С тобой мы выпьем, старина!
За счастье прежних дней!».
Кто такая? Почему не знаем? Откуда? Главное — зачем? Что ей тут делать? Два бравых живописца по бокам только усугубляли общее смятение и возмущение.
Женщины кучковались тройками, четверками. Шипели, как ядовитые змеи:
— Стерва! Новая пиявка Никаса?
— Не похоже. У него вкус получше.
— На какой только помойке отыскал.
— Не завидуй, девушка! От зависти случаются морщины.
Мужчины в своих кружках вели другие беседы:
— Оба-а на-а! Не перевелись еще девушки в русских селениях!
— Такие в селениях не водятся. Они гнездятся в других местах.
— Знаешь, в каких? Подскажи адрес.
— Легко! Читалка театральной библиотеки, читалка Ленинки, читалка Некрасовской библиотеки, читалка…
— Понял, понял.
Как только к группе мужчин подходила любая из женщин, разговор мгновенно переключался на футбол, хоккей, бизнес, на что угодно. Только не о Кристине.
Под перекрестным обстрелом всей элитной тусовки столицы, Кристина, как и каждая женщина, тут же объявила, ей необходимо срочно попудрить носик. И скрылась своей эксклюзивной летящей прихрамывающей походкой в толпе зрителей и журналистов.
Майк Кустофф и Никас Сафронов долго смотрели ей вслед.
— Где ты откопал это сокровище? — без тени иронии спросил Никас Сафронов Майка.
— Места знать надо, — буркнул тот.
Вокруг шумела, толкалась, клубилась, извивалась гламурная столичная тусовка. Достать билеты на концерт смогли только лучшие из лучших. В смысле, богатые из богатых.
— Пожалуй, я напишу ее портрет, — задумчиво сказал Никас.
— Опоздал. Я уже работаю над ним. И вообще! — довольно резко ответил Майк, — Вас здесь не стояло, ясно?
— Не денег ради, искусства для, — понимающе кивнул Сафронов. — Между прочим, у меня и в мыслях ничего такого. Только портрет.
— Знаем мы вас, — буркнул Майк, — Мы с тобой одного поля ягоды.
— Блажен, кто верует! — ответил Никас.
— Вас здесь не стояло! — зло повторил Майк Кустофф. Уже без капли юмора.
Майк и сам не ожидал от себя подобной агрессии. Никогда за всю жизнь он ни с кем не вступал даже в малейшее соперничество из-за женщин. Всегда был спокоен и уверен. Мое всегда будет при мне. Эта посмотрела на приятеля, хрен с ней, подруга ничуть не хуже. Правда, и не лучше. Все они.… Терять голову, надо быть последним идиотом. Будь она хоть принцессой Дианой. Одна чуть лучше, другая чуть хуже, все они.… Так или приблизительно так рассуждал Майк, пока в его жизни не появилась Кристина.
Кристина в своей старомодной шляпке, тридцатых-сороковых годов, действительно, произвела на всех знакомых, малознакомых и вовсе незнакомых ошеломительное впечатление. После концерта, уже в номере отеля и сам шансонье, и композитор Шарль Азнавур тоже оказался в ряду ошеломленных и потрясенных.
До начала в зале шумела, бурлила, клокотала и переливалась всеми цветами радуги столичная гламурная тусовка. В полном боевом составе. Крики и писки последней, предпоследней и даже завтрашней моды. Украшения, цены которых зашкаливало за все мыслимые пределы. Множество ноликов, ноликов, ноликов. Казалось, слабый пол ринулся соревноваться, у кого окажется больше этих самых ноликов.
На концерте Кристина сидела в самом первом ряду. Справа Майк Кустофф, слева Никас Сафронов. Два часа она просидела, не шелохнувшись и, кажется, даже не моргая. Щеки ее пылали, глаза блестели. С какой-то нечеловеческой жадностью ловила несущийся со сцены поток нежности, ностальгии и любви. Боялась упустить хоть каплю этого потока, пропустить хоть одну ноту, взгляд, жест своего кумира.
Господибогмой! Господибогмой!
Она слышала его прерывистое дыхание в паузах, видела бисерные капли пота на его красивом лбу, ощущала даже запах его терпкого мужского одеколона.
— Браво-о, Азнаву-ур! Браво-о!!!
— Шарль! Шарль! Мы тебя люби-им!!!
После концерта, как и обещал Никас Сафронов, Кристина в сопровождении его и Майка, оказалась в вестибюле все той же гостиницы «Ренесанс», что обосновалась на Олимпийском проспекте. Она была как в тумане. Почти ничего не видела, почти ничего не запомнила. В ушах ее непрерывно звучал голос Шарля Азнавура.
И музыка, музыка, музыка…
Очнулась Кристина только когда оказалась посреди просторного номера знаменитого француза. А прямо перед ней стоял он сам. Собственной персоной. Стоял и улыбался. Так приветливо и располагающе, будто они были знакомы лет двести, и сейчас вот, наконец-то, после долгого перерыва встретились.
Азнавур подошел к ней совсем близко, взял ее за руку и начал что-то тихо и приветливо говорить. Своим знаменитым, чуть с хрипотцой голосом.
Все присутствующие в номере, а было их помимо Кристины и Азнавура, человек восемь-десять, делали вид, будто не обращают на эту пару ни малейшего внимания. Все разбились на тройки, и о чем-то тихо вполголоса беседовали. Сами при этом, разумеется, не спускали пристальных взглядов с Азнавура и Кристины.
Азнавур, не выпуская руки Кристины, все говорил, и говорил. Чуть виновато улыбаясь и, глядя ей прямо в глаза. Но никто из присутствующих не понимал ни слова. Дело в том, что Азнавур выражался на каком-то, то-ли бретонском, то-ли марсельском диалекте. Французский язык в школе изучали все. По учебникам, по букварям. Живая речь живого француза — совсем другая песнь. Слова, вроде, все знакомые, смысла никто не понимал. За исключением самой Кристины. Она, чуть наклонив, как птичка голову набок, внимала словам француза и едва заметно кивала. Она понимала все. Шарль Азнавур — тем более. Остальные присутствующие, как хорошо воспитанные люди, делали вид, все идет как надо.
Потом вдруг Кристина обвела всех присутствующих каким-то торжествующим и одновременно до ужаса испуганным взглядом. На губах ее появилась странная улыбка, смутно напоминающая улыбку самой Джоконды.
А затем она… потеряла сознание.
Первым среагировал, разумеется, знаменитый француз. На то он и француз, не такой-нибудь индус или техасский ковбой.
Азнавур успел подхватить за талию уже бесчувственное хрупкое тело Кристины, прижать к себе. Тем самым он уберег ее от неловкого падения на паркетный пол. Тот, хоть и был устлан каким-то чудовищно дорогим ковром, но все-таки.
— Браво-о, Азнаву-ур! Браво-о!!!
Всем известно, на дворе двадцать первый век, в обморок падать никому ни при каких обстоятельствах не рекомендуется. Согласитесь, падающая в обморок от избытка чувств девушка, нынче такой же… нонсенс, как если бы наш президент свое ежегодное послание депутатам, министрам и прочему народу вдруг начал бы излагать его исключительно отборным матом. Во всем должна быть мера. И соответствие обстоятельствам.
