что оба болеют за «Даймондбэкс»[1]:
— Думаете, они не зря сменили тренера в середине сезона?
— Уверен, теперь у парней есть все шансы разнести «Доджеров».[2]
Какой искусный лжец! Вряд ли до сегодняшнего дня Рид вообще слышал о местном клубе, но ведет себя так, словно был на каждом матче.
Закончив раскладывать еду, мама с любопытством тянется к моей руке.
— Милая, покажешь кольцо?
Ну что за невезение? Теперь ложь требуется и от меня, потому что никакого кольца нет.
— Я его… не взяла…
Как назло в голову не приходит ни одного оправдания.
— Отчасти это моя вина, миссис О’Мара, — отложив вилку, Рид накрывает мою руку своей и заставляет переплести пальцы. — Мы с Кэтрин чуточку повздорили. Она оставила кольцо и умчалась домой.
— И вы поехали за ней, чтобы помириться? — с явным одобрением уточняет отец.
Рид пожимает плечами, словно ответ напрашивается сам.
— Я старомоден и посчитал звонок неуместным.
— Это так мило, — мама восторженно гладит его по предплечью, а затем поворачивается ко мне. — Кэти, а почему вы поругались?
Вот же сукин сын! Теперь на меня с осуждением смотрят собственные родители.
— Это из-за… — запнувшись, я встречаюсь взглядом с насмешливыми глазами Рида и гордо вскидываю подбородок. Раз этот надменный гад глумится, почему бы не ответить достойно. — Все дело в работе Ридана, мам. Мне не нравится, чем он занимается.
Пусть тоже выкручивается. Не одной же мне краснеть.
Но Рид справляется, не раздумывая:
— Раньше я был гонщиком, миссис О’Мара. А сейчас продаю спорткары.
— Так вот почему «Феррари», — понимающе кивает мама. — Как дань бурному прошлому.
— Вы очень проницательная женщина, — подмигивает Рид, и пока мама млеет от комплимента, продолжает небрежным тоном: — Ну а Кэтрин, как любой хороший эколог, не приветствует загрязнение окружающей среды. Но я вас уверяю, каждый автомобиль проходит проверку.
— Вы действительно поругались из-за такой мелочи? — мама укоризненно цокает языком. — Кэти, какая же ты идеалистка.
С пунцовым от досады лицом я смотрю на отца в надежде на поддержку, но Рид умудрился и его расположить к себе.
— Не будь слишком предвзятой, — как в детстве отец снисходительно похлопывает меня по руке.
— Ведь мы с папой тоже ездим на машине, — хихикает мама и снова переключается на гостя. — Останетесь на обед, Ридан?
— Увы, нет, — он мастерски разыгрывает сожаление. — Не хочется лишать себя кулинарных изысков, но нам пора ехать.
Я готова выть от бессилия. Господи, почему никто не замечает фальши, которой пропитан воздух?
— Вы же отпустите Кэтрин со мной? — ладонь под столом снова накрывает мое колено.
— Как мы можем возражать? — мама с энтузиазмом подкладывает пюре в опустевшую тарелку Рида.
Безошибочно определив ее слабость, он манипулирует стремлением накормить:
— А можно мне еще вашей фирменной подливки?
Мамины щеки заливаются румянцем, а я уговариваю себя не закатывать глаза. Какая же она доверчивая!
— Невероятно вкусно, — Рид с аппетитом принимается за еду. — Вы идеальная хозяйка, миссис О’Мара. Мы как-то приглашали на презентацию Марту Стюарт[3]— так ей до вас как до Канады пешком.
Даже дьявол не столь искусен в речах.
— Прошу, зовите меня Абигейл, — мама покорена окончательно.
А ведь эта беспечность может стоить ей жизни. Она и убийцу пустит в дом, если услышит, что тот прибыл от Рида.
Не в силах выносить, как родители восхищаются мерзавцем, я поднимаюсь из-за стола.
— Простите, ненадолго вас оставлю. Пойду… соберусь, — надеюсь, повод звучит убедительно.
Внутренне закипая, я взлетаю по лестнице на второй этаж. Закрыв дверь, упираюсь ладонями в стену и тихонько всхлипываю. Я в западне. И что бы ни придумывала, нет способа выбраться.
Рид везде. В мыслях. В следах на теле. В аромате, который даже на расстоянии улавливает обоняние. Проклятый симбиоз соленой воды и ветра — преследует и вынимает душу.
Нужно избавиться хотя бы от него. Немедленно!
Сбросив одежду на коврик возле кабинки, я выворачиваю вентили до упора и яростно втираю в кожу первый попавшийся гель. С параноидальным рвением смываю и наношу снова, везде, где прикасался Рид, но тонкий шлейф бриза по-прежнему тянется по воздуху, опутывая меня плотным клубком.
— Не могу, — я рыдаю от безысходности под горячими струями. — Больше не могу.
Рид не оставит меня в покое. Кажется, я даже слышу его голос поблизости. Скрип лестницы. И шаги. Или… это не галлюцинация?
Схватив с крючка полотенце и кое-как накинув на себя, я выскакиваю из ванной. Так и есть, Рид в моей комнате — аккуратно прикрывает дверь.
— Что вы здесь делаете? — отшатнувшись, я еще плотнее заматываюсь в махровую ткань.
— Сказал твоей матери, что потороплю со сборами. Она не возражала, — Рид небрежно опирается о книжный шкаф и с любопытством разглядывает спальню.
Вторгается в личное, куда я пускаю лишь близких. Цинично изучает мою жизнь, и я почти отчетливо ощущаю, как все, чего касается его взгляд, покрывается грязью.
Постеры, полароидные фото с Зоуи, распечатка первой статьи для школьной газеты, диплом за рассказ о борьбе с пожарами — хочется сорвать их со стен. Не дать испортить мое прошлое, ведь настоящее и будущее Рид уже растоптал.
Когда он поворачивается ко мне, становится еще хуже. Я чувствую себя липкой и дурно пахнущей, несмотря на то что минуту назад вышла из душа.
Вот черт! Я же почти голая!
Попятившись, я пытаюсь удержать сползающее полотенце.
— Дайте мне одеться…
— Это лишнее, — с хищным оскалом Рид сокращает расстояние между нами.
О, нет! Он же не собирается… прямо здесь?
— Я буду кричать.
Угроза заставляет его улыбнуться шире.
— Рискнешь позвать родителей? Ну давай, удиви меня.
Высший пилотаж шантажа. Рид знает, что я блефую, и мне нечего возразить. Разве только попытаться заболтать. Выставив перед собой ладонь, я тараторю на одном выдохе:
— Послушайте, я все поняла. И больше не исчезну без предупреждения… Я ведь просто поехала домой! На один день!
Перехватив запястье, Рид нависает надо мной и вдавливает в стену.
— Ты понимаешь, что я могу с тобой за это сделать? — вторая рука скользит по бедру и бесцеремонно задирает полотенце.
Взвизгнув, я сбрасываю с себя настойчивую ладонь… и запоздало понимаю, что отвлекающий маневр был нужен именно для этого. От инстинктивного рывка полотенце сползает само,
