— Что ты делаешь? — Я хмурюсь.
— Эксперимент.
— Прошу прощения? — Я сжимаю пульт.
— Я хочу посмотреть, сколько часов пройдет, прежде чем твой мозг расплавится. Исключительно в научных целях.
Боже мой. Он действительно хочет проводить с тобой время вне постановочных мероприятий и пропаганды в социальных сетях?
— Хочешь присоединиться ко мне?
— Мне больше нечем заняться.
Это, должно быть, не самый большой комплимент, который я когда-либо получала, но тем не менее он заставляет меня улыбнуться. У Деклана полно дел. Он мог бы провести весь день, наверстывая упущенное за время нашего отпуска, но он предпочел бы смотреть со мной телевизор.
Трепещущее ощущение в животе заставляет меня нервничать. Я не должна зацикливаться на такой мелочи, как то, что Деклан жертвует своей работой, чтобы провести время со мной, но я все равно зацикливаюсь. Это человек, который будет заключать деловые сделки прямо в постели с температурой сто три градуса. То, что он взял выходной, чтобы ничего не делать, кроме как смотреть телевизор — это огромно.
Не привыкай к этому.
Легче сказать, чем сделать. Потому что, если Деклан продолжит делать такие сладкие вещи, я могу начать жаждать их. И это может привести только к одному.
Разочарование.
Я включаю смарт-телевизор, захожу в свою учетную запись потоковой службы и выбираю шоу «Ремонт уютного дома», надеясь, что оно сможет облегчить беспокойство, бурлящее внутри меня. Я поджимаю под себя ноги и устраиваюсь поудобнее. Мне не требуется много времени, чтобы тяжесть, давящая на мою грудь, уменьшилась, и я благодарна за это.
К тому времени, как идут титры, я ожидаю, что Деклан встанет и откажется от остальных моих планов. Он остается сидеть, пока автоматически не начинается следующий эпизод.
— Можешь не торчать здесь, если не хочешь. — Предлагаю я.
Он отвечает только тем, что хватает пульт с кофейного стола и прибавляю громкость погромче.
Что ж, это ответ на все вопросы.
Он хочет провести с тобой время.
Мою кожу покалывает в ответ, и я не могу не спрятать улыбку подушкой.
— Еще одну? — ворчит он запихивая в рот горсть попкорна.
Клянусь, Деклан съедает больше еды, чем целая футбольная команда. Если бы не тот факт, что я управляю его расписанием, чтобы он мог выкроить время для тренировок, я бы беспокоилась о том, как он съедает весь мой запас закусок менее чем за четыре часа.
Я нажала кнопку отключения звука, заставляя телевизор замолчать.
— У тебя с этим какие-то проблемы? — спросила я.
— Ты посмотрела восемь серий подряд, и все они делали одно и то же.
— И я могла бы посмотреть еще восемь, и мне никогда не будет скучно.
Я забираю свою миску с попкорном с его колен. Есть что-то успокаивающее в том, чтобы наблюдать, как моя любимая пара по благоустройству дома ремонтирует ветхие дома.
Эпизоды короткие и предсказуемые, что делает их легким выбором, когда я чувствую себя не в своей тарелке.
— Почему? — спрашивает он.
— Потому что я вдохновляюсь. — Его брови сходятся.
— Только не говори мне, что ты действительно хочешь сделать это однажды?
— Конечно! Это выглядит так весело! — Ну, по крайней мере, большую часть. Я могла бы обойтись без протекающих крыш и проблем с канализацией, которые, кажется, появляются из ниоткуда. — В последнем доме они нашли мышиное семейство.
Выражение ужаса на его лице заставляет меня рассмеяться.
— Нет ничего, что не могла бы исправить дикая кошка.
— У меня аллергия на кошек. — Его нос морщится.
— Хорошо, что тебе не нужно беспокоиться об этом.
— Почему бы и нет? — Его голос понижается.
Я смеюсь и возвращаю свое внимание к экрану.
— Потому что это будет мой дом. Если мне нужна домашняя кошка, пусть будет так.
— Разве мой дом недостаточно хорош для тебя? — Его голос звучит ровно, но глаза совсем не такие.
Откуда взялся этот вопрос и почему у него такое лицо, будто я лично нападаю на него?
— Конечно, твой дом достаточно хорош.
— Пока. — Сухо повторяет он в ответ.
— Не то чтобы мы планировали, что я буду жить там вечно.
— Я знаю это.
— У тебя очень хороший дом. — Отступаю я.
— Недостаточно хороший. — Бормочет он себе под нос.
Неужели он действительно обиделся на мои комментарии? От одной этой мысли у меня сжимается грудь. Деклан не из тех, кто обижается на что бы то ни было, но, полагаю, если бы я вложила двадцать миллионов долларов в дом, мне бы этого не хотелось услышать и негативные комментарии по этому поводу.
Я танцую между честностью и вежливостью.
— Это просто… это не мой стиль.
— А какой же тогда твой стиль? Лес? — Моя грудь сотрясается, когда я издаю громкий смех. — Тогда в чем же дело?
— Твой дом пуст, холоден и лишен какой-либо индивидуальности. Может быть, это и дом, но это самая далекая вещь от дома.
Он гладит свою заросшую щетиной щеку.
— В этом нет никакого смысла.
— Позволь мне попытаться объяснить.
— Конечно, пожалуйста. — Я делаю глубокий вдох, обдумывая, как я могу объяснить такую темную часть моей жизни, не погружаясь слишком глубоко в мои эмоции. Деклан знает только обрывки моего прошлого. Раскрытие слишком многого может открыть меня для того, чтобы стать ближе к нему, а это последнее, что нужно любому из нас.
— Развод моих родителей был не самым обычным. — Я сглатываю комок в горле.
Деклан даже не дышит, пока я набираюсь смелости продолжить.
— Мой отец — если его вообще можно так назвать — не был хорошим парнем. Он был… подлым. Это похоже на преуменьшение века, но я не могу найти в себе силы сказать больше. — Руки Деклана сжимаются на коленях.
— Он был груб с тобой? — Я вздыхаю.
— Да. Но не так плохо, как он относился к моей маме. — Его верхняя губа кривится с выражением отвращения.
— Не делай этого. — Мои брови сходятся на переносице.
— Не делать чего?
— Преуменьшать свой опыт, потому что кому-то другому было тяжелее, чем тебе. — Я тронута его комментарием.
Я провела свою жизнь, говоря себе, что все могло быть хуже. Я видела статистику по домашнему насилию. Таким образом, порочный круг продолжается до тех пор, пока кто-то не получит серьезную травму или, что еще хуже, не умрет. Справиться с гневом отца и ненавистными словами казалось небольшой платой за будущее, которое у меня сейчас есть. Для той, что есть и у моей матери.
Влага скапливается на дне моих глаз, и я быстро смаргиваю ее.
Возьми себя в руки.
Я делаю глубокий вдох и продолжаю, напоминая себе о сути этого разговора.
— Однажды… мы с мамой переехали из дома моего детства с двумя чемоданами и толстой пачкой денег, которые она копила целый год. Она изо всех сил старалась убедить меня в том, что мы с бабушкой переедем в квартиру из-под обуви. Я целую неделю плакала и говорила ей, что хочу домой.
Он, кажется, искренне заинтересован услышать больше, так что это наполняет меня достаточным мужеством, чтобы продолжить.
— Она научила меня, что любой может купить дом, но не каждый может купить дом. Имея дом, ты можешь купить его, продать, отремонтировать. — Я указываю на телевизор. — Но дом — это нечто более абстрактное. Это не место, а чувство, которое я не могу описать, так что тебе просто придется поверить мне на слово.
— Чувство. — Повторяет он монотонным голосом.
— Знаешь, те надоедливые эмоции, которые ты отключил давным-давно? — Он хмурится.
— Это звучит как самая большая чушь, которую я когда-либо слышал. — Я смеюсь.
— Я знала, что ты этого не поймешь.
Надо отдать ему должное, он хотя бы выслушал мою историю.
— Только потому, что ты ужасно умеешь описывать вещи. — Я ухмыляюсь.
— Как я уже сказала, ты поймешь это, когда почувствуешь.
Мысль о том, что Деклан никогда не найдет место, которое можно было бы назвать домом, печалит меня больше, чем что-либо о его прошлом.
