памперсы не считала!
- Вита…
- Хватит, Егор, хватит! Все…
- Нет. Не все… Я…я хочу…
- Я, я, я… Я – последняя буква в алфавите, понял? Хватит! Мне плевать что ты хочешь! Ты не заслуживаешь ни капли моего уважения! И сына своего не заслуживаешь! И вообще…Если бы я могла что-то изменить, я бы сделала все, чтобы мы не встретились, чтобы ты никогда не узнал о том, что Матвей…
Я резко закрываю рот рукой, потому что вижу две золотые головки в дверном проеме. И две пары одинаковых синих глаз, смотрящих на нас с любопытством.
- Вы что, ссоритесь? – это Матвей спрашивает. У него аллергия не только на шоколад, но и на скандалы.
- Нет, мы с твоей мамой просто блинчики не поделили. Они очень сладкие.
- А вы уже и блинчики без нас едите? – это Ярослава, нарочито обиженно дует губы, а потом смеется. Она кого-то очень сильно напоминает мне в этот момент. Я только не могу понять кого. Не Егора точно. И не Снежану, к счастью. Хотя, Снежану я почти не знала…
- Садитесь за стол. Блины с творогом и сливками вас ждут. Еще будут блины с курицей, и просто блины.
- «Без никто», да мам?
- Да, милый «без никто», - отвечаю сыну и вижу, как Егор усмехается. Это он когда-то так говорил – блины «без никто», просто золотистый круг из теста, без начинки…
Он помогает детям сесть, расставляет тарелки. Потом выдвигает стул, чтобы села я.
А когда я, разлив чай, усаживаюсь, наконец, и кладу себе блин, наклоняется и шепчет.
- Мы все равно должны встретиться завтра. Нам о многом надо поговорить. Будем просто говорить, обещаю!
- Можешь не обещать. Я тебя не боюсь.
- А зря… - ухмыляется, а сам ведет носом, словно с удовольствием вдыхая мой аромат.
- Как вкусно! Я люблю блины! -Ярослава смеясь берет треугольник блинчика «без никто» и кусает острый угол, а потом разворачивает и хохочет, глядя на нас сквозь дырку.
И мне кажется, что я схожу с ума, потому что теперь я знаю кого она мне напоминает…
Маму.
Мою маму!
Я почти не спала ночью.
За эти два дня просто выгорела эмоционально.
В голову лезли какие-то дикие мысли.
Дикие, потому что одной из них была мысль о замужестве.
Не том, мнимом, фальшивом, которое придумали мы с Денисом Александровичем.
Эта мысль была о реальном замужестве.
И в роли жениха фигурировал «дядя Фегор»…
Господи, Витаминка! Нет! Ты… даже думать об этом не должна! Просто не должна и все тут! Совсем! Никак!
А потом…
Да он идиот, скозложоп несчастный, придурок жизни…
Ох! Сколько различных «ласковых» слов у меня было припасено для него! Я могла бы его минут пятнадцать костерить, причем не используя обесцененной лексики! И… не повторилась бы!
Это все благодаря маме, у меня прекрасный словарный запас!
Мама… мама моя окончила театральный институт в столице, ей прочили большое будущее. Но… было начало девяностых, кино снимать перестали, в хороший театр устроиться у мамы не получилось. Многие однокурсники ее вообще почти сразу ушли из профессии, которая не кормит. Мама пошла в небольшой экспериментальный театр. Там почти сразу вышла замуж – репетировала с ведущим актером театра спектакль «Золотой цыпленок». Он играл папу волка, а она сыночка – петушка.
Мама смеялась, повторяя слова Шекспира – «она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним». Объясняла, что первый муж реально натерпелся от нее на репетициях, когда она пыталась узнать «зерно роли» и «внутренний монолог цыпленка мальчика, который не понимает, почему папа заставляет его быть девочкой».
Я всегда угорала с этих ее театральных историй. В какой-то момент и сама думала пойти учиться на актрису, но…
В общем, мамина судьба была уроком – не стоит этого делать.
С первым мужем они разошлись быстро – безденежье, отсутствие жилья. Мама съехалась с подругой, вместе снимать квартиру было проще. Подругу пригласили сниматься в кино, дали небольшую, но заметную роль. Только потом мама узнала, что кастинг директор искала ее, но подруга не передала информацию о звонке – тогда еще даже мобильных не было, представьте! – сама приехала на встречу с режиссером и роль получила. А мама осталась ни с чем. Она даже с квартиры съехать не могла, потому что одной платить было совсем неподъемно…
Вот так моя мамуля была столичной артисткой. Бегала по кастингам, пробам, подрабатывала промоутером, потом аниматором на всяких праздниках, и детских, и взрослых.
Однажды ей предложили роль Снегурочки в пафосном ресторане «Прага» - этот ресторан стоял в самом начале Старого Арбата, там, где он почти пересекается с Новым.
Маме выдали костюм – коротенькое серебряное платьице с декольте, отороченное искусственным мехом. Сапоги на платформе – в таких обычно танцуют стриптиз. Белый парик не понадобился, у мамы были светло-русые волосы…
Снегурочек на мероприятии было штук пять. У каждой свой Дед Мороз. Делать ничего было не нужно, просто стоять рядом с дедом и улыбаться так, чтобы видны были все зубки…
Именно там мама увидела ЕГО.
Мама любила рассказывать про их первую встречу – они столкнулись в коридоре. Мимо шли приглашенные звезды, кто-то крутой, типа «Бони М» - уже, конечно, сильно поистрепавшиеся, но все же мировые знаменитости. А мама и папа стояли и смотрели друг на друга.
Потом какая-то девушка пришла, чтобы увести его в зал. Он ушел.
Снегурочки закончили работу в четыре утра. Метро открывалось в пять. Им разрешили подождать в подсобке, где для них и для Дедов Морозов был накрыт стол. Из «Праги» мама вышла без десяти, один из Дедов Морозов вызвался проводить – она не отказывалась. Поздно, страшно, хоть и новогодняя ночь, но все же.
У самого входя в ресторан стоянки авто не было, отец припарковал своей белый мерседес на съезде с Нового Арбата.
- Снегурочка, вы мне подарок не отдали, - сказал он.
- Какой? – Удивилась она?
- Такой… - ответил он, подошел, взял ее лицо в ладони и поцеловал.
Тут мама всегда надолго замолкала. Иногда плакала.
Помню, когда я была в пубертате, устроила ей истерику, мол, как ты могла его отпустить, почему не сказала обо мне? Вообще, могла бы оставить меня ему, я жила бы в столице, где-нибудь на «Рублевке», каталась бы на крутых тачках, носила бы красивые
