— Это было в баре, — говорит он. — Ты была пьяна.
— Когда? — Студенты колледжа в баре — явление довольно распространенное. Кроме того, совершенно нормально часто находиться в состоянии опьянения и не помнить и половины событий той ночи.
— За шесть месяцев до того, как нас официально представили друг другу.
— И ты запомнил меня?
Кит кивает, и мне хочется приподняться на носочки и попробовать его губы на вкус.
— Что за бар?
— Мандарин Хайд.
Мандарин Хайд. Помню ли я, как ходила туда? Бармены там носили подтяжки и жилеты, как и Кит на вечеринке…
— Твои подтяжки, — говорю я.
Он кивает.
— Они у меня из Мандарина. Я просто забрал их на новое место.
Я заказала «Слепую свинку Тито», потому что мне понравилось название. Дэлла сидела рядом со мной и пила коктейль из апельсинового ликёра, коньяка и лимонного сока. Но она не разговаривала со мной. Нет, она разговаривала с подошедшим к ней парнем, что не было удивительно. Всякий раз, когда мы выходили вместе, я думала, что проведу полночи, развлекаясь сама, пока Дэлла развлекалась с мальчиками. В тот вечер к ней подошел моложавый мужчина в костюме. Дэлла отвернулась от меня, чтобы пофлиртовать с ним, и я неожиданно оказалась в баре одна. Помню, что заказала еще один напиток. Бармен был милым. Он приготовил мне еще одну Свинку, затем принес РедБул и поставил передо мной.
— Зачем это? — спросила я.
Он улыбнулся и указал на Дэллу. Ночь обещала быть длинной. Я выпила его, благодарная ему, и ощутила странную связь с ним.
— Это был ты. Бармен, который дал мне РедБул.
— Ты помнишь?
— Я была не так пьяна, — говорю ему. — И ты был милым. Но у тебя была…
— Борода, — заканчивает он.
— Да. Черт побери. — Я отворачиваюсь от него и смотрю в окно. Я поклялась себе, что никогда не забуду ту ночь. В своем алкогольном тумане я ясно видела Дэллу, с какой легкостью она променяла меня на незнакомца. Как незнакомец, который дал мне РедБул тоже это увидел и проявил сострадание. Я чувствовала, что меня заметили.
— Как тебя зовут? — спросил он у меня. А затем повторил его. — Элена. Красивое имя.
— Так ты в том баре познакомился с Дэллой?
Кит отворачивается.
— Да, — отвечает он. — После этого она приходила пару раз. Мы познакомились.
— Вот почему ты запомнил мое имя. В тот день, перед квартирой Дэллы.
— Да.
— Вау.
Я облизываю губы. У меня во рту пересохло. Вдруг мне захотелось, чтобы у меня был «Слепая свинка Тито», чтобы залить свои нервы.
— У тебя есть какой-нибудь алкоголь? — спрашиваю я. — Что-то покрепче. Чтобы напиться.
— У меня есть бутылка текилы, — отвечает он.
— Идеально. Неси бутылку.
Он уходит на кухню, а я подумываю о том, чтобы выскользнуть через входную дверь. Как быстро я смогу дойти до лифта? Пойдет ли он за мной? Конечно, пойдет. И я напрасно промокну, пытаясь убежать. Я решила остаться сухой.
Кит выносит миску с лаймами вместе с бутылкой и небольшой шейкер с солью. Мы сидим перед камином и выпиваем по три шота, бутылка текилы и миска с лаймами стоит между нами.
Передавая друг другу соль, мы смотрим друга на друга куда чаще, чем я привыкла. Мне хочется отвернуться, сменить тему, истерически рассмеяться.
Но текила придает мне храбрости, и я не разрываю зрительного контакта с ним. Мы сидим в свете огня, так как кухонный свет не достигает нас, а Кит еще не купил лампы.
Снаружи занялся дождь и ветер, мягкое шуршание Тихоокеанского Северо-Запада. Это ночь огня и воды, метафорически и физически. Шины машин рассекают лужи на улице внизу. Огонь отбрасывает свет на лоб и губы Кита, согревая его кожу.
Я так сильно хочу прикоснуться к нему, что у меня дрожат руки. Я нахожусь в эмоциональном чистилище — верх и низ, добро и зло. Я пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь не…
прикасаться
к нему.
Глава 32
#стервавванне
Кит прикасается ко мне. Проводит своим загорелым пальцем по моей скуле. Я невольно вздрагиваю.
— Когда свет падает на тебя вот тут, ты выглядишь…
— Как? — спрашиваю я. Внутренне я как сжатая пружина. Жду, когда он даст разрешение распрямиться.
Кит вздыхает и отводит взгляд.
— Ты правда хочешь, чтобы я это сказал? Когда я говорю тебе некоторые вещи, ты расстраиваешься.
— Потому что не уверена, что именно ты делаешь или чего ты хочешь, — отвечаю я ему.
— Мы проводим время вместе и узнаем друг друга.
— Как приятели? — уточняю я.
— Именно.
— Правда? Даже не валяем дурака?
— Не знаю, что означает, валять дурака. Могу спросить у бабушки; она говорит так мне иногда.
Я шмыгаю носом. Кит качает головой.
— Я не против сейчас просто быть рядом с тобой.
Как могут такие слова не бередить сердце? Я дышу через нос. Все что я чувствую, так неправильно, но не знаю, как все это остановить. Может, мне не быть такой занудой.
— Потому что ты такой дисциплинированный человек? — быстро спрашиваю я. — И можешь быть только лишь другом?
Кит наклоняет голову и, прищурившись, изучает меня.
— Да, да, могу.
— Не хочешь это проверить? — в горле у меня пересохло, но я все равно произношу эти слова.
Яркие глаза Кита настороженно следят за мной. Их красота придает мне смелости — во мне горит желание обладать этими глазами.
— У тебя есть что-то на уме? — интересуется он.
— Сядь на диван и закрой глаза.
— Ты серьезно?
— Кит, — произношу я, указывая на свое лицо. — Это мое серьезное лицо. А теперь, ты хочешь этого или нет?
Он делает то, что я прошу, подходит к дивану и закрывает глаза. Теперь, когда он не смотрит на меня, я могу немного дать себе волю. Округлив глаза и набрав воздуха в рот, я беззвучно произношу «черт подери» и только потом делаю шаг вперед.
Эй, эй, Элена, надо закончить то, что ты начала.
Забираюсь к Киту на колени, оседлав его. Он не открывает глаз, но они удивленно вытягиваются под веками.
— Не открывай, — предупреждаю его. — Или проиграешь.
Его руки тут же поднимаются к моей талии.
— Не уверен, что есть способ проиграть, когда на тебе сидит женщина, — отвечает он.
— Тшшш, — прошу его замолчать. Мои щеки горят так сильно, что на них можно жарить яичницу.
Я смотрю на его волосы, перевожу взгляд на его глаза, губы. Его руки лежат на моих бедрах; вероятно, это наш первый физический контакт за все это время. Если бы он открыл глаза и увидел мое лицо, все бы рассыпалось на части. Поправочка: я бы рассыпалась на части. Я едва могу сосредоточиться. Боже, что же он такое? Человек-печка? Я прочищаю горло и наклоняюсь к его уху.
— Что бы ты ни делал, Кит Айсли, — мягко говорю я, — не целуй меня.
Мне хочется смеяться от того, как дергается его адамово яблоко. Это сумасшествие.
Ну ты и стерва, Элена, говорю я себе.
Сосредоточившись, я склоняюсь к его лицу. Роскошь в том, что мне не нужно закрывать глаза, и я могу смотреть на него сколько хочу. Могу касаться его, если хочу; это мои правила. Подняв руку, провожу линию от его уха до небольшой ямочки на подбородке. На его коже появляются мурашки; они рассыпаются по его загорелым предплечьям. Ободрившись, наклоняюсь еще ближе и целую его в уголок рта. Очень мягко. Очень медленно. Я вдыхаю его аромат, и, когда делаю это, ощущаю, как напрягается его тело.
— Будь дисциплинированным, Кит, — шепчу я. — Ты не можешь поцеловать меня. — Мои веки трепещут, когда я слегка отстраняюсь, чтобы перейти к другому уголку его рта.
Это труднее, чем думала. Я испытываю легкое головокружение. Снова целую его, и чувствую, как он сглатывает. Затем перехожу к его нижней губе, обхватываю ее губами и слегка тяну. Потом отстраняюсь и смотрю на него. Между его бровями пролегла глубокая складка. Последствие его сосредоточенности. Он прилагает немало усилий. Обняв его за затылок, я вынуждаю его откинуть голову, а сами встаю на колени. Его руки лежат на задней части моих бедер — горячо, горячо, горячо. А затем я опускаю голову и провожу своими губами по его, отстраняюсь, касаюсь, покусываю, отстраняюсь. Поддразниваю его языком, облизывая только внутреннюю часть его губ.