И Камилла позволила себе поплакать, подумав о том, что такого, как Зебра, можно встретить один-единственный раз в жизни. Коллеги Камиллы по лицею уже произнесли ужасные слова в виде дружеского совета: «Строй свою жизнь заново», но для нее выйти вторично замуж было все равно что пуститься во все тяжкие; к тому же она не хотела убивать Гаспара вторично, вычеркнув его имя из своего удостоверения личности. Ворочаясь в постели, Камилла вдруг испугалась, что когда-нибудь передумает, нарушит траур, утешится. Отделаться от Зебры? Сама эта мысль вызывала у нее дрожь. Не хотела она быть как все прочие женщины и питать склонность к непостоянству.
Чем больше Камилла думала, тем больше мудрости находила в крайностях Зебры. Да, он был прав, когда бросил в огонь все дрова, чтобы подогреть их любовь, чахнувшую в обыденных делах. Да, с этим надо было торопиться. Да, смерть могла подстеречь любого из них завтра, ибо она всегда успевает раньше тебя. Да, никак нельзя отказываться от безумной любви. Да, медовый месяц слишком скоротечен; каждый день должен быть днем медового месяца, забудем мерзкие условности. Скажете, это невозможно? Да, ну и что? Разумно отказаться от доводов разума, когда смерть наступает на пятки!
Камилла почувствовала умиротворение и подумала о смерти как о подруге, которая делает жизнь не такой унылой.
Мальбюз в жизни не видал подобного святотатства. Бледный, как полотно, шагал он по христианнейшей земле кладбища, которое считал «своим». Остановившись, обвел глазами картину разрушения. Чувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах: поругано то малое, что было у него от эстетического восприятия. Возмущение росло в груди кладбищенского сторожа, ширилось и в конце концов исторгло из его рта ниточку слюны, которая свисала с дрожавшей нижней губы на грудь.
– Ох уж эта девчонка… – то и дело бормотал он, горя жаждой мести.
Могилы, все до одной, остались без цветов. Ни тебе венка, ни герани в горшочке. Эта маленькая злодейка Наташа ограбила все могилы без разбору, не пощадила надгробий самых именитых граждан. Мальбюз сразу же понял, чьих это рук дело. Ни один из остальных прихожан не интересовался кладбищенской флорой.
Мальбюз держал Наташу в перекрестье оптического прицела, с тех пор как ей взбрело в голову перераспределять траурные венки и букеты. Подобный посмертный коммунизм противоречил консервативным взглядам могильщика. «Вот к чему приводит марксизм – к уравниловке под землей!» – подумал он, глядя на осиротевшие надгробные плиты; из этого можно судить о том, каким тонким интеллектуальным размышлениям предавался кладбищенский сторож. Однако его смущало то обстоятельство, что Наташа не имела привычки припрятывать букеты. Довольствовалась тем, что перекладывала их с одних могил на другие.
В раздумье Мальбюз обходил аллеи своих владений и все больше убеждался, что девчонка обчистила все надгробия – вот как обстояло дело. Охваченный несказанной яростью, с пеной на губах, Мальбюз поклялся строго отчитать преступницу, может, даже надавать ей подзатыльников. Эта мысль возникла в его мозгу, когда он не без удовольствия отметил, что папаша-нотариус теперь на том свете и защитить Наташу некому; и вдруг, обойдя какой-то фамильный склеп, он увидел могилу нотариуса.
Вокруг каменной плиты были аккуратно разложены рассортированные и со вкусом подобранные цветы. Снова побледнев, Мальбюз приблизился к могиле и прочел высеченную в граните надпись:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ГАСПАР СОВАЖ ПО ПРОЗВАНИЮ ЗЕБРА 1934-1980
Чуточку пониже была выбита эпитафия:
НЕТ ИНОЙ СМЕРТИ, КРОМЕ ОТСУТСТВИЯ ЛЮБВИ
Мальбюз утер слезу и, чтобы никто не уличил его в неуместной чувствительности, удалился, насвистывая какой-то мотив.
Вопрос о выговоре Наташе отпал сам собой.
В репродукторе телефонного автоответчика Камилла услышала запись, которая едва не лишила ее рассудка. Голос был, вне всякого сомнения, его, это был голос Гаспара:
«Любимая, приходи завтра утром… в десять… за водопад в Корабельной роще… ты найдешь там доказательство, что я еще жив. Я люблю тебя, я люблю тебя».
Ошеломленная Камилла прокрутила запись несколько раз, сначала не зная, что и подумать. Тревожно колотилось сердце. Она терялась среди вопросов, маячивших в ее сознании. Отдал ли он Богу душу на самом деле или же разыграл еще один ловкий фарс? Он ведь был способен на любые, даже самые обескураживающие поступки. Большая часть покойников мертвы и, как правило, так и остаются мертвецами; но Камилла понимала, что от Зебры можно ожидать любых неожиданностей. Какое еще безумство он задумал? Камилла давно устала от этих хитрых проделок, в которых теряется истинная любовь. В эту минуту ей так хотелось отделаться от Зебры; но нет, он уже отошел в мир иной. С покойником не разведешься, тем более если питаешь к нему самую глубокую привязанность.
В полном смятении чувств Камилла еще раз прослушала запись: «Любимая, приходи завтра утром… ты найдешь там доказательство того, что я еще жив. Я люблю тебя, я люблю тебя». Голос был не замогильный, а вполне живой, речь звучала даже лихо. Несомненно, Гаспар еще жив, все еще дышит, черт этакий!
От прилива счастья Камилла вздрогнула. Туман рассеивался, затихала и постоянная боль, сдавливающая ее лоб со времени похорон. Ах, как видно, он насмеялся над всеми, кто присутствовал на панихиде и похоронах! Камилла представила себе, как он прячется за колоннами или за органом.
– Все равно – плут… – пробормотала Камилла, позволив улыбке тронуть ее губы.
Она потянулась, как бы избавляясь от кошмарного сна, и вышла в сад вдохнуть августовского воздуха. Бог ты мой, какая прекрасная погода, хоть и облака нависли над горизонтом! Лицо Камиллы сияло беспредельным счастьем.
На вершине липы какая-то птичка выводила положенную ее виду партитуру, ветерок ласково овевал лицо, а вдали колокол звал верующих к мессе. Все вокруг нее словно бы заключило с ней мир.
За обедом Камилла ни словом не обмолвилась с детьми о своем открытии: не хотела, чтобы те поставили под сомнение известие о том, что отец жив. Они узнают новость, когда он собственной персоной переступит порог дома.
Нежась в постели перед сном, Камилла размышляла о том, каким может оказаться доказательство, упомянутое Гаспаром в записи телефонного сообщения. Явится ли он сам, дабы засвидетельствовать, что еще жив, или задумал какое-нибудь косвенное подтверждение? Теперь Камилла уже сознательно хотела действовать по велению Зебры, пускай он управляет ее поступками, впервые в жизни она доверялась ему полностью.
Камилла воображала, как он выйдет из-за водопада. Нежно поцелует руку, а потом заключит в объятия.
