Я так и не смогла заставить себя отступить назад.
Здесь умели ломать непокорных наложниц. Пусть ко мне ещё не применили все эти методы воспитания, услышанного хватило с лихвой. Но ведь гордость тоже не исчезнет по взмаху волшебной палочки. И я посмотрела прямо в глаза мужчине, который намеревался разрушить мою жизнь.
В них было пламя ада и обещание наслаждения.
— Жестока к себе? О чем ты говоришь?
— Если ты не покоришься мне, я буду вынужден примерить к тебе все те наказания, которым мы испокон века подвергаем строптивых наложниц. И пусть больно будет обоим, знай, у меня не дрогнет рука. Ты поняла меня?
Мне хотелось закивать головой. Я боялась, что сейчас Висам Аль-Махаби, мужчина, который заставил мое сердце биться иным ритмом ещё в нашу первую встречу, начнет перечислять все эти варварские пытки, от которых, вполне вероятно, рабыни сходили с ума или погибали.
— Висам, я… — наверное, мне стоило собраться, прислушаться к себе и составить план, как выжить в этом месте. Бороться с ним сейчас, не имея запасных вариантов, смысла не было. — Я могу быть с тобой покладистой и ласковой. Глупо отрицать, что нам было хорошо вместе. Но пойми, тогда я была свободна. Поэтому нам было так сладко. А сейчас я хочу лишь одного — вернуться домой!
— Аблькисс, — в голосе мужчины появились предупреждающие ноты.
— Я это к тому, что вряд ли смогу испытать все это снова, с тобой. Даже цветы не растут в неволе. Ты же не захочешь, чтобы я бездумно подчинялась тебе и ничего не чувствовала?
— Моя своенравная Аблькисс, — Висам приблизился по мне и накрыл ладонью затылок. Я опешила. Наши глаза оказались так близко! — Ты заблуждаешься. Ты всегда будешь стонать от удовольствия в моих руках. И прямо сейчас я намереваюсь тебе это доказать…
Это было безумие. А он говорил об этом, как о свершившемся факте.
— Я не умею имитировать оргазм. И стокгольмский синдром меня не накроет, можешь не надеяться. Побереги свою гордость.
— Тебе и не придется. Это самое обидное, что может сделать дорогая моему сердцу женщина! — в голосе Висама послышалась горячность. — Ты будешь задыхаться от счастья в моих объятиях и не мечтать о свободе. И знаешь, почему?
— Насыплешь мне в щербет афродизиак?
— Нет, — его губы невесомо и нежно коснулись моей переносицы, оставив пылающий след. — Просто ты полюбишь меня и не захочешь бежать больше никогда…
Между нами искрила страсть. И я не понимала, что со мной происходит. Висам говорил ужасные слова. Всем своим видом показывал, что никогда меня не отпустит. И как бы мне ни хотелось хоть на мог сбросить с себя напряжение прежних дней, я не могла забыть, с чего все началось.
Другая бы на моем месте нашла себе тысячи оправданий. Никях — можно все. Или секс полезен для здоровья. Я же была не абстрактная другая.
— Так вот, знай… — ласка Висама не могла пройти незамеченной. Я истосковалась по близости. Да и этот мужчина волновал меня, как никто другой. Слова показались мне чужими, не моими. — Каждый день… и особенно ночь… ты будешь жалеть о том моменте, когда решил меня похитить. Натыкаться на непробиваемую стену… и знать, что все могло быть с точностью до наоборот.
Я произнесла все это, глядя в глаза принцу. Теперь уже — моему мужу. Мне казалось, голос прозвучал решительно, но я и сама не замечала, что сбилась на паузы и почти перешла на шепот.
Взгляд Висама потяжелел. Тьма на какой-то момент заволокла черным дымом пламя горячего желания. Это было жутко, страшно. Я не знала, на что этот мужчина способен в гневе.
— Ну так скажи это, — кривая ухмылка на правую сторону лица заставила меня отступить. — «Развожусь». «Развожусь». «Развожусь». Это же так просто, да, Аблькисс?
— В этом случае ты исчезнешь из спальни… и моей жизни?
— Нет, — голос Висама перешел в хриплый шепот. — Я никогда не исчезну из твоей жизни. И ты не захочешь этого сама.
Мы танцевали на лезвии. С каждой секундой все яростнее и самозабвеннее, не замечая, что истекаем кровью. Близость сводила с ума. Ярость усиливала безумие до критической отметки. Страсть возглавляла эту вакханалию.
Как я не отшатнулась, не закричала, когда Висам слегка расставил пальцы и сжал мое лицо пятерней, удерживая за подбородок. Наверное, потому, что хотела именно такого. Увидеть в нем чудовище, достойное только ненависти. Убить все те чувства, что возникли независимо от моей воли. Дьявол, да я хотела этого едва ли не больше, чем вернуться домой!
Мое сознание отмечало малейшие детали. Едва заметный переход кофейной радужки и черного зрачка. Каждый волосок в его аккуратно подстриженной бороде. Едва уловимую дрожь ярости и страсти в чувственных губах.
Чем ближе до края бездны — тем ярче огни. Ты летишь на них, как мотылек-суицидник, не замечая, что под ногами горит земля, и возврата уже нет и не будет. Даже если ты поймешь, что полет на пламя губителен.
Пальцы все сильнее впивались в мою кожу, а я этого не замечала, смотрела в глаза Висама. Словно это была единственная цель. Якорь, удерживающий меня на пылающей земле. Словно сверхновая на пороге своего взрыва начала яростное вращение окружающих звезд и планет. Смотрела, не понимая, что рок не обмануть. Что уже сама неосознанно расслабляю мышцы, безропотно позволяя притянуть мою голову к его лицу… и едва ли не помогаю в этом сама.
Когда наши губы встретились, она взорвалась. Подхватывая на гребне взрывной волны, стирая память и рассудок, оставляя лишь звенящую невесомость… и поцелуй апокалипсиса. Именно так. Если конец света существует, он просто не может быть иным по своей масштабности.
Огненная волна сжигала обрывки мыслей. Губы пылали от грубой атаки, языки одержимо сплетались в непонятном, но таком восхитительном желании одержать верх. Фраза «гори оно огнем» наконец-то обрела свой истинный смысл. Забыв обо всем, я отвечала на поцелуй и уже не помнила, что же ему предшествовало. Почему я отталкивала мужчину, который может так восхитительно целовать. И хотела большего в сию же секунду.
Волна арктического холода пронеслась по нашей необъятной вселенной, стоило лишь Висаму прервать поцелуй.
— Не противься мне, — хрипло, сливая воедино угрозу и отчаянную мольбу, произнес мой супруг. — Только не в этом. В чем хочешь, хабиби, только не в этом…
Рассудок окончательно взорвался. Не в силах вынести пустоты, чувства потери его ладони на своем лице, я протянула руку… и сделала то же самое. Перехватила инициативу. Нашла подсознательный способ сгладить свою капитуляцию. Все равно, что и как. И в этот раз поцелуй окончательно убил мою жажду мести, сменив ее жаждой обладания.
Я не знала, что будет потом, когда я очнусь от этого угара. Да и все это уже не имело никакого значения. Мы целовались, как одержимые. И я сама, не отдавая себе отчета в своих действиях, едва не потеряла сознание. Ноги дрожали. Тело парило в невесомости. И когда спина коснулась мягкой поверхности постели, — даже тогда ничего не дрогнуло внутри. Протест заткнулся, не успев открыть рот.
Висам с неохотой оторвался от моих губ. Здесь царила темнота, но я как будто обрела суперспособность видеть в темноте, подобно кошке. Смотрела в его лицо. В горящие страстью глаза. Мир медленно осыпался тлеющими обломками вокруг нас. Только одержимо стучало сердце и дрожала каждая мышца охваченного страстью тела.
— Аблькисс, — прохрипел Висам, запуская пальцы в мои волосы, лаская, с трудом сдерживая сумасшедшую страсть. — Моя жена…
Я судорожно вдохнула воздух, ощутив вес его тела, сильную эрекцию, жар кожи даже сквозь кандуру. Бедра помимо моей воли приподнялись навстречу, сердце сбилось с ритма.
У меня не было шансу противостоять этому безумию изначально. Страсть вообще не признает барьеров. Она даже может из делать своим оружием, усиливая мощь и глубину. Вот и я сейчас просто упивалась своей капитуляцией, не думая о завтрашнем дне.
Завтра я снова надену свой бронежилет и заряжу оружие. Возможно, забуду первую брачную ночь как роковую ошибку. Но сейчас мне меньше всего хотелось, чтобы здравый рассудок взял верх над желанием.
