все вместе.
Моя голова закружилась, во рту пересохло.
— И Ева?..
Мой хриплый вопрос заставил профессора вздрогнуть. Он поднял на меня слезящиеся глаза.
— Ева — дочка моей второй жены. Она мне не родная.
Уточнение мужчины обожгло меня. Сколько же им всем пришлось пережить…
— Вы были против того, чтобы они встречались, — медленно проговорила я.
Столько запретов, столько порочности было в этих отношениях. Как тут устоять.
Пожилой мужчина горько усмехнулся, совсем как Клим, и ответил:
— Я благодарил бога, что мать Евы умерла до того, как это случилось. Она бы этого не пережила.
Я резко закрыла глаза.
Неконтролируемая ревность навалилась на меня душным тяжелым покрывалом.
Они любили друг друга. Они прятались от родных. Каждый их поцелуй был пропитан горечью и эйфорией...
— Но Клим обращался к вам по имени-отчеству и на «вы»…
Я отрицала всё до последнего. Мне так хотелось, чтобы Клим был только моим.
Профессор это знал. Звериное чутье досталось Климу от отца. Мужчина затянулся и тихо проговорил:
— Они начали встречаться, когда Клим был на втором курсе, а Ева только поступила в университет. Я не хотел замечать очевидного. Я так часто задерживался на работе, а их спальни были через стенку…
Чтобы не заплакать, пожилой мужчина плеснул себе коньяка и залпом выпил.
— Когда я всё узнал, то выгнал Клима из дома и университета и запретил ему даже приближаться к Еве. С тех пор я стал для сына чужим человеком, злобным профессором. Он обращался ко мне исключительно по имени-отчеству и никогда ни о чем не просил. Даже когда его жизни стала угрожать опасность…
Я ухватилась за эти слова.
— Кто угрожал Климу?
Роберт Алексеевич устало провел рукой по лицу.
— Я не знаю. Когда Клим перебрался в загородный дом и стал жить один, то связался с плохими людьми, подсел на наркотики. У него откуда-то появились большие деньги.
Я яростно замотала головой. Нет-нет-нет, что он такое несёт!
— Клим не принимал наркотики! Он зарабатывал на биржах! — горячо воскликнула я.
Да, иногда Клим вел себя неадекватно и агрессивно, но это были особенности его характера. Даже я понимала это. Почему же не видел собственный отец?!
Профессор печально посмотрел на меня.
— Клим забрал Еву к себе, и она превратилась в неуравновешенную наркоманку. Я видел, как они убивают друг друга, скатываясь всё ниже... Я хотел увезти Еву в штаты, а Климу дать возможность восстановиться в университете, заняться наукой. Но они даже не хотели меня слушать.
Уважаемый профессор сидел на тускло освещенной кухне и, уставившись невидящим взглядом в стол, исповедовался незнакомой девчонке, так похожей на его умершую дочь.
Мое сердце разрывалось от жалости к этому старому несчастному человеку. Он потерял жену. Дети, которых он одинаково любил и считал родными, разбили ему сердце.
Может, его беда заключалась в том, что он был слишком сильным и непримиримым? Может, профессору стоило быть помягче к Климу? И тогда бы перед ним сидела сейчас не я, а Ева. И улыбающийся Клим…
Глотая слезы, я накрыла ладонью дрожащую морщинистую руку.
Я не имею право осуждать в этой истории никого. Это не моя война и не моя боль.
Всё, что мне остается, это ждать и загибаться от резких спазмов в сердце, гадая, жив ли еще Клим.
Какие же мы все несчастные сломленные люди…
Роберт Алексеевич вытер подрагивающими пальцами выцветшие глаза и посмотрел на мою ладошку, лежащую поверх его руки.
— Мы его спасем, дочка. Он — всё, что у меня осталось.
Голос профессора был тихим и спокойным. Он принял всё, что уже случилось, и решил идти вперед.
И я вдруг поняла, зачем Клим привел меня несколько дней назад к своему отцу — известному профессору, к которому он отстраненно обращался по имени-отчеству.
Клим знал, что этот день случится — я буду сидеть на уютной кухне и крепко сжимать старческую ладонь. И профессору станет чуть лучше. И, возможно, он даже что-то осознает и простит…
Вот только думал ли Клим обо мне в тот момент, когда знакомил со своим отцом?
Кто утешит меня?! Кто отпустит моих демонов?
Приглушенный телефонный звонок, неожиданно раздавшийся из моей сумки, резко вернул меня в реальность.
Это мог звонить Андрей.
Я схватила сумку и торопливо расстегнула замок. Телефон продолжал надрываться. Зарывшись рукой в бумаги, которые зачем-то прихватила из письменного стола Клима, я вытащила смартфон.
На экране высветился незнакомый номер. Подрагивающими пальцами я приняла звонок и, прижав трубку к уху, попыталась примять и засунуть ворох бумаг обратно в сумку.
— Саша? — обеспокоенный голос Андрея прозвучал ровно в тот момент, когда мои пальцы зацепились за твердый уголок фотографии, выглянувшей из разорванного конверта.
— Да…
Оглушенная собственным дыханием и шелестом бумаги, я медленно вытянула распечатанную фотографию. Она была такой сочной и яркой, что на какое-то время я зависла, ослепленная ало-красным цветом.
— Саша, что с Климом?! — крик Андрея звучал как будто издалека.
Я судорожно сжимала в руке телефон, не в силах ни произнести хоть слово, ни отвести взгляда от фотографии обезображенного окровавленного тела Антона.
— Саша, твою мать! Не молчи! Где ты?!
Встревоженный крик Андрея заставил меня резко вынырнуть на поверхность.
Жадно втянув воздух, я одним движением засунула фотографию назад в сумку и хрипло ответила:
— Андрей, Клима похитили. Я сейчас дома у его отца.
— У профессора? — ошарашенно переспросил парень.
Я посмотрела на Роберта Алексеевича, внимательно прислушивающегося к нашему разговору.
— Да. Он поможет Климу.
— Я сейчас приеду, — помолчав, отрывисто проговорил Андрей и положил трубку.
Положив телефон перед собой, я подняла на профессора глаза.
— Это Андрей, друг Клима. Он сейчас приедет. Вы не против?
Роберт Алексеевич медленно покачал головой.
— Конечно, нет. Они дружат со школы, и, по-моему, Андрей единственный, с кем Клим продолжал общаться в последнее время. Он может нам помочь.
Кивнув, я уперлась локтями о стол и сжала ладонями виски. Казалось, стоит мне отпустить руки, как моя голова расколется напополам.
Что за хрень происходит?!
Перед глазами стояла фотография Антона. Он лежал на каком-то грязном полу, в одних джинсах. Весь его торс был покрыт ссадинами и свежей кровью. Распухшее лицо парня было окрашено в багрово-синий, а волосы слиплись от засохшей крови. И закрытые глаза... Больше всего меня беспокоили эти закрытые, блять, глаза!..
Был ли Антон
