больно. Кретин, господи, последний кретин.
— Извини, извини, пожалуйста. Больно, да? Извини.
Мы уже подъехали, стоим у подъезда, Даша смотрит с подозрением, я чувствую себя хуже некуда от того, что сделал ей больно и усомнился. Именно вранье всегда выводило меня из равновесия. Это ранит и причиняет боль больше всего, да, я сам иногда бываю не совсем честен с заказчиками, я был не до конца откровенен в своих намерениях с Ириной, но я ничего не обещал и не врал.
— Спасибо, Тимофей, за ценную информацию. Завтра в девять будь здесь, Дашу надо отвезти на работу — написать заявление об увольнении.
— Как заявление? Какое увольнение?
— Ты хочешь поговорить об этом при водителе и на повышенных тонах? — отвечаю слишком резко, Даша вновь поджимает губы, понимая, что публичный скандал — это не есть хорошо.
— Доброй ночи, Роман Александрович, Дарья.
Выхожу, помогаю Даше, беру пакеты, молча идем к подъезду, Орешкина держит спину, уже не хромает, отлично передвигается на высоченных каблуках. Уколы и крем помогли быстро. Лифт тоже ждем молча, я представляю, как сейчас она взорвется в квартире, и ресторанный ужин может оказаться на моей голове.
— О, соседи, на сиденье были?
Выйдя из лифта на нашем этаже, сталкиваемся с Марком, тот в кожанке на голое тело, спортивных штанах и кроссовках ждет лифт.
— А тебя из дома выгнали и без вещей?
— Из дома скоро тебя попрут, — кивает в сторону моей девушки и ее сурового выражения лица. — Поверь мне, друг, у меня есть опыт: такой взгляд не сулит ничего хорошего, накосячил ты, сразу видно.
— Ошибаешься. А ты куда, за подснежниками для любимой?
— Хуже: разливное светлое и сухарики со вкусом краба.
— А, ну беги, а то скоро закроют пивнушку.
Марк уехал, Даша молчала, демонстрируя всем своим видом, что не замечает меня совсем. Открыл дверь, пропуская ее вперед.
— Я не собираюсь увольняться лишь потому, что тебе этого хочется. Я вообще не понимаю, почему ты указываешь и распоряжаешься моей жизнью.
— Ну наконец-то, а то пятиминутная тишина далась мне с трудом.
— И не надо вот сыпать шутками и издевками. Я не буду увольняться, мне нужна практика, я именно за этим и приехала.
— Расскажешь правду о женихе — будет практика.
Неспеша раздеваюсь, вешаю пальто в шкаф, разуваюсь, с пакетами ухожу на кухню, расстегиваю рубашку. Курить хочется смертельно, открыв окно, щелкаю зажигалкой, глубокая затяжка, дым в темноту. Чего я боюсь больше: слышать правду о том, что у нее на самом деле есть жених, или красивую ложь?
Ведь решил, что меня он не остановит, но это может остановить Дашу. Что может дать ей не особо богатый бизнесмен, лишь недавно поднявший фирму из долговой ямы и начавший получать стабильный доход, против сына олигарха, увлекающегося серфингом в Майами?
Поганая ситуация.
Глава 27
Вершинин
Слышу лишь шум и шаги по коридору, наверняка уже собирает чемодан, сейчас пошлет меня в интересном направлении и захочет уйти, чтоб не посягал на ее свободу в сотый раз.
Интересно, а так будет всегда с ней?
Первые признаки моего помешательства на этой строптивой девчонке уже налицо: вспышки ревности, замашки собственника. Что дальше? Я посажу ее дома, запрещу работать и выходить куда-либо без меня? Да, пиздец моей нервной системе и человеческому облику подкрался незаметно.
Делаю очередную глубокую затяжку. Надо идти останавливать Орешкину пока единственным мной изученным и проверенным способом. Но как только я тушу сигарету в пепельнице, она появляется сама и без чемодана.
А это уже прогресс.
Стоит, глазки опустила, словно ученица седьмого класса у доски, не выучившая географию. Хмурю брови, смотрю, как Даша водит пальчиком по столу, сдерживаю улыбку, хочется усадить ее на этот самый стол и зацеловать.
— Ты хочешь что-то сказать?
— Да, я хотела, точнее, хочу, — вскидывает на меня свои синие глаза, кусает губы, поправляет волосы. — Жених — он совсем не жених, Прохоров вообще не по женщинам.
Какой странный поворот событий, сын олигарха что — гей? Интересно, я буду ревновать ее к гею?
— Значит, жених все-таки был?
— И вообще, это странно с твоей стороны настаивать на моем увольнении, заметь, я не психую, не кричу, не собираю чемодан, а веду конструктивную беседу.
— Конструктивная ты моя, ты с темы-то не съезжай.
— Нет, Прохоров не жених, но я его знаю, мы учимся в одном университете, а здесь я на практике, и мне нужна эта работа.
— Зачем соврала?
— Не знаю, там эта твоя Ирина терлась около тебя: «Ромочка, тебе подложить салатика, Ромочка, возьми вот этот кусочек», — Орешкина скривила губы, копируя Ирину.
— Ревнуешь? — улыбаюсь, медленно подхожу, притягивая Дашу к себе, ну точно — пацан пацаном, совсем голову теряю рядом с ней.
— Конечно, Роман Александрович, вы такой привлекательный мужчина, но с отвратительным характером.
Ее ладони гладят мою грудь, глаза хитрые.
— Все равно пойдешь писать заявление, не понравилось мне, как тот Коля очкастый на тебя похотливо смотрел.
— Коля? При чем тут Коля? Коля совершенно безобидный парень, помогал мне.
— Гей?
— Почему гей? Я не знаю.
— Его счастье, если он такой. А про жениха я еще проверю.
Глазки такие наивные, моргает пушистыми ресницами, облизывает губки, а я чувствую, как возбуждаюсь, прижимаюсь к Даше плотнее, даю почувствовать свою эрекцию.
— Рома, ты опять начинаешь?
— Что начинаю?
— Ты сам понимаешь, что начинаешь.
— Скажи это сама.
— Ты возбужден.
— Очень возбужден.
— Пока мы не решим вопрос с моей работой, дальше можешь не продолжать.
— Все уже решено, — целую девушку в шею, нежно ведя языком до мочки уха, засасывая ее, сжимая упругую попку, задирая подол платья. — Будешь работать у меня секретарем, а потом что другое придумаем.
— У тебя? Твоим секретарем?
