тут же. — Видел я, как вы были вдвоем на склоне. Ты же понимаешь, что он опять куда-нибудь смотается, оставив тебя одну.
— Ну и что? Я большая девочка.
— Я в этом не сомневаюсь, малыш, но все равно волнуюсь.
— Тогда поехали с нами. Тебе ведь даже необязательно участвовать. Будешь ждать в доме. Дани снял дом.
— Да, я знаю, но не смогу держаться в стороне, пока ты будешь в зоне обстрела.
— Тогда…
— Ох, Энни, давай для начала долетим до Испании, — выпалил я, теряя терпение.
У меня не было сил с ней спорить, отказывать ей. Я понимал, что действительно не смогу отпустить Энни с Даниэлем вдвоем, но и купаться в томатном соке совершенно не имел желания. Похоже, придется. Осталось только смириться с этим.
Энни сжала губы и опустила голову, явно обидевшись на мой повышенный тон. Как на зло, подошла наша очередь, и я смог заговорить о личном только в зале ожидания.
— Детка, не злись, ладно? Обсудим это чуть позже. Возможно, я смогу отговорить тебя.
Она впервые за это время посмотрела на меня, в глазах сверкнуло лукавство.
— Возможно да, но скорее всего — нет, — улыбнулась она. — Но ты постарайся. Вдруг.
Я притянул ее к себе и поцеловал глубоко и страстно, наплевав на собственные принципы и народ вокруг.
Мы прошли на посадку и держались за руки, пока самолёт взлетал. Гул турбин напомнил мне иную вибрацию, которая совсем недавно сводила с ума. Та ночь была невероятной, совершенной, волшебной и безумной. Мы с Аней словно познали нечто запретное и такое важное. Нам было так хорошо вдвоем, но при этом я и она знали, что с Даниэлем будет еще лучше. Он должен был прилететь завтра сразу в Малагу. У нас оставался еще один день на двоих.
Я одновременно желал его продлить и торопил. Аня все чаще говорила о Дани. Не только в контексте Томатной битвы, вообще. Она скучала по нему и буквально загоралась, вспоминая моего друга или разговаривая с ним по телефону.
В Севилье мы взяли машину в прокате и отправились до Малаги. Я немного знал о жизни Даниэля в Испании, но точно помнил, что он родился и вырос у моря, в Андалусии. Именно туда мы и направлялись.
Я уже бывал в Испании, но Аня, похоже, видела ее впервые. Ей было все интересно. Она часто открывала окно, запуская с салон горячий воздух сиесты. Нас даже остановил полицейский, чтобы предупредить мою пассажирку, что опасно вылезать из машины на ходу.
Я уверил его, что больше такого не допущу, вспомнив школьную программу испанского. Я хорошо учился, и языки мне давались легко.
Едва мы отъехали, ладошка Энни заскользила по моей ноге.
— Ты такой горячий, когда говоришь по-испански, — замурлыкала она, царапая ногтями по моим шортам.
Поездка до отеля превратилась в ад. Аня все время трогала меня, но едва я бросал на нее вопросительный взгляд, она изображала искреннее недоумение.
— Что? Нельзя? — спрашивала она, наивно хлопая глазами.
Разве мог я ей запретить?
Нет, но сам при этом сходил с ума от желания взять ее прямо в машине или попросить отсосать мне, на ходу. Похоже, все шло к чему-то подобному, потому что шаловливые пальчики Ани пробирались все дальше и дальше. Ближе и ближе к моему члену. Она остановилась только благодаря потрясающему виду.
— Ох, Алекс, можешь притормозить здесь? Я хочу спуститься.
Я припарковался на тупиковом съезде чуть дальше. Горы образовывали небольшую долину с пологим спуском и естественной бухтой. Спустившись, мы не увидели, ни дороги, ни машины.
— Невероятное место, — проговорила Аня.
Она развела руки в стороны, и ее свободная туника развевалось на ветру. Я был уверен, что сейчас мой порочный ангел расправит свои крылья и взлетит над морем, но она лишь вдохнула соленый ветер и махнула рукой.
Сбросив одежду, Аня вошла в воду. Абсолютно голая. Я выругался и поспешил за ней.
Мы плавали и смеялись, ловили друг друга под водой и целовались. А потом Аня крикнула:
— Смотри, там какая-то лестница. Давай поднимемся.
Прежде, чем я успел сказать, что это не лестница, а ее подобие, естественно созданное волнами, которые разбивались о скалу, Аня поплыла вперёд.
— Энни, нет, стой. Это опасно.
Но какое там? Она упорно рвалась вперед, пока не достигла скалы. Цепляясь за выступы, аккуратно переставляя ноги, Аня выбралась из воды и устремилась вверх. Я, конечно, следовал по пятам, зажмуриваясь каждый раз, когда ее нога чуть соскальзывала, пока мы не постигли пика.
Высота была приличной и манила шагнуть вперед. Аня застыла на самом краю и я схватил ее за плечи.
Но Аня, кажется, и не собралась делать глупости.
— Дани рассказывал, что прыгал в море с такой скалы.
Она прижалась спиной к моей груди, и я чувствовал вибрацию волнительной дрожи, что гуляла по ее телу.
— Дани отмороженный на всю голову адреналинщик, Энни. — ответил я, чуть расслабляясь, потому что Аня, кажется была в уме, в отличие от моего друга. — Он готов лететь на вертолете, чтобы воткнуться головой в сугроб или прыгнуть со скалы в море. Это не значит, что ты должна быть такой.
— Нет, конечно, — засмеялась она. — Но…
Аня оттолкнулась от меня сделала два шага вперед и замерла на самом краю. Я остолбенел от ужаса, не смея двинуться.
— С ума сошла? Ты же не собираешься прыгнуть?
Она обернулась, обжигая меня безумным взглядом и самой соблазнительной на свете улыбкой.
— А мы ведь уже прыгнули, Алекс, — прошептала Аня.
Я бы зажмурился, но глаза упрямо смотрели, как она вытягивается в струнку и отталкивается ногами от края плато.
— Аня, — закричал я, отринув, наконец, оцепенение.
Она идеально вошла в воду и через несколько бесконечно долгих секунд вынырнула на поверхность.
— Будь она все проклято, — выпалил я, разбежался и прыгнул за ней следом.
Говорят, перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами, но я чувствовал только легкость безумия и невероятное адреналиновое возбуждение. Вода расступилась передо мной, и я тоже, как и Аня, достаточно быстро вынырнул.
Едва я открыл глаза, то увидел ее. Мою безумную сирену. Что за песни она мне пела, от которых я потерял разум?
Не знаю, но надеюсь, она не замолкнет, потому что мне невероятно нравиться быть сумасшедшим.
Мы поплыли к берегу, но каждую минуту отвлекались, чтобы целоваться, ласкать друг друга. Когда я уложил Аню на песок, возбуждение достигло пика. Мы не разговаривали, только растворялись в желании делиться друг с другом этими волшебными ощущениями. Наше помешательство раскрашивало небо
