С трудом, но все же разжал ладони, отпуская мужика, тот тут же осел на пол, а я не очень красиво скинул с себя руку матери и, выйдя из ординаторской, рассеянно провел дрожащими пальцами по волосам.
— Глеб. — Карина дернула меня за рукав халата.
— Она уже в палате в послеродовом отделении. Саша в детском, пока, — выдохнул и сжал кулаки, которые горели огнем, только вот объекта для них так и не нашлось.
— Что не так? — Лесина подруга прикусила губу и взволнованно посмотрела на меня.
— Заместитель заведующей отделением не пустил меня к врачу, который принимал роды у Леси. До последнего уверяя, что тот идиот все сделал правильно. За что и получил… Заместитель.
— Глеб, да успокойся же ты, — шикнула на меня мама, появившаяся в коридоре. — Пойдемте, Лесе сейчас…
Я кивнул, прерывая маму, и двинулся в сторону лифта. Она права, Лесе я сейчас нужнее. С этим некомпетентным придурком я разберусь. Позже, но разберусь. И получит он не просто хребтом о стену, как тот, что его прикрывал, а больше ни к одной роженице и на метр не подойдет.
— Может, вы прекратите молчать? — уже в лифте спросила Карина, обнимая себя за плечи.
— Нужно было договариваться о совместных родах, как я и хотел, — заехал кулаком в дребезжащую створку лифта — от бессилия.
Я был словно связан по рукам и ногам и никак не мог повлиять на ситуацию. Уже никак. И это выводило из себя сильнее всего. Мое упущение. Мой прокол.
— Ей нужно было делать кесарево, — спокойно, но очень вдумчиво проговорила мама. — Скорее всего, ошибка врача действительно есть, что он вовремя не заметил слабую родовую активность. Лесю нужно было кесарить, и все.
Она прикрыла глаза и подняла голову вверх, ей тоже было непросто. Почему-то я сразу об этом не подумал. Шагнул к ней и притянул маму к себе на грудь, крепко обнимая. В этот момент лифт издал звуковой сигнал и его створки начали разъезжаться.
— Все будет хорошо. Вакуумная экстракция плода сейчас не такая уж и редкость, негативные последствия у детишек минимальны, — все еще спокойно, так, словно лекцию читала, произнесла мама, а Карина ахнула где-то за моей спиной.
— Но бывают же, — шикнул я, не желая повышать голос на маму, она уж точно была не виновата.
— Бывают, — тихо добавила она, — но у нас все будет хорошо. Слышишь, сын? Хорошо.
Я сжал челюсти и просто кивнул.
— Это что, его щипцами тянули? — спросила Карина, догрызая, наверное, уже последний ноготь, когда мы вышли из лифта.
— Нет, этот метод менее травматичен, но все же. У Саши кефалогематома, хотя могло бы не быть и ее. Еще раз убеждаюсь, что врач не очень компетентен. — Мама сжала на мгновение губы и еще раз, словно мантру, добавила: — Все будет хорошо.
Леся спала на животе. Специальная кроватка для новорожденного, больше похожая на аквариум, была пока еще пуста.
— Его через пару часов должны принести, — шепнула мама, проследив за моим взглядом. — Не торопи события, я как раз собиралась сама сходить в детское отделение и поговорить с нашим неонатологом.
Я лишь кивнул и опустился на стул, подальше от койки, чтобы не будить Лесю.
— И все же почему ее не прокесарили? — не унималась Карина, спросив шепотом маму, замершую на пороге. — Вы не гинеколог и это поняли, а они… Что за специалисты такие?
Карина развела руками, а мама очень слабо и натянуто улыбнулась.
— Мне легко сделать выводы, видя ситуацию целиком и уже после. Сразу все не так понятно. А почему не сделали кесарево потом, так это абсолютно ясно. Когда ребенок уже в родовых путях, ни о каком кесаревом не может идти и речи. На тот момент действия врача были действительно обоснованы. Там и обвитие пуповиной, и долгое время без околоплодных вод, почти восемь часов, — это очень плохо. Еще плохие скачки сердечных сокращений у плода. — Мама качнула головой и тихо добавила уже себе под нос, переступая порог: — Просто не нужно было до такого доводить.
Меня же в ее речи поразило время. Я повернулся к закрытым жалюзи окнам и только сейчас понял, что уже наступил вечер. Достал из кармана телефон. Двадцать четвертое ноября. Вчера мне исполнилось тридцать четыре. Леся разорится на ноябрьских подарках.
— Без двадцати восемь уже, — произнесла Карина, — я тоже не заметила, как время прошло.
Леся пошевелилась, видимо отреагировав на голос подруги, который прозвучал чуть громче. Я быстро двинулся к кровати и присел на корточки. Жена открыла глаза и чуть приподняла голову, оглядываясь. Затем, тихо застонав, уперлась лбом в матрас.
— Как живот болит…
— Все позади, Лесь, — размеренно произнес, понимая, что я просто обязан успокоить ее. Так же, как меня мама.
Сейчас нельзя попусту переживать и поддаваться панике.
Олеся тут же задрала голову, приподнимаясь на локтях, и как-то странно на меня посмотрела — рассеянно, что ли. Затем она глянула мне за спину и слабо улыбнулась, наверное заметив Карину.
— Мне стало плохо на похоронах, да? — глухо спросила она.
Не у меня спросила! У Карины.
— Лесечка, о каких похоронах ты говоришь? — вкрадчиво произнесла Карина и опустилась на корточки рядом со мной, беря Олесю за руку.
— Бабушкиных, — сглотнув, ответила моя жена, и, судя по ее печально-растерянному виду, это было что угодно, но не шутка.
— А когда у нас были бабушкины похороны? — кашлянув, поинтересовался у Карины, но взгляда от жены не отрывал. Леся была растеряна.
— Два с половиной года назад, — шепнула Карина и тут же присела на край кровати, тогда как я все же не сдержался и очень некультурно выругался, выпрямившись. — Ты только не волнуйся, Лесь, хорошо? — продолжила шептать Карина.
— Что значит два с половиной года назад? — Леся начала приподниматься, чтобы сесть, но я ее тут же остановил.
— Тебе нельзя сейчас сидеть. — И уже более размеренно продолжил: — У тебя там швы.
— Где? — Олеся нахмурилась, словно прислушиваясь, а затем огляделась. — А почему здесь люлька? Боже, где мы? И кто это? — спрашивала она у Карины, но смотрела во все глаза на меня, причем в ее взгляде было больше интереса, чем испуга, что уже хорошо.
— Так, — провел пальцами по волосам, — это, наверное, из-за травмы. Сейчас я позвоню врачу, и он все исправит. Начнешь наконец-то пить нужные таблетки, и все будет хорошо, — чуть повысил голос и тут же осекся: — Прости, — натянуто улыбнулся, когда поймал ее странный взгляд.
Я и раньше-то не всегда понимал, что творилось в ее голове, а сейчас это вообще стало настоящей задачей на смекалку.
— Карин? — протянула Леся.
В трубке раздались гудки, и я вышел из палаты. Врач ничего нового мне не сказал, кроме того, что это последствия отсроченного действия и они могли произойти как и на фоне родов, так и просто в любой день. Нужно пройти полноценный курс лечения и только потом что-то об этом говорить. Но все же, когда у человека случается провал в памяти, по наблюдениям ученых, у него память восстанавливается намного чаще, чем у тех, кто забывал практически все. Хоть что-то.
И не нервничать. Лесе ни в коем случае нельзя нервничать? Но как тут не нервничать, когда горе о смерти бабушки для нее еще так свежо.
Когда я вернулся в палату, в помещении стояла давящая тишина, мне начало казаться, что я слышал гул собственного сердца, отражающегося от стен эхом. На самом деле оно просто быстро и сильно билось в груди, отдавая в виски. Но общую ситуацию это никак не меняло, а она была плачевной.
— Леся, все поправимо, — начал я с порога, — тебе просто наконец-то нужно пропить нормальные таблетки, а не их слабые и неэффективные заменители. Врач сказал, ты сразу все вспомнишь.
Да, приврал. И нисколечко не жалел.
— Но как же она будет кормить?
— Не будет.
— Как это не буду? — ахнула Леся. — Я всегда мечтала, что буду долго кормить своего ребенка. По максимуму.
— Именно это ты и делала с Маришей, так что, считай, свой гражданский долг выполнила.
— У нас что, есть еще один ребенок? — Олеся округлила затуманенные слезами глаза, я кивнул, а она продолжила ход своих мыслей: — Получается, я забыла не только мужа и беременность, но и своего ребенка?
