— Буду ли я здесь, когда ты снова проснешься? Разумеется.
— Еще раз скажешь, что втюрилась в меня? У меня страх, что я усну и все забуду. Голова болеть начала.
— Если забудешь, я напомню.
— Точно?
— Точнее не бывает. А если посмеешь откосить и сделать вид, будто просто ударился головой и не предлагал стать твоей невестой, еще и припомню…
Снова осторожно поцеловала Гордея, он шевельнул губами, захватывая мои губы. Легкий поцелуй, едва заметный, но сколько в нем было чувств, искренности, я таяла, меня будто несло куда-то ввысь.
— В коридоре мои, да? — уточнил.
— Да. Твои. Позвать?
Я не успела сказать, что в коридоре Гордея ждут только его друзья, Мерзликин сам попросил:
— Дубину первым позови. Он спокойнее, плюс Грома настроит. Того пускать первым нельзя. Он не всегда контролирует свои эмоции и язык. Родителям пусть сообщат позднее.
— Откуда ты знаешь, что родители не ждут тебя в коридоре?
— Я бы очень удивился, если бы ошибся. Но я не ошибся?
— Да. Ты не ошибся.
Мне стало неловко. Вроде бы не мой проступок, но все равно немножко стыдно за других.
— Брось, это давно не трагедия для меня. Позови Дубину. Слышу, как они шумят. Зови скорее, пока этот цыганский табор не выгнали из больницы.
***
На следующий день мне осталось сделать только одно — приехать к Кириллу.
Я так и не нашла в себе силы посетить его после проваленной годовщины. Тогда мне было стыдно, страшно…
Как я только не корила себя за желание жить дальше, не понимала, что меня держит.
Валентин оказался прав: иногда броня тоски, в которую себя загоняешь, оказывается сильнее всех прочих чувств. Подкрепляемая тайными сомнениями и призрачным чувством вины, она не давала мне двигаться дальше.
Но теперь я чувствовала, что освободилась, что пора сказать ему: прощай.
— Спасибо тебе за все. Ты навсегда останешься моим первым. Без тебя не было бы меня такой, какая есть. Спасибо.
После меня к могилке Кирилла подошел Валентин, посидел немного, потом мы уехали.
— Мне кажется, я тоже отпустил его только что, — признался Валентин. — До этого не мог. И любил его, и хотел его жену, и постоянно мысли гонял, как бы это все… С червоточинкой. Знаешь, как говорят, иногда даже мысли о преступлении — уже преступление. Так и я… Но сейчас, как камень с плеч свалился. Теперь только приглядывать, чтобы другой тебя не обижал.
— Спасибо, — я смахнула слезинки. На сердце была легкая, но светлая грусть, а еще много мыслей о хорошем, от которых улыбка не покидала лицо. — Думаю, все будет хорошо. Мы справимся.
Глава 42
Глава 42
Гордей
Отходняк начался не сразу…
Я лишь позднее, на следующие сутки понял, как сильно влип. И с аварией, и с признаниями, и предложением.
Может быть, поторопился, а?
Наверное, я поторопился. От шока предложил, не иначе!
Но тем же днем ко мне наведалась мама. Цветы, фрукты, пожелания здоровья. Между фразами “Уверена, ты поправишься!” и “Мне нужно с тобой кое о чем поговорить…” прошло секунды три, не более.
Честно, я даже не удивился, что мама не заострила внимание на моем здоровье. Так всегда было: стоило мне поломаться, она лишь качала головой: “Сам виноват, Гордей! Кто просил тебя рисковать? Теперь пожинай плоды…”
— Гордей, твой папа рассказал мне кое-что. Признаться, я была поражена до глубины души. Но в то же время я знаю, что произошло всего лишь небольшое недоразумение, верно?
Мама подобралась поближе, накрыла мою руку своей, сжала пальцы и улыбнулась:
— Иван рассказал, что ты отказался от управления его фирмой. Более того, посадил в кресло генерального… любовницу. Фифу какую-то! — взмахнула рукой. — Уверена, ты всего лишь поспешил. Но, если поразмыслишь, как следует, то поймешь, как нехорошо подводить отца, который после стольких лет, наконец, признал тебя и оценил по достоинству! Он подарил тебе свое детище, ты же не будешь расстраивать папу, верно?
Мама улыбнулась с видом, будто мне было пять, и она объясняла, что папу расстраивать плохим поведением нельзя. Вот только мне давно не пять…
Мне кажется, я повзрослел рано и стал совершенно взрослым, еще когда бабы и деда не стали. Они мне были как родители… Без них я, имея и мать, и отца, чувствовал себя сиротой.
Потом появились друзья — они мне словно семья, теперь…
На сердце потеплело быстрее, чем я произнес про себя мысль: теперь у меня есть Коброчка. Влада…
Генеральная моих, мыслей, члена… Всего тела, в целом.
Пожалуй, даже сердца.
Я не из тех, кто признавал романтику и прочую чушь про влюбленное сердце.
Но отчего-то же мне стало так тепло? Всего лишь от мыслей.
Влада ждала меня в больнице. Узнала все и ждала…
А ее взгляд, дрожащие пальцы, слезы?
Слова…
“Мой хороший…” и такая нежность в прикосновениях! Убила наповал, просто убила…
Поразила меня в центр самого существа!
Окей, я сдался.
Устал, должно быть, строить из себя гордого и независимого.
Мыслями я только возле нее и вился, стоило это признать.
Авария же расставила все по своим местам.
Я так испугался, когда слетел с трассы. Испугался не за себя, испугался за Владу, что толком и не дал понять, насколько все, что между нами произошло, стало особенным. Не хотелось бы, чтобы она запомнила меня таким, каким я выставил себя, не желая поступаться собственной независимостью!
— Все же решится, Гордей? — снова улыбнулась мама. — Твое решение было опрометчивым, и…
— Нет. Все не так! — ответил я.
Именно сейчас, когда вокруг меня и Влады закрутились какие-то родительские интрижки, я понял, что вчера не поспешил и не сморозил глупость, когда сказал, что хочу видеть Владу своей невестой, а в дальнейшем — женой!
Все правильно я сказал, сделал…
Стоило только возникнуть на горизонте призрачной угрозе моей Коброчке, как я был готов поднять щит и просто мочить всех налево и направо, не считаясь с количеством жертв и не смотря, кто стоял передо мной. Родители влезли? Значит, их головы с плеч полетят!
— Во-первых, отец подарил мне эту фирму не от чистого сердца. Если бы родной сын не снаркоманился окончательно, ничего бы мне не перепало. И вчерашние заявления о какой-то невесте, спешно нарисовавшейся, наталкивают меня на мысли, что отец подсуетился не просто так. Явно захотел прыгнуть выше, подумывал о выгодном браке и считал, что я, обоссавшись от радости быть признанным сыном, сделаю все так, как ему хочется? И, конечно, ты сама… Твой миг славы, выхода из тени вечной любовницы! Да?
Лицо матери перекосило.
— Кажется, я попал в точку. Итак. Отец подарил мне фирму. Теперь я — ее владелец. В кресло генерального я посадил достойного сотрудника. Самого лучшего. И ты ошибаешься, назвав ее моей любовницей. Это моя невеста и будущая жена. Поэтому будь добра… Уважительнее! — рявкнул так, что мама вздрогнула и покачнулась на стуле.
— Что… Но, Гордей…
— Говорят, дареному коню в зубы не смотрят. Но, я, блин, посмотрю так, будто я долбаный лошадиный стоматолог. И если увижу, что подарочек мне боком выходит, швырну этот презент обратно. Оставьте в покое Владу, и точка.
— Ты не можешь швыряться подарками отца, Гордей! Не можешь…
— Могу. Я зарабатываю на своем бизнесе в разы больше, а ты… Ты ни разу даже не сказала, что гордишься мной и моими достижениями, — усмехнулся горько.
— Я горжусь. Я очень…
— Плевать, в целом. Свое слово я сказал. Делайте выводы… Передай отцу, пусть перестанет мутить воду. Или я обрываю все связи с вами, забираю Владу и закрываю эту дверь.
— Ты не можешь… Мы же семья.
— У меня будет семья. Надеюсь, очень скоро. И, если я что-то понял в этой жизни, то свою семью… не дают в обиду. Никогда. Никому. Жаль, что ты так этого и не поняла.
