Я взбегаю на второй этаж и достаю из-под пиджака свой «Глок». И я рад, что сделал это, когда, завернув за угол, вижу сцену в холле. Трое моих людей распростерты на земле, их кровь залила стены и забрызгала потолок. На пороге меня останавливает какой-то головорез. Не задумываясь, я нажимаю на курок и проделываю дыру прямо в голове этого ублюдка.
Двое мужчин за его спиной направляют на меня оружие, когда я делаю шаг вперед. Я добегаю до первого из них, и к тому времени, как он падает на землю, его примеру следует и второй — только стрелял в него не я. Я поворачиваюсь, пистолет поднят и готов к стрельбе, меня переполняет потребность убийства. Пока мой взгляд не падает на нее…
Холли стоит с пистолетом в одной руке, а другой сжимает ткань футболки. Ее лицо избито, все в синяках. Кто-то, черт возьми, ударил ее, и все в этом богом забытом доме вот-вот испытают на себе мой гнев. Я направляю раскаленный конец ствола прямо на Донателло.
— Что, бл*дь, случилось? Кому-нибудь лучше начать говорить прямо сейчас, пока я не оставил эту обойму в твоей гребаной башке.
— Тео, он не виноват. — Голос Холли затихает, когда она падает на пол.
— Черт! Ни одного гребаного движения, — предупреждаю я Донателло. Нео теперь нацелил на старика два пистолета. — Холли, Dolcezza. Что случилось? Я снимаю пиджак и накидываю его ей на плечи, а затем беру ее на руки и сажаю к себе на колени.
— Он… Я… Я… Я не знала, что делать, Ти. Мне жаль. Я убила его. Я убила его, — говорит она, ее тело содрогается. И не от холода.
— Кого? — спрашиваю я, глядя на Донателло. Холли сейчас не в том состоянии, чтобы разговаривать.
— Я услышал выстрелы… К тому времени, как я добрался сюда, он уже лежал на ней… на кровати. Я оттащил его, но она успела схватить его пистолет. Выстрелила в него три раза, идеально, бл*дь, прицелилась. — Донателло подходит к нам и садится на корточки перед Холли. — Ты не сделала ничего плохого, bella. Этот cogliona12 был мертв, независимо от того, нажала ты на курок или я. Ты не должна испытывать ничего, кроме гордости, а все, кто говорит обратное, могут обратиться ко мне.
— Он был на… — Я не могу закончить фразу, мой голос захлебывается. Меня тошнит. Я хочу убить всех ублюдков в радиусе пяти миль.
— Тео, уведи ее отсюда. Ты нужен ей сейчас больше, чем кто-либо еще. Остальное может подождать. — Донателло выводит меня из транса, вызванного яростью.
— Откуда мне знать, что ты не участвовал в этом? — спрашиваю я его. — Там лежит твой лучший друг, у которого отсутствует половина черепа и из которого вытекают мозги. И ты думаешь, я поверю, что тебя это не беспокоит?
— Как я уже сказал, любой, кто поднимет руку на мою семью, платит за это чертову цену. Я бы хотел заставить его помучиться еще немного, но что сделано, то сделано. — Он проходит мимо Нео и подходит к своим людям, все они стоят с явным шоком на лицах. — Я хочу усилить охрану. Распространите информацию о том, что Валентино совершенно неприкосновенны.
Тихие всхлипывания Холли убивают меня. Я вымыл ее. Я обнимаю ее. Я пытался поговорить с ней, но она ничего не отвечает. Мне невыносимо видеть ее такой. Понимать, что это я виноват в том, что оставил ее здесь одну.
— Dolcezza, скажи, что я могу сделать? Доктор ждет, когда ты будешь готова. Нам нужно, чтобы тебя осмотрели.
Она отрицательно качает головой, зарываясь лицом в мою грудь. Ее руки крепко обхватывают меня. Я провожу руками по ее мокрым волосам, вверх и вниз по спине. Я в полном ужасе. Как, бл*дь, мне все исправить?
— Пожалуйста, Холли, пусть доктор осмотрит тебя, — умоляю я.
— Ты останешься со мной? — Ее голос хриплый, низкий.
— Я никуда не уйду. Я буду здесь и буду держать тебя все время, — обещаю я ей. Я позаботился о том, чтобы Нео вызвал врача-женщину, надеясь, что это хоть немного успокоит ее.
— Хорошо. — Холли садится, и ее хватка на мне немного ослабевает, но она снова хватается за меня, когда я пытаюсь встать.
— Я пойду отопру дверь. Я сейчас вернусь, Dolcezza. — Ее глаза расширяются, и я понимаю, что она не хочет меня отпускать, но неохотно делает это и ровно настолько, чтобы я мог выскользнуть. Я открываю дверь и впускаю доктора. — È traumatizzata e molto debole. Non toccarla da nessuna parte, senza prima chiederglielo. Se le fai del male, ti finisco, cazzo13. — Я говорю доктору, что Холли травмирована и слаба, а также спокойно напоминаю женщине, что если она причинит боль моей жене, я ее убью. — Входите. Холли, это доктор Льюис. Она задаст тебе несколько вопросов, а затем проведет быстрый осмотр, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Я не уверен, что смогу выслушать рассказ Холли о том, что произошло; версия, которую прокручивает мое воображение, просто ужасна. Я сажусь на кровать рядом с ней и беру ее руку, чтобы ободряюще сжать. Она прижимается ко мне. Если бы она была еще хоть немного ближе, то оказалась бы у меня на коленях.
— Привет, Холли, приятно познакомиться. Меня зовут Элли Льюис. Ты не возражаешь, если я взгляну на шишку на твоей голове?
Холли поворачивается ко мне, ее глаза чего-то ждут, хотя я не уверен, чего именно. Я киваю, призывая ее продолжать.
— Конечно. — Ее голос тих, когда она дает свое согласие.
Доктор осматривает припухлость, которая сейчас покрывает верхнюю половину лица Холли.
— Тебя тошнит? Ты потеряла сознание, когда тебя ударили?
— Нет. У меня кружилась голова, но я не теряла сознания. — Все мое тело напрягается, когда она отвечает. От того, что ее вообще ударили, мне хочется устроить кровавую бойню.
— Похоже, все в порядке, но следует помнить о возможном сотрясении мозга. — Женщина поворачивается ко мне. — Будите ее каждые два часа. В течение всей ночи. — Я киваю. Я могу это сделать. Я сделаю все, что я, бл*дь, должен сделать. — Холли, где еще тебя трогали? Тебя еще где-нибудь били?
Холли замирает, и по ее щекам катятся беззвучные слезы. Я смахиваю их большим пальцем.
— Все в порядке, Dolcezza. Ты должна рассказать врачу. Она должна знать, чтобы помочь тебе. Он больше не сможет причинить тебе боль. Никто и никогда больше не причинит тебе боль, — шепчу я ей на ухо, прежде чем поцеловать в лоб.
— Он… он… эм… Моя грудь, он схватил меня за грудь, — признается Холли.
— Хорошо. Ты не возражаешь, если я быстро посмотрю? — Голос доктора мягкий и странно успокаивающий. Хорошо, что я предусмотрительно настоял на женщине-враче.
— Вот, давай я помогу. — Я распахиваю халат Холли, но только настолько, чтобы показать синяки, которые оставил на ней этот ублюдок. Я вдыхаю и мысленно считаю до десяти, придумывая различные способы вернуть сукиного сына к жизни, чтобы снова его убить.
— Ладно, эти ушибы должны зажить через несколько дней. Он тебя больше нигде не трогал, дорогая? Я знаю, что тебе, возможно, не хочется об этом говорить или даже вспоминать. Но нам важно знать все, что с тобой произошло. Если ты предпочитаешь уединиться, мы можем обсудить это с глазу на глаз, — предлагает доктор.
— Да как ты смеешь! Я никуда не уйду. Я бы хотел посмотреть, как ты, бл*дь, меня заставишь.
— При всем уважении, мистер Валентино, вы не мой пациент. Это ваша жена, и если она хочет уединения, вы ей его предоставите.
— Нет, мне нужен Тео. Он не может меня оставить, — выпаливает Холли, ее ногти впиваются в мою ладонь, а хватка становится еще крепче.
— Хорошо, если ты этого хочешь, он может остаться. Мне очень жаль, Холли. Но я должна спросить: нападавший проникал в тебя?
Другими словами: была ли она изнасилована? Этот вопрос я не мог задать ей сам. Потому что боюсь услышать гребаный ответ, в равной степени желая знать и не желая в это верить. Я задерживаю дыхание и жду, что Холли ответит.
Мой большой палец выводит маленькие круги на ее запястье.
— Он… его пальцы. Это были его пальцы.
Бл*дь! Этот жирный урод засунул свои гребаные пальцы в мою жену. В мою гребаную жену. Все мои силы уходят на то, чтобы не встать и не выпустить на волю чудовище, когтями пробивающее себе путь в моей груди. Я должен причинить кому-то боль — чертовски многим. Они должны заплатить за то, что позволили этому случиться. Они все должны заплатить.
