Ее ухмылка выворачивает меня наизнанку. Завораживает меня.
— Это не может быть лучше, чем мороженое.
— О, но это так, — поддразниваю я, чмокая ее в нос.
Эта улыбка становится шире.
— Что может быть лучше, чем это?
Мне показалось, или она звучала с придыханием? Ее глаза расширились? Расслабились ли ее мышцы?
— «К северу через северо-запад».
— Иди ты! — визжит она, обвивая меня за шею и пряча лицо в изгибе.
Пожалуйста, не садись на меня снова. Я не уверен, что смогу принять это, не попав в тюрьму.
— Где?
— На сиденье моей машины, — говорю я ей.
Как идиот или, может быть, это было благословением, я забыл DVD, когда приехал. Меня больше беспокоило то, что мороженое тает.
— Как насчет того, чтобы посмотреть еще одну серию «Острова Гиллигана», и я пойду возьму диск. То есть… если ты не слишком устала.
— Я не слишком устала.
Но она устала. Она как будто угасает.
Мои губы находят путь к ее лбу и задерживаются слишком долго.
— Время принять обезболивающее?
Она колеблется.
— Может быть.
— Хорошо. Оставайся здесь и отдыхай. Я принесу тебе воды.
Я только соскальзываю с кровати, когда она хватает меня за руку и дергает, пока я не оглядываюсь на нее. Время останавливается, когда она просто смотрит на меня и дышит. Кажется, будто она хочет что-то сказать, но не может.
— Что случилось? — спрашиваю я, не зная, что делать. Мое сердце вырывается из груди.
— Ничего. Я просто… — она останавливается. Облизывает свои розовые губы. Мой член снова начинает расти. — На сколько ты планируешь остаться?
Я останусь до тех пор, пока она просит.
— Выходные подходят?
Я горю изнутри, когда она сияет. Ее улыбка ненормальная, широкая из-за припухлости, но она все равно захватывающая. Она сияет. Ее глаза сверкают, и я клянусь, что она светится, как полная луна в ясную ночь, когда она так смотрит на меня. Это то, что мне нужно. Чего мне не хватает.
Она медленно и вяло моргает.
— Это идеально. Люблю тебя, Кэл.
Мои глаза на мгновение закрываются, желая, чтобы ее слова значили больше, чем есть на самом деле.
— Я тоже люблю тебя, Лебедь.
Больше, чем ты думаешь.
Я хочу поцеловать ее. Почувствовать, как ее губы впервые прикасаются к моим. Убедиться, что она знает, что должна быть моей. Но когда я это сделаю… когда мои губы наконец сольются с ее губами… это будет последний первый поцелуй в моей жизни. Я планирую целовать одну женщину до конца своей жизни. Единственную. Маверик ДеСото.
Глядя в невинные глаза, я напоминаю себе, что она совершенно не готова к этому.
Я нежно улыбаюсь и сжимаю ее руку, беру воду, а потом обнимаю ее, пока она дрейфует между сном и бодрствованием в моих руках.
Мы смотрим Кэри Гранта «К северу через северо-запад» четыре раза в эти выходные.
Блаженное совершенство.
Глава 15
Семь месяцев и одна неделя назад
Маверик
— Куда мы идем? — спрашиваю я в восьмой раз.
И в восьмой раз Кэл терпеливо отвечает точно так же, как и в предыдущие семь.
— Это сюрприз, Лебедь.
Но я уже знаю. Как только мы выехали на I-35, я все поняла. Между Канадой и нами мало что есть, кроме десяти тысяч озер.
Кэл забирает меня на «длинные выходные». Сегодня исполняется четыре с половиной месяца со дня нашей свадьбы. Он все делает нестандартно. Это одно из самых привлекательных качеств в нем. Поэтому он берет выходной. Договаривается с людьми о работе в пекарне на все выходные, пока меня не будет. Он даже собирает для меня вещи, говоря, что точно знает, что мне нужно.
Он берет мою руку, целует ладонь и кладет наши переплетенные пальцы себе на колени. Рядом с его членом. Членом, более талантливым, чем я могу себе представить.
Да…возможно, я представляла. Раз или два.
Никогда не забуду, как впервые почувствовала, как он прижимается ко мне. Я была молода, незрела, неопытна. Понятия не имела, что девушка могла сделать, чтобы возбудить парня так сильно, что его член из вялого превратился в твердый менее чем за пять секунд.
У меня было четыре дня на восстановление после удаления зубов мудрости. Я помню, как проснулась от сна, вызванного обезболивающими. Кэл прижимался ко мне сзади. Мы были в моей спальне с закрытой дверью, на заднем плане крутился повтор «Острова Гиллигана». Мои родители безоговорочно доверяли Кэлу, хотя ни одному другому мальчику не могло сойти с рук присутствие даже кончика пальца на ноге в моей комнате без сопровождающего, Кэлу всегда сходило.
Кэл рукой прижал меня к своему телу. Его нога была перекинута через мою. Наши тела были прижаты друг к другу от плеча до голени. Его размеренное, ровное дыхание щекотало мне ухо. Лежа в его объятиях, я чувствовала себя иначе, чем когда-либо прежде. Я разгорячилась. И покраснела. Тепло его тела заставило меня загореться с головы до ног. Я извивалась, пытаясь устроиться поудобнее, когда почувствовала его. Он был твердым. Таким чертовски твердым, толстым и длинным. Когда я извивалась, чтобы убедить свой неопытный почти шестнадцатилетний мозг, что я не чувствую то, что думаю, Кэл простонал мое имя, но при этом не проснулся.
Я лежала неподвижно, как раненое животное, не зная, что делать дальше. Это тепло, растекающееся по мне, становилось все жарче с каждой секундой. Особенно между ног, где начало болеть и желать чего-то, чего никогда раньше не желало. Я все еще была влюблена в Киллиана, но впервые представила, каково это — поцеловать моего лучшего друга. По-настоящему поцеловать его. Не чмокнуть в щеку, как в тот раз, когда он пытался меня поцеловать, когда мне было десять. А настоящий поцелуй с языком, тяжелым дыханием и страстью.
— Ты проснулась, Лебедь? — прошептал он мне на ухо через несколько секунд. Я притворилась, что это не так. Затем он встал, пошел в ванную и пробыл там добрых десять минут. Дверь никак не могла скрыть происходящее по ту сторону. Его быстрое дыхание и низкое ворчание быстро выдали его.
Это было мое первое подозрение. Кэл испытывал ко мне чувства. Настоящие, помимо поедания мороженого и совместного просмотра старых фильмов. Вожделение было очевидным, но, когда я вспоминаю, как он держал меня, думаю, я всегда знала, что это глубже, чем безудержные подростковые гормоны.
Он проводил со мной каждую минуту в течение четырех дней. Я не понимала, как сильно скучала по нему в тот год, пока он не лег в мою постель, не посмотрел телевизор и не поухаживал за мной, как будто это было единственное, чем он хотел заниматься. Мы построили крепость из одеял и провели под ней весь субботний день, играя в глупые игры, болтая и дремля, когда мне нужно было принять обезболивающее. Он сделал мне виноградное желе, мое любимое. Позаботился о том, чтобы у меня была Китти МакГу, мягкая кошка, которую он подарил мне, когда мне удалили миндалины в семь лет. И мы съели целых два литра мороженого за четыре дня. Он заботился обо мне, как будто я уже была его.
Может быть, я и была.
— Ты такая ужасно тихая. О чем думаешь, детка?
Я позволяю своим глазам пробежаться по его профилю. Мощная челюсть. Аристократический нос. Пухлые, соблазнительные губы. Волнистые волосы, мягкие и густые. Потрясающий. Когда он расплывается в ухмылке, на моем лице она тоже появляется. Он знает, что я смотрю.
— Помнишь, когда мне вырвали зубы мудрости?
Он смеется. Мне очень нравится смешить его.
— Это было совершенно незабываемо, Лебедь.
— Почему ты так говоришь? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом. Я подтягиваю ногу к себе и кладу подбородок на согнутое колено.
— Как?
— Я не знаю. С этой ухмылкой?
— Какой ухмылкой? — спрашивает он, уголки его рта приподнимаются.
— Что ты мне не договариваешь?
Я хихикаю, тыкая его в руку. И вижу, как он поправляет свое достоинство.
— Знаешь, сколько раз я дрочил в те выходные, Лебедь? — он хватает меня за запястье и тянет мою ладонь к своему члену. Он уже твердый. Двадцать сантиметров совершенного великолепия. И такой толстый, что я не смогла бы полностью обхватить его, даже если бы захотела. Я сжимаю его пальцами, ногти царапают джинсовую ткань. Мои девичьи части начинают пульсировать.
