Следующим утром разбудили медсестры с капельницами, уколы и новый обход. В этот раз опять пришел тот суровый дядечка с тяжелым взглядом, которого я впервые увидела в послеоперационной палате. Теперь я уже знала, что это Петр Иванович – местный светила и по совместительству зав отделения.
- Так, Гулико Теймуразовна…- он остановился у моей кровати, третьей по счету, и зашелестел листами медицинской карты, - Как самочувствие? - резанул по мне проницательным отстранённым взглядом.
- Нормально, - села на кровати, поправляя футболку.
- Ну по анализам я бы так не сказал. Ложитесь обратно, давайте живот пропальпируем.
Снова откинулась на спину, задирая майку и приспуская пижамные штаны. Холодные пальцы доктора вызывали мелкую дрожь и точечную острую боль внизу живота.
- Так...Так… А тут? – надавливал сильнее, и я кривилась от неприятных ощущений.
- Ну…жить будете, - обнадежил доктор, оправляя мне футболку обратно, - Но вообще конечно, так бы в угол поставил. Что ж вы, Гулико Теймуразовна, не в курсе о рисках аборта для нерожавшей девушки, да еще в таком юном возрасте, а?
- В курсе, - прохрипела, облизывая губы, чувствуя, как загораются щёки болезненным румянцем, особенно почему-то левая, будто смотрит кто-то в упор, - Но ведь всё будет хорошо?
- А вот это я не знаю, Гулико Теймуразовна, но… Будем надеяться. Отдыхайте пока, и гематоген в прикуску с чаем не забывать. С вашей анемией в ближайший год точно. Молодой человек, а вы собственно к кому? Часы приёма позже, - доктор резко обернулся в сторону приоткрытой двери.
И я тоже. И на миг решила, что сердце у меня сейчас разорвется – так больно его кольнуло, прострелив до самого локтя. Лёвка, одетый по форме, с огромным букетом розовых роз, пустой трехлитровой банкой, бледным как смерть лицом и горящими глазами, прожигающими меня насквозь, словно прямо сейчас решил затащить меня на костёр.
- К Гулико Теймуразовне я, - кивнул в мою сторону, так и не смотря на доктора, - Которая про аборты не знает. Простите, что в это время. Когда смог.
45. Гулико
- Ясно, несостоявшийся отец, значит, пожаловал, - хмыкнул доктор, захлопнув мою медицинскую карту. Обвёл строгим взором бледного, взведенного как курок Лёвку с ног до головы, задержался на огромном букете в его руке, таком неуместном сейчас, и посмотрел прямо в глаза, - Что ж вы так, молодой человек, девушку не бережете? В мелочах вон предупредительные. Баночку для веника своего притащили…А как о здоровье подумать…
Лёвка медленно сморгнул, наконец переведя болезненно горящий взгляд с меня на врача.
- Виноват, - отчеканил хрипло.
- Молодежь, - махнул доктор рукой, - Идите уж в коридоре подождите, а вообще приемные часы советую выучить, нечего в женском отделении просто так шастать. Всё понятно?
Лёва только кивнул, резанул меня взглядом напоследок и скрылся за дверью, тихонечко её за собой прикрыв.
Я попыталась вдохнуть и так и не смогла - словно все ребра внутрь вдавили. В голове набатом билось – не простит! Я вдруг четко, каждой клеточкой поняла, что всё. Это всё! Это ощущение ещё не сформировалось полноценной мыслью, но уже пропитало меня насквозь. Жгучая, невыносимая безысходность. Доктор ещё говорил мне что-то по поводу назначений, а я лишь смотрела невидящим взглядом на пуговицы на его халате, тихо внутри умирая. Ещё несколько минут отсрочки, и я в коридор вслед за Лёвой как на казнь выползу.
Наконец Петр Иванович ушел. А я так и сидела на кровати, собираясь с духом.
- Хорошенький какой он у тебя, статный, - донесся будто сквозь толщу воды голос соседки по палате, женщины лет сорока, - Что ж к курсанту своему не идешь? Ждет же.
- Уже иду…- вздрогнула от неожиданности и сползла с больничной койки.
Выйдя в коридор, Лёвку увидела сразу. Он сидел на самой дальней одинокой кушетке, широко расставив ноги, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях, а рядом стоял несчастный букет роз в уже наполненной водой трехлитровой банке – медсестры наверно помогли.
Сгорбившись и обняв себя за плечи, побрела к нему. Тихонечко присела рядом на самый край в ожидании, когда повернется и посмотрит на меня. Посмотрел. Так, что зубы застучали, словно на мороз выбежала.
- От меня? – кивнул на живот.
Мигом вспыхнула так, что по ощущениям уши реально загорелись. Видимо, выражение лица у меня было слишком очевидным, потому что дальше Лёвка на эту тему говорить не стал.
- Почему не сказала тогда? – и в серых, потускневших глазах такая стужа.
Молчала, чувствуя, как горло сдавливает все сильнее слезливый удушающий ком. Судорожно втянула воздух носом, пытаясь держать себя в руках – не разреветься.
- Это что-то неважное что ли? Мне знать необязательно? – шепотом начал повышать Лёвка голос, заводя сам себя, - Это в первый раз вообще? Или я уже давно таким дебилом расхаживаю?!
- Л-лё-ёв…- жалобно запищала, съеживаясь от волны ледяной агрессии, которая от него исходила.
Била наотмашь. Даже не слова, а эта энергия отторжения. Осязаемая, колючая, злая.
- А хотя зачем мне говорить, да, Гулёна? Вдруг ещё отговаривать начну, замуж предлагать, а ведь тебе некогда, у тебя же эти…эти ебаные танцы! – всё-таки не выдержал и выкрикнул мне в лицо, так что эхо глухо прокатилось по коридору.
- Молодые люди! – тут же в ответ предупреждающе гаркнула медсестра на посту.
Лёвка сцепил зубы, сжал кулаки, раздувая ноздри и сжигая меня лихорадочным взглядом.
- Это ведь так, Гуль? – опять заорал свистящим шепотом, с трудом сдерживаясь, - Я ведь блять никто, да, Гулька, на задворках там, где-то… Можно отложить, можно не спросить, можно не сказать. Все равно всё схаваю. Всё равно прибегу. Как собачонка. Такой я для тебя?!
- Лёвочка, не бросай меня пожалуйста, Лёва, пожалуйста, я тебе очень прошу, - зачастила, осознав, к чему он ведет. Паника ошпарила кипятком, слёзы полились из глаз без остановки. Стала хватать его руки, но он вырвался, обхватила тогда колени, уткнулась в них лицом, чувствуя, как он весь каменеет, не желая моего прикосновения, но только вцепилась крепче, заходясь в рыданиях, - Лёв, пожалуйста, прости. Прости меня, не надо! Не броса-а-ай…!!!
- Это ты меня бросила. За нас двоих выбрала, - глухо отрезал и оттолкнул от себя.
Я не видела, как он ушёл. Он как-то мгновенно и бесповоротно исчез без следа из моей жизни, будто так и оставив навсегда рыдать на той кушетке в коридоре.
***
Конечно, моя жизнь на этом не закончилась.
Я еще была так молода, и она только начиналась, но ещё раз так влюбиться я уже больше не смогла. Да и не хотела, честно говоря. Зачем? Такая боль… У меня был мой балет, мои «ебаные» танцы, моя сцена. И эта была безопасная любовь, щедро одаривающая взаимностью, дающая крылья, эндорфины, чувство нужности, ощущение полета. Всю энергию я перенаправила туда.
А мужчины…
Они постоянно присутствовали в моей жизни, но глубоко уже не задевали.
Первые полгода после аборта будто выпали из моей жизни, я восстанавливалась душевно и физически, приходила в себя. А потом ничего, расходилась. И даже смогла исполнить летний контракт, который выиграла, не подведя спонсоров.
После лета в моей жизни снова появился Гела, которого до этого я отправила куда подальше, не в силах выносить никого около себя. Он был настойчив, но грань не переходил, просто водил на свидания в рестораны, кино, приглашал в гости на семейные ужины. А мне уже было просто всё равно. Не вызывает отторжения, нравится моим родителям, так почему нет?
Я обозначила достаточно жесткие условия – никакой свадьбы, пока я не закончу учебу и дети как можно позже – мне необходимо отработать в театре хоть пару лет, закрепиться, выйти на главные роли. Гела, скрипнув зубами, согласился, так что я просто не видела повода с ним рвать.
Свадьбу мы сыграли сразу после моего выпуска, зажили неплохо. Меня приняли в Краснодарский театр оперы и балета, пообещав максимально быстро перевести в примы, и я безвылазно пропадала на спектаклях и репетициях. Геле же на свадьбу отец отписал два торговика и один небольшой бизнес центр, и он тоже без отдыха носился по делам. Встречались мы в итоге редко, не успевая начать сильно друг друга раздражать, секс был вполне качественный, хоть я и обнаружила, что с ним становлюсь маниакальной приверженкой чистого тела. Интим только после душа, сразу после опять в душ. С Лёвкой такого не было никогда, а тут перекрыло напрочь. Но у каждого из нас свои пунктики, верно?
