнять. И это круто… Меня еще никто и никогда не соблазнял: все было тускло и мелочно, и простыни чаще всего были в клеточку… Или это сейчас у меня перед глазами вся картинка разложилась на пиксели…
— Не боишься подавиться? — выдала я в ответ на сказочно-непристойное предложение.
— В тебе косточек нет…
Рука скользнула вверх, и вот я уже оказалась у него на коленях — за краткий миг, за долю секунды до полного затмения, которое накатило на меня горячей волной. Не надо было наливать ему такого горячего супа — он остался на губах и прямо-таки пузырится, подходя к порогу закипания. Такие же жаропышущие пальцы пересчитали мне ребра и замерли на подступах к груди, но застежка на спине, пусть и из последних сил, но держалась, хотя крючочки уже просверлили дырки между моих сведённых лопаток. А впереди, чуть выше втянутого живота, большие пальцы Олега сейчас выроют траншею, и я сломаюсь пополам — или просто сломаюсь, ведь он явно считает, что я нарочно ломаюсь перед ним, чтобы он не посчитал меня слишком уж доступной.
А не плевать ли, когда поцелуи обжигают и раскаленной сковородой бьют по кумполу, чтобы забить голову поглубже в шею, а то так можно и совсем ее потерять…
— Олег, не надо…
Я прижалась к его груди в конец смятой рубашке, чтобы не дать возможности его пальцам поднырнуть под резинку, с трудом удерживающую чашечки на месте. Они тряслись, как щиты последних защитников крепости под названием «благоразумие». Чье? Мое, что ли…
— Я ничего не делаю, Мила… — Ага, только сильнее сминаешь мне грудь, ловя в ладони дрожащие лопатки. — Всего лишь пытаюсь понять, я тебе противен или просто твой страх пустить меня в свою жизнь на весах здравого смысла перевешивает твое желание не брать с собой пижаму?
Можно попроще и покороче?
— Я вообще никуда с тобой не пойду… — и это будет самым правильным.
Почувствовав поясницей стол, я поняла, что отодвигаться дальше просто некуда, но на коленях у Олега с каждой секундой оставалось все меньше и меньше места для нас двоих: меня и его желания потери пижамы, которая пока преспокойно дожидалась хорошую девочку под подушкой в спальне, окна которой выходят на злосчастный особняк.
— Я отнесу тебя на руках…
— В одном ботинке? — не смогла не рассмеяться я.
— Да хоть босиком! В бассейн в ботинках не прыгают… По-трезвому. Мила…
Прохладный нос прошелся по подбородку к моей щеке и замер, желая просверлить в ней кокетливую ямочку, но я совершенно не кокетничала с ним. Мне просто не хотелось вставать с его коленей, но и причинять ему лишнюю боль я не имею морального права — это совсем не по добрососедски…
— Олег, не надо… Я не могу вот так прямо…
— Я и говорю тебе, не уезжай… — его губы остановились на мочке, и барабанные перепонки дрогнули от силы его горячего дыхания. — Ну, зачем расстраивать мамочку твоим возвращением? И ты будешь под присмотром брата, если она за тебя станет волноваться…
— Я купила слишком плотные шторы на окна…
— Но мы их еще не повесили…
Губы скользнули обратно на шею, собирая кожу гармошкой — я ежилась от щекотки и хохотала почти в голос, пока губы не вернулись туда, откуда и начали свое путешествие по моей самой бестолковой верхней половине тела — к моих успевшим подостыть губам…
— Олег, мы не договаривались… — я попыталась вырвать губы, но, увы, безуспешно.
Этому моему желанию сопротивлялись даже собственные руки: я держала ими галстук, перекинутый через плечо, точно щегольский шарф. Десерта получилось куда больше основного блюда — если я не брошу сейчас ложку в раковину, то сожру всю банку варенья… Клубничного или брусничного с горчинкой, я еще не решила, но одеколон был достаточно терпким или к нему успел примешаться аромат нашего общего еле сдерживаемого желания.
— У тебя дома бардак… — я едва ворочала языком, который стараниями Олега вытянулся в змеиный.
— В душе сейчас еще больший, но ты не желаешь там прибраться, а это ведь куда важнее, тебе не кажется?
Мне кажется, что ты уже едва дышишь — впрочем, я недалеко от тебя ушла. Грудь стянуло бюстгальтером, точно железным кольцом: вдох только через боль, а выдох лишь в горячие губы мужчины, которого еще утром я поносила на чем свет стоит. И если свет стоит на трех китах, то сейчас они куда-то уплыли, обдав нас обоих из своих фонтанов, иначе с чего бы нам быть такими мокрыми? Нас либо выжимай, либо прижимай друг к другу еще сильнее, еще крепче, чтобы уже точно было не оторваться, чтобы сказать — Остановись!!!
Пустая моя голова трогала то одно, то другое плечо, точно шею заменили пружинкой, которую поцелуи Олега подпиливали у самого корня, у самых ключиц, чтобы выбросить голову с еще оставшимися в ней сомнениями в пропасть… и пропасть.
