— Чем ты больна?
— Тебе какое дело? — снова зарычала я.
— Сколько тебе осталось?
Мне казалось, что это не Тимур Гафаров, а кто-то в его облике. От привычного пренебрежения не осталось и следа. Он спрашивал так, словно знал, о чем говорит.
В тот момент я рассмотрела боль в его глазах. И тоску. Волчью.
— Зачем тебе это? Уходи, — попросила я, успокаиваясь.
— Марат знает, где ты? Вы поругались? Проводить до дома? — Тимур меня не слушал.
— Нет, — я низко опустила голову, — я вышла прогуляться. Сейчас успокоюсь и вернусь домой. Марат спит.
Я снова вытерла слезы и посмотрела за спину Тимура. Там стоял старенький «жигуленок», за рулем которого сидел парень. Я помнила его лицо, он был с нами в клубе, когда Тимур силой меня туда затащил, но имя не запомнила.
— Какой диагноз? — уже с нажимом спросил Тимур.
— Опухоль мозга, — выдохнула я, даже себе не в силах объяснить, почему я откровенничала с Гафаровым.
— Ясно теперь.
— Что тебе ясно?
— Ясно, зачем Рату много бабла. Он никогда в мутках не участвовал, а сегодня сам вызвался.
— Ты отказал? — холодея, спросила я. — Тимур, скажи, что он никуда не влез, умоляю.
— Никуда не влез. Садись в тачку.
— Зачем? — не поняла я.
— Затем, что дружба в этом мире еще существует, хоть Рат в нее и не верит, — прошептал Тимур.
Взял меня за локоть и повел к машине. Усадил на заднее сидение, сам сел вперед и достал мобильный.
Позвонил кому-то и наконец стал привычным Тимуром Гафаровым:
— Ты на работе? Да похуй, что ночь, ты же там живешь. Да. Жди.
Он отклонил вызов и повернулся к водителю. Назвал адрес и велел водителю:
— Гони.
— Мы же в клуб хотели, — робко напомнил товарищ.
— Ты не понял?
Глава 34
Глава 34
Маша
Пока мы ехали, все молчали. Я смотрела в затылок Тимура и ерзала на сиденье.
Меня шатало от мысли «зачем я ему доверилась, это же Гафаров» до робкой надежды на что-то. Я сама не понимала, на что, но в груди зажегся крохотный огонек, который уже было потух.
Страха не было. Я не могла больше бояться Тимура после того, что увидела в его глазах там, на мосту.
Он такой же потерянный мальчишка, как и Марат, который пытался выжить в большом мире. Как умел. Озлобленный, обиженный на весь мир, но мальчишка, которому тоже хотелось любви.
Машина остановилась в самом центре города у ворот частной клиники, которые были закрыты поздней ночью.
Но Тимура это не остановило. Он вышел на улицу, молча открыл передо мной дверь, намекая, что нужно выйти.
— Где мы? — не поняла я.
— Пошли, некогда болтать, — Тимур скривился и отвел взгляд.
— Тимур…
— Давай, шевелись! — поторопил он.
Я вышла на улицу, испуганно осматриваясь, а Тимур не дал ни секунды подумать. Снова схватил меня за локоть и потащил к воротам. Я с трудом поспевала за ним, стараясь угомонить бьющееся в истерике сердце.
Гафаров нажал на незаметную кнопку у калитки, и та распахнулась. Мы дошли до дверей в клинику, которые бдительный охранник уже распахнул для нас.
— Карим Тимурович вас ждет, — уведомил нас охранник, а у меня подкосились ноги.
Тимур продолжал молча тащить меня по пустым коридорам клиники, дошел до поворота и подпихнул меня вперед по лестнице.
— Что происходит? — попыталась заговорить я, развернулась, встретилась с ним взглядом и слова застряли в горле.
Снова боль в его глазах. Такая, что меня бросило в холодный пот.
Мы поднялись на второй этаж, дошли до конца коридора и вошли в пустую приемную.
Я заозиралась по сторонам и сама потеряла дар речи, когда взгляд остановился на золоченой табличке: «Гафаров Карим Тимурович. Главный врач».
— Сядь, подожди! — приказал Тимур.
Усадил меня на стул и без стука вошел в кабинет, пока я справлялась с шоком.
Его отец — главный врач в дорогущей частной клинике, а Тимур выживает в нашем районе? Так бывает?
Я попыталась услышать, о чем говорили эти двое. Сняла шапку, напрягла слух и вздрогнула, когда в кабинете что-то со звоном разбилось, а голос Тимура пробился сквозь закрытую дверь:
— Ты хоть кого-нибудь можешь вылечить⁈ Хоть ее! Зачем ты вообще халат одел, если ничего не можешь⁈
Я сжалась в комок, а дверь тут же распахнулась, и мне навстречу вышел мужчина. Полностью седой, с глубокими складками между бровями, тяжелым взглядом, так похожим на взгляд Тимура, и в белом халате.
— Здравствуйте, — хрипло выдавил он, — я Карим Тимурович.
— Маша, — пропищала я, — простите, мы не вовремя и я…
— Пойдемте, Маша, — перебил меня Карим Тимурович.
Я затравленно посмотрела на Тимура, взглядом умоляя о поддержке. Он потер лицо ладонью и пошел с нами по темным коридорам.
Мы молчали, а вот Карим Тимурович кому-то звонил:
— Пришлите мне Тагирова, Карину Евгеньевну и кого-то из лаборатории в дневной стационар.
Я снова покосилась на Тимура, но задавать вопросы поостереглась. Гафаров-младший ушел глубоко в свои мысли.
Мы повернули за угол и уперлись в широкие двери с табличкой «Дневной стационар».
Карим Тимурович открыл ее своим ключом и первым вошел. Открыл дверь в первую же палату, включил свет и развернулся к нам:
— Сейчас вам принесут пижаму, переоденетесь.
— А… У меня нет столько денег, — наконец выдавила я.
— Мой сын просил за вас, —выдохнул Карим Тимурович, с грустью глядя на сына.
— У меня с собой ничего нет, снимков, анализов.
— Мне ничего не нужно, я сам вас обследую, — отрезал Карим Тимурович, — сейчас придет медсестра и возьмет кровь на анализ. Потом вас вызовут, сделаем МРТ. Тимур сказал, у вас опухоль мозга?
— Да.
— Понял.
В тот момент к нам вошла заспанная медсестра и профессионально улыбнулась. Выдала мне пижаму и ждала дальнейших распоряжений от начальства, намекнув, что переодеться я могу в душевой, дверь в которую находилась в палате.
— Не уходи, прошу, — одними губами попросила я Тимура, прижимая к себе запечатанный пакет с пижамой.
Гафаров кивнул, нагло сел на кровать и с вызовом посмотрел на отца.
Я же пошла переодеваться. Вошла в небольшую комнату, которая служила душевой и туалетом, быстро сменила одежду, надела тапки, сложила свою уличную аккуратной стопкой и вышла.
В палате прибыло. Пришла другая медсестра с пластиковой сумкой, в которой стояли пустые пробирки.
— Задирайте рукав, — улыбнулась она, — я возьму у вас кровь на анализ.
Карим Тимурович отрывисто давал указания коллегам, а меня по очереди осматривали врачи. Потом отвели на первый этаж и уложили в аппарат МРТ.
Взяли все возможные анализы и, кажется, выкачали не меньше литра крови.
Когда я вернулась в палату, занимался рассвет. Тимур лежал на постели и что-то смотрел на экране телефона.
При моем появлении поднялся, спрятал мобильный в карман и сжал зубы, играя желваками:
— Что сказали?
— Пока ничего. Тимур, почему ты мне помогаешь?
— Потому что могу, — отрезал он.
В дверь палаты аккуратно постучали, и девушка в белом халате внесла поднос с едой. Молча поставила его на тумбочку и вышла, с неприязнью косясь на Гафарова.
— Ты ее обидел? — хмыкнула я.
— Ешь, — отмахнулся Тимур.
На подносе было две порции, отец Тима позаботился и о нем, хотя в палату больше не приходил. Карим Тимурович ушел в свой кабинет дожидаться результатов анализов.
Я взяла ложку и сглотнула голодную слюну. Никогда не любила больничную еду, но каша оказалась удивительно вкусной. Даже Тимур с удовольствием съел свою порцию.
— Это твой отец? — отставляя пустую тарелку, спросила я.
— Да. Это его клиника.
Я поперхнулась воздухом и вопросительно глянула на Гафарова.
— Что ты смотришь, как олененок? — вдруг хмыкнул он. — Я не Рат, на невинные взгляды не ведусь.
Я сжалась в комок, вспоминая Марата, и только в тот момент сообразила, что не взяла с собой мобильный, когда выходила из дома.
